– Ключи! Ключи! Где же эти блядские ключи?! – я хлопал себя по карманам, шарил по приборной панели…
И тут, в кармане моих брюк глухо звякнула связка ключей. Я судорожно вытащил их, но никак не мог трясущейся рукой попасть в скважину… Наконец, ключ щелкнул… Машина вздрогнула… Но мотор никак не хотел заводиться… Визжал стартер… Я начал молиться…
– Боже, помоги мне!.. Боже, сделай так, чтобы машина завелась, чтобы я мог убежать!..
И, словно вняв моим мольбам, загудел мотор. Автомобиль рванул с места и помчался, не разбирая дороги, по жуткому лесу… Хлестали по лобовому стеклу шершавые еловые ветви, корявые сучья, словно пытались вспороть автомобиль вместе с краской…
– Фары!..
Я резко дернул выключатель, и свет фар замелькал меж летящими навстречу мохнатыми деревьями. Я хотел убежать отсюда, скрыться, исчезнуть, стараясь во что бы то не стало остаться в живых, но страшная сатанинская сила вертела автомобиль как хотела, по своему усмотрению. Она подхватывала его, как пушинку, и кружила в своем сумасшедшем необратимом вальсе. Она вздымала его над лесами, над долами, над лощинами, она вертела им как только хотела… Единственное, что мне оставалось сделать, это закрыть айзы и зажать локаторы ушами. Спустя какое-то мгновение, зловещий сатанинский смерч стал потихонечку ослабевать. Автомобиль стремительно спланировал вниз и с разгону впечаталася в корявую толстую сучью ель… Я пулей вылетел из салона, разбив башкой ветровое стекло, и шмякнулся мордой прямиком о дубовую дверь дома. Но тут же, спохватившись, вскочил на разбитые разболтанные шарниры и захлопнул ее изнутри на тяжелый дубовый засов…
На дом опустилась пронзительная могильная тишина… Но тут грохнула одна из новогодних хлопушек, спрятанная в шкафу, и на меня это подействовало, как укол булавкой на воздушный шарик. Я обмяк, упал и схватился руками за голову…
Очнулся я от тяжелого забытья. Разлепил глаза, и увидел, что прямо надо мной нависает чучело головы вепря со стеклянными блестящими глазами и оскаленным клыкастым ртом.
Я зажмурился и с усилием поднялся. От усталости и боли ноги почти не слушались меня. Я осмотрел свою испачканную грязью рубашку, измазанные, изорванные брюки, исцарапанные окровавленные руки…
В доме опять воцарилась тишина.
Перешагивая через кучи мусора и кала, я пошел в глубину бунгало. Внезапно тишину разорвали звуки музыки… Я осторожно оглянулся… По-моему, Бах!.. или Бетховен!.. Тьфу ты, черт, а не все ли равно?!.
Рядом с диваном, на котором лежал мой чемодан, стоял большой добитый радиоприемник, из которого с шумом и треском звучала громкая классическая музыка. Под громогласный вой и визг, раздавшийся вдруг невесть откуда, все вокруг передернулось, меня встряхнуло и несколько раз заклинило… Три раза свинцовая тяжесть охватила меня, потом отпустила. Опять все дернулось…
Шея, плечи и спина почувствовали какой-то драйв (или крутаз?): кароч, некое тепло, пропитанное легкими шевелениями, окутало все мои члены… Я ощутил, что сзади меня обнимают чьи-то теплые нежные руки – слегка трепещущие, словно в оргазме…
В воздухе сверкнуло, как будто проскочила молния…
На пол, рядом со мной, тут же упало что-то быстрое, ловко извивающееся, как игрушечная прорезиновая змея. Упало и стало стремительно уменьшаться в размерах. Мне показалось, что эта штуковина, как некое существо, умильно виляет хвостиком, словно бы приглашая взять ее с пола себе на руки, по-матерински приласкать и обогреть. В следующий момент что-то пронеслось мимо со слоновым топотом, опрокинув меня волной протухшего гнилого воздуха. Посыпались с полок банки с краской, падая на приемник, ломая его вдребезги. Музыка заглохла, приказав долго жить.
Мне не хватало свежего воздуха. Я кинулся к разбитому окну. Двор перед домом заливал призрачный лунный свет. И в этом свете я увидел крадущиеся к дому жуткие тени мертвецов…
Я отвел глаза…
В это мгновение две холодные костлявые руки возникли из ночной мглы, протиснулись в дом и схватили меня за кадык. От испуга я бешено заорал, но ответом был лишь визжащий, истерический хохот моей невесть куда запропастившейся подружки. Скрипучий старческий голос прогундосил на всю округу:
– Поцелуй меня, ну поцелуй же меня, милый!
Пытаясь освободиться, я повернулся лицом к дико визжащей и хохочущей Еве… Она была страшна, ужасна, да и просто невыносима! Посиневшая и позеленевшая, с развивающейся гривой седых волос, с горящими белым огнем глазами и сыплющимися во все стороны синими искрами, она дико верещала, произнося грозные проклятия в мой адрес. С оскаленных то ли зубов, то ли клыков, как сама смерть, падали хлопья пены. Я дергался и бился, как сумасшедший, пытаясь освободиться от цепких объятий ведьмы. И тогда я понял, что теряю рассудок, вернее, что уже его потерял… И действительно, меня как бы вырубило. А когда очнулся и снова открыл глаза, то оказалось, что я лежу в глубоком открытом гробу и с изумлением взираю на низкий закопченный потолок. Я закричал, пытаясь встать, но чья-то сильная незримая рука буквально вдавила меня в жесткое ложе. Я дергался, извивался как змея, силясь подняться, но освободиться от цепких объятий страшной силы я не мог. Наконец, все как будто бы исчезло… улетучилось… испарилось… Я стряхнул с себя оцепенение, тяжело поднялся из дощатого гроба и шатаясь пошел сквозь комнаты. Вот я наткнулся на дверь, открыл ее и попал в небольшой зал. Как-то здесь было не очень уютно. С потолка свешивались непонятно откуда взявшиеся болотные водоросли и тина, а может и не водоросли вовсе и не тина, а какие-то щупальца… У основания облупившихся стен, среди длинных, пожелтевших, полуизгрызенных мышами листков, на которых все еще виднелись несомненно кабалистические знаки, среди мерзких орудий смерти и разрушения – коротких, похожих на кинжалы ножей, покрытых ржавыми пятнами того, что некогда было кровью – лежали трухлявые черепа и кости, по крайней мере, трех десятков человек. Я с недоверием уставился на них, но мои гляделки не обманывали меня. Сумасшествие, да и только, как и мое собственное пребывание в этом страшном, проклятущем доме.
В буквальном смысле шатаясь как алкаш, я вышел из комнаты, и до меня, наконец, начало туманно доходить, почему я здесь оказался. Я понял, почему дом не выпускает меня. А все потому, что сам домишка представлял своего рода центр притяжения зловещих сатанинских сил, находящихся вне человеческого понимания и вне человеческой власти; и я знал, что уже заражен аурой этого места, и что в некотором роде оказался пленником, узником или очередной жертвой дома и его чудовищного проклятия…
Внезапно раздался стук во входную дверь…
Подняв лежавший у стены топор, я осторожно подкрался к двери и прижался ухом. За дверью слышалось всхлипывание и плач. На крыльце кто-то рыдал нежным голосом.
– Эй! Кто там?!
– Я это, Кристофер. Твоя Евушка, – послышалось в ответ сквозь всхлипывания. – Что с тобой, Кристоф, ты болен?
– Я?! Не зассывай мне мозги, ведьма!!
– Ну, вот опять ты о своем, – рыдания за дверью стали громче.
– За что же ты меня ведьмой-то называешь?
– Как это, за что??? Ты же мертвая…
– Да какая же я мертвая-а-а-а?? – зарыдала пуще прежнего Ева.
– Не с кладбища ли ты вернулась?..
– Да с какого нахрен кладбища?? Только мы из дому вышли, миленький, как ты на землю грохнулся. Я к тебе, а ты без сознания лежишь. Насилу тебя откачала. А ты, как меня увидал, закричал дико и по земле как ополоумевший кататься начал… И кричал все «ведьма» да «ведьма»! А потом, как прочухался, в дом бросился как угорелый. Дверь захлопнул на засов. Не сделай ничего с собой, Крисоф! Ты не в себе! Открой эту чертову дверь, Кристоф! Слышишь? Я боюсь за тебя, Кристоф!!!
В голове у меня перещелкнуло, и я засомневался: а вдруг действительно просто приступ?.. Наваждение?.. Галлюцинация?.. Но ведь со мной же такого раньше не случалось!.. Тьфу ты, это просто бред какой-то!!
От сердца отлегло, и я, отставив топор в сторону, отодвинул засов и распахнул дверь. В тусклом свете луны поначалу невозможно было разобрать, кто же стоит передо мной на крыльце. Внезапно сверкнула молния, и в ее мгновенном мертвенном блеске я увидел стоявшую. Волосы зашевелились у меня на голове. Вытянув перед собой посинелые руки, весь в засохшей бурой крови, ко мне двигался бесшумно, как воздух, безголовый труп Евы.
Вот-те на!! Вот так фокус!!!
– Где ты? – раздался меж тем загробный голос из самого нутра чудовища.
Захлопывая дверь, я навалился на нее плечом. Но было рано вздыхать о победе. Ева, споткнувшись на ступенях крыльца, рухнула с вытянутыми в дверной проем руками, более всего похожими на клешни. Дверь никак не хотела закрываться, защемив жуткие ручищи мертвечины, и поэтому я не мог задвинуть засов. Ведьма-зомбиха навалилась на дверь всем телом. Упираясь в дверь изнутри, я ужаснулся огромной силище зомби-мертвеца.
Постепенно – миллиметр за миллиметром, сант за сантом – дверь поддавалась под ее, невиданной силы, давлением. Я терял уже последние остатки сил и терпения, как вдруг рука наткнулась на рукоять топора. Зажав в пальцах страшное орудие, я одним махом отсек обе клешни Евы-мертвеца. Дверь захлопнулась, и я задвинул засов. Теперь между нами была хоть какая-то, но преграда. Все тело у меня стало ватным. Казалось, последние силы вытекают вместе с потом и кровью… Ноги мои подкосились, и я буквально сполз по стене. Все тело колотилось крупной нервной дрожью. Я вспомнил, как мгновение назад шевелились скрюченные, когтисто-хищные клешни всего в нескольких сантиметрах от моего носа. Казалось, я даже чувствовал отвратительный запах этих отвратительных рук-клешней. Смесь из запаха сырой земли и сладковато-приторного аромата гниющей, разлагающейся плоти… Мне стало не по себе. Откинувшись спиной на дверь, я тихонько смеялся. Тихий смех перерос в дикий хохот… Подхватившись, я, с хохотом и криками, беснуясь как одержимый, принялся носиться по всему дому…
– Что, сожрала, стерва?! Ха-ха-ха!!! Кровушки моей захотела?! Ха-ха-ха!! Ты хотела разорвать меня на куски?! Ха! Врешь, бестия, не возьмешь!!! Это я буду рвать тебя на куски!!! – в порыве бешенства я схватил с пола топор и вонзил его в отрубленную клешню ведьмы. Жуткий рев, раздавшийся за дверью, вдруг отрезвил меня. Отбросив отрубленную клешню в сторону, я насторожился…
За дверью все стихло.
– Боже мой, боже мой, господи, спаси меня, – затравленно шептал я. – Боже мой, помоги и спаси меня, господи.
Страшной силы удар сотряс дверь. Дверь затрещала. На голову мне посыпалась мелкая труха. Удары обрушивались на дверь один за другим. Нужно было что-то срочно делать, так как дверь хотя и была прочной, но такого напора долго бы не выдержала. В промежутках между ударами нечеловеческий голос ведьмы монотонно вещал:
– Ты все равно станешь таким же как я, Кристоф! Все силы ада и преисподней помогают мне! Сама судьба уготовила тебя мне на закуску!..
Забившись в угол, я лихорадочно думал. Нужно было предпринять что-нибудь для собственного спасения. Я сосредоточился.
– В кладовую! В кладовую! – пришла в голову спасительная мыслишка. – Только там должно быть спасение, только там, – сам себе кричал я, стремглав носясь из комнаты в комнату как обезумевший.
Уже переступая порог кладовой, находящейся в торце дома, я на мгновенье остановился, услышав, как со страшным грохотом рухнула выбитая входная дверь. Времени на спасение не оставалось совсем. Ликующий, на одной высокой ноте волчий вой несся в мою сторону и неумолимо приближался… Опасность еще не была видна, но зато была хорошо слышна, и это было во сто крат страшнее. Воображариум, мешая мозговать, дорисовывал все остальное в самых мрачных, брутальных тонах и красках. Я врубил весь свет, все лампочки, какие только имелись в кладовой, и бросил быстрый взгляд на стеллаж. Синей краской сверкнула бензопила «Carolko». Я потянул на себя пусковой тросик – пила завизжала, сверкая острыми зубьями.
Вой приближался…
Ждать приближения страхоблюдины было невыносимо. Все мое существо заполнил звериный инстинкт. Тот самый инстинкт разгоряченного безрассудства, что заставляет загнанную в угол крысу бросаться на преследователя, и этот инстинкт толкнул меня вперед, навстречу смерти: держа перед собой ревущую бензопилу, несвязно шепча перекосившимися губами молитву, я шагнул к тому, что было для меня страшнее самой смерти. Нас разделял лишь коридор. Я уже видел в тусклом свете ужасную, беснующуюся фигуру хищно тянущую ко мне культи изувеченных клешней. Туловище было когда-то молодой, в рассвете сил женщины, а сейчас без головы, с обрубками рук, обезображенное гнилью и тленом, оно выглядело самым жутким и ужасным порождением Ада…
Зловещий мертвец без головы мчался, выставив свои страшные культи прямо на меня. Но я среагировал мгновенно, и, успев увернуться, полоснул бензопилой по полуразложившимся ногам безголового мертвеца. Обе ноги одновременно отлетели в стороны, заляпывая все вокруг грязно-кровавой жижей. Туловище мертвеца, как подкошенное, ляснулось на пол, издавая пронзительный поросячий визг. И когда я вскинул бензопилу, чтобы разрезать омерзительное тело напополам, оно вдруг утробно проурчало:
– Кристоф, Кристоф, ты не посмеешь разрезать свою лучшую подругу, не посмеешь!..