Родом он был из нагайбаков[36 - Нагайбаки – субэтническая группа оренбургского казачества. Тюркский народ православного вероисповедания. Сейчас в основном компактно проживает в Нагайбакском районе Челябинской области.] станицы Подгорная. Когда завершил обучение в реальном училище, началась Первая мировая война. Несмотря на возраст, дома усидеть не смог.
Уже в пятнадцатом году вольноопределяющийся 10-го Оренбургского казачьего полка Егор Подкидышев начал службу в партизанском отряде[37 - Партизанский, рейдовый разведотряд разведотдела штаба Юго-Западного фронта. Состоял в основном из оренбургских казаков.] капитана Леонтьева[38 - Капитан Леонтьев – в 1914 году офицер 14-й артиллерийской бригады. В этом же соединении в 1812 г. служил будущий партизанский командир – капитан Фигнер. Добровольно перевелся в разведку. Погиб в ночь на 15 ноября 1915 г. при проведении налета на село Невель. При этом был захвачен командир 82-й пехотной дивизии ландвера генерал Фобариус. Посмертно награжден орденом Св. Георгия 3-й степени.].
После революции вернулся домой, где уже начиналась кровавая каша. Воевал против атамана Дутова под командой подъесаула Каширина[39 - Сторонник установления советской власти на Южном Урале.]. Потом опять уехал на запад. Вместе с Кириллом Орловским ходил по польским тылам. В конце двадцатых воевал с китайцами на Дальнем Востоке. Когда в тридцатых бился с басмачами, мой отец, оказывается, был у него командиром взвода.
В тридцать втором году Иваныч вместе с Орловским на учениях под Москвой отрабатывали парашютную высадку разведгрупп.
Правда, в середине тридцатых, когда эту работу свернули, Егора Иваныча уволили из армии. Хорошо еще, что во вредительстве не обвинили. Это я узнал, служа в бригаде. Когда началась Испания, Хасан и Халхин-Гол, вспомнили и про него. Пуля японского снайпера достала его у озера Хасан.
Семьи у него не было.
Занятие проводились всегда одинаково. Мы начинали двигаться в ограниченном пространстве, сидя на корточках, стараясь не задевать друг друга. Потом то же самое, но уже на ногах. В плотной толпе учились чувствовать чужое воздействие. Учились дышать только «собачьим» дыханием. Со стороны все это очень похоже на русскую плясовую. «Играючи» нарабатывали движения ногами от таза, а руками – от груди. Минут через сорок начинали наносить и снимать телом удары, сыпавшиеся со всех сторон, причем все это в толпе.
На этом отсеялись первые два человека, которые раньше занимались боксом. Они не смогли переучиться, освоить, что здесь каждый работает за себя. Отсеянных курсантов отправили в военные училища. И моего одноклассника тоже. Мать писала, что лейтенант Сергей Матвеев сгорел в тридцатьчетверке под Прохоровкой год назад.
Потом разбивались на пары, изучали работу боевым ножом[40 - Традиционный русский боевой нож не имеет гарды (упора). Система «нож-ножны» идеальна для боевого ножа. Фиксация ножа за счет трения очень жесткая. При этом нож выхватывается мгновенно и бесшумно. На Руси имел название «засапожник». В преступном мире имел термин «финка». Был запрещен в СССР. В руках профессионала очень эффективен. Держат его пластунским хватом, когда рукоять ножа упирается в торец ладони.].
Егор Иваныч не терпел слово «финка»:
– Финка – это девка из Гельсингфорса[41 - Гельсингфорс – название Хельсинки до 1917 г.], пластунский нож так звать негоже. Его уважать надо, у него такая же душа, как у человека.
У него в сапоге всегда был наградной нож мастера Силина[42 - Пластунский нож мастера Силина – наградной вариант боевого ножа. Награждались казаки-пластуны за восемь «языков» из числа офицеров. Производился в городе Златоусте.].
В нынешнем финском Хельсинки, а тогда главной базе Балтийского флота, Подкидышев когда-то проходил водолазную подготовку и изучал морские мины[43 - Первую подводную диверсию провел не военный моряк, а оренбургский казак, старший урядник Илья Рябчиков. Он был награжден Георгиевским крестом.].
Учебные ножи Егор Иваныч делал сам из затупленных блестящих железных полос.
– Чтобы блеска шашки или ножа не боялись.
Деревянных учебных ножей он не признавал. Уже просто руками нарабатывали «троечки» и «хлесты»[44 - «Троечки» и «хлесты» – название ударов в рукопашном бое, практикуемом казаками-пластунами.] ребром ладони. Потом начали нарабатывать и нижний маятник[45 - Нижний маятник – общее название группы движений, приемов и уверток, выполняемых на поверхности (в нижней плоскости).]. Учились выполнять в ограниченном пространстве кувырки, перекаты и переползания. По мере наработки навыков начали выполнять и прыжки с высоты, уходя в кувырок.
После первой тренировки шло часовое занятие по военной топографии. Потом небольшой перерыв и еще одна тренировка.
Не все могли это освоить.
Мы с Кайратом месяца через два уже свободно работали одновременно двумя ножами. Поэтому, учась в бригадной школе, я, к удивлению преподавателей, довольно быстро освоил стрельбу из пистолетов с двух рук.
Закончили учебу мы в конце ноября.
Прощаясь, Егор Иваныч подарил мне и Кайрату ножи, сделанные под нашу руку. Клинок был от НР-40[46 - НР-40 – армейский нож с гардой. Состоял на вооружении РККА. Носился на поясном ремне, застегивался на заклепку.], наборная рукоять глубоко сидела в кожаных ножнах. Все это он делал одной рукой, зажимая заготовку в тисках.
Его нож сейчас на моей левой ноге.
Прощаясь, он дал нам несколько наказов:
– Главное, ребята, на войне, чтобы смертного греха на душе не было. Он все видит. – При этом Егор Иваныч указывал пальцем вверх. – Вы хоть и комсомольцы, но это крепко запомните.
Тогда я его не понял, но уже на войне убедился, что трусов и подлецов пуля находит первыми.
– Еще запомните. Если смерти бояться не будешь, в живых останешься. Наш кавалерийский полк ОГПУ был сформирован из уральских и оренбургских казаков. Так басмачи нас всегда от мужиков отличали. Старались не связываться. У нас и потерь почти не было. Твой батя не в счет, – вздохнул он и посмотрел мне в глаза. – Нам тогда английского майора живьем взять задачу поставили. Вот он и подставился. Еще скажу. Если есть возможность не убивать – не убивай. Меня этому еще дед учил. Ну, все. С Богом, ребята.
Он левой рукой перекрестил меня и Кайрата.
Где он сейчас? Кого учит старой казачьей науке? Мать писала, что летом сорок второго Подкидышев уехал из города. Я писал ему в мае сорок второго, когда собирался в Белоруссию. Передавал привет от Орловского.
Знаю, что такая ускоренная игровая форма обучения используется не только в нашем четвертом управлении, но и в контрразведке Смерш[47 - Контрразведка Смерш Народного комиссариата обороны. Образована 19 апреля 1943 г. Считается самой эффективной спецслужбой в мировой истории.].
На вокзале меня тогда провожала мать Кайрата и его младшая сестра. Его отец уже погиб в окружении под Киевом. Сестра была на два года младше нас, я ее видел пару раз мельком. Запомнилась только длинная коса. Тогда, на перроне, мы взглянули друг другу в глаза и все поняли без слов. Вот уже почти три года между нами ходят письма – треугольники. В последнем письме Айжан писала, что уже оканчивает педучилище и скоро будет учить первоклассников.
Вспомнилась и учеба в бригадной школе. Февраль сорок второго…
И если бы не Семен Гудзенко[48 - Семен Гудзенко – крупный советский поэт. В 1941–1946 гг. служил в специальных частях НКВД-НКГБ. Летом 1942 г. в немецком тылу был тяжело ранен. Умер в 1953 г.], не сидел бы я здесь сейчас.
Мне как раз тогда исполнилось восемнадцать, и это был мой первый в жизни разведвыход. Шло наше контрнаступление во время Битвы за Москву. Бригада несла большие потери, и нас, курсантов бригадной школы начсостава, отправили на пополнение боевых частей. Мне и еще двум курсантам предстояло действовать в подгруппе разминирования. Как выразился тогда наш командир Семен Гудзенко: «Производственная практика на свежем воздухе». Первый раз мне предстояло «тропить зеленую»[49 - Пеший переход линии фронта (жарг.).].
Тогда ночью по нейтралке я полз за Семеном след в след. Когда мы начали работу, метрах в тридцати сзади залегла основная подгруппа. Эти бойцы, как и Семен, в бригаде с момента формирования. И задача у них еще та! Проползти через очищенный нами проход в минном поле через первую линию немецких траншей и, тихо сняв часовых, вырезать немецкую зенитную батарею калибра «восемь-восемь», поставленную на прямую наводку. Успех или гибель в назначенной на утро атаке танкового батальона зависели только от нас.
Я тогда почти завалил все дело. Семен снимал мины слева, а я справа. За нами тянулся шнур, указывающий проход. Обнаружил «шпринг-мину»[50 - «Шпринг» (нем.) – лягушка. Неофициальное название выпрыгивающей мины SMI 35. Почти полной ее копией была советская мина ОЗМ-4.] с натяжным взрывателем, перекусил проволочку и, выкрутив взрыватель, отбросил его в сугроб. Рука, опустившись в снег в полуметре от обезвреженной мины, наткнулась на что-то твердое. Я тогда не успел толком испугаться, как услышал шепот Гудзенко:
– Лежать, не двигаться!
Смутно помню, как Семен ножом обкапывал мину под моей дрожащей ладонью. Мина оказалась такой же «шпринг», только взрыватель был нажимного действия. Это нас с Семеном и спасло.
Через пару часов мы сидели в жарко натопленном бывшем немецком блиндаже. Наши тридцатьчетверки с автоматчиками на броне ушли далеко на запад.
Семен, глядя на огонь в печурке, сказал:
– В рубашке ты родился, возьми на память, – и протянул мне алюминиевый цилиндрик взрывателя. – Днем тепло было, снег на «усиках» растаял, а под утро вода в лед превратилась, он весь и заледенел, вот и не сработал.
Я долго таскал его в кармане, но уже перед самым окончанием школы его изъял наш старшина роты.
По окончании учебы я должен был лететь в Белоруссию в группе Орловского[51 - Кирилл Прокопьевич Орловский – ветеран военной разведки и органов госбезопасности. Герой Советского Союза, Герой Социалистического Труда.]. Мы уже провели укладку парашютов, но в последний момент все переиграли. Меня назначили командиром отделения в спешно формируемый горный отряд. Туда же попал пришедший из дивизии Дзержинского[52 - Дивизия оперативного назначения внутренних войск НКВД (сейчас Росгвардия).] Саша Пинкевич. Он сильно переживал, что не довелось повоевать на родине. Его к нам зачислили как арткорректировщика. Он служил в артполку дивизии еще до войны и уже имел боевой опыт. Про таких говорят – «глаз-алмаз».
В горах Кавказа, где расстояние трудно определить из-за кажущейся близости, Пинкевич не только с буссолью, но и по сетке бинокля быстро и правильно определял дальность. В уме мгновенно высчитывал поправки на высоту над уровнем моря и ветер. С его целеуказанием все цели, будь то колонны горных егерей или командные пункты, поражались с минимальным расходом снарядов.
Кроме того, Саня оказался великолепным скалолазом. Как такое может быть с человеком, никогда не видевшим гор, загадка. Но уже через месяц тренировок Саня смог залазить по «отрицаловке»[53 - Склон с обратным уклоном.]. Такого в нашем отряде не умели даже горцы.
Ему я обязан жизнью. Задание тогда было для нас обычным. Подняться выше немцев, пройдя по хребту. На террасе оборудовать наблюдательный пункт, развернуть приемник для радиоперехвата. Дальше вскрыть систему опорных пунктов немцев и быть готовыми к корректировке огня нашей горной батареи.
Все бы хорошо, но в горах обильно прошел снег. Мы шли в связке с Пинкевичем. Сзади шли еще два бойца. Они несли аппаратуру радиоперехвата. Идущий первым Саня прощупывал снег альпенштоком. Он прошел, а я, шагнув чуть в сторону, провалился в занесенную снегом трещину. За моей спиной была радиостанция.
Пинкевич, сдирая ладони в перчатках, сумел удержать меня, пока не подоспели ребята. Рация, слава Богу, осталась целой.
Уже потом, летом сорок третьего, нас ранило одной пулеметной очередью. Это была наша первая операция в группе Хохлова[54 - Владимир Хохлов – известный советский тренер по плаванию. В годы ВОВ – водолаз-разведчик ОМСБОН. 4-е (разведывательно-диверсионное) управление НКВД-НКГБ.].
Нас выбросили в днепровских плавнях. Задача – не взорванный при отступлении в сорок первом мост через Днепр.
Утопив парашюты, мы на надувных лодках с грузом взрывчатки и водолазным снаряжением стали подбираться к мосту. В двух километрах выше по течению, в камышах, оборудовали базу. Сверху накрыли масксетью. Все шло неплохо, если не считать комаров. Перед рассветом, когда часовые обычно клюют носом, мы с Саней поплыли на доразведку объекта. Лица зачернили сажей, на голове пучок камыша. Плыли, держась за большую корягу. На этом и погорели.