– Оттуда, еще ни кто не возвращался. Тому, кто доплыл со мной до середины реки, уже нет смысла возвращаться. Слишком поздно. Я не видел этого места. Говорят, там вершится самый страшный суд. Но люди даже после смерти любят поболтать. Я не особо вслушиваюсь в их речи. Чаще всего эти монологи вызваны страхом, обычным страхом. Я не могу ни утешить, ни помочь им. Я всего лишь Лодочник, обеспечивающий переправу. Многие понимают, что плакать и молить о помощи, нет смысла. Они молчат, погруженные в свои мысли. Я не знаю ни имен, ни званий. Иногда я их просто не слышу. Их губы двигаются, а звука нет. Вы исключение. Вы живые.
Холодное дуновение ветра вызвало озноб.
– А ты? Ты жив или мертв? – спросил Писатель и чуть подался вперед. Вопрос был интересным и не удобным. Лодочник сжал губы, опустив взгляд вниз. Волна билась о борт лодки, мягко ее раскачивая.
– Ответить на этот вопрос – значит потерять покой. Половина людей, прежде чем встретиться со мной, умирает морально, и не думает об этом. Так ли это важно, быть живым физически? Это просто смена обстановки, не более. Может, когда – нибудь, чья – то не упокоенная душа перевернет эту лодку, и будет повод проверить… Для меня эта ночь длится уже вечность. Если она закончится, я не сильно расстроюсь…
– И тебе неинтересно что там, на том берегу? Ты, единственный, кого видит человек, прежде чем уйти в небытие. Твое отношение к ним чудовищное! Неужели в тебе нет ни капли жалости? – Писатель был зол.
– Слащаво! – отозвался Искатель.
– Что?
– «Неужели в тебе нет ни капли жалости?» – обычно после этой фразы, малоизвестная актриса, низкобюджетной, мыльной оперы пускает слезу. И музыка на заднем фоне такая трагическая.
– Ты меня еще учить будешь? Сам-то много написал? Бумагомаратель!
– Что есть жалость? Щемящее чувство в области груди? Чаще всего оно ничем больше не подкреплено. Человек не может помочь, может только пожалеть и не всегда искренне. Конечно, многие совершают Поступки, чтобы как-то помочь тем, кого им жаль. Но все это там, за туманом. Это, возможно до того как человек попадет на берег. Потом он сядет ко мне в лодку, и все будет кончено. Вы называете это «Небытие», мне больше нравится слово «Бездна». У этой реки тоже нет дна, а значит это мое небытие. Моя бездна. Вам жаль меня? Не думаю. Никому меня не жаль. Должен ли я испытывать сожаление? Скорее нет, чем да. Я не говорю, что жалость – это плохо. Просто всему есть место и время. А здесь ни у кого нет времени. Момент между берегами надо встретить с достоинством. Принять то, что случилось. Никому не является смерть в виде старухи с косой. Все видят только меня. Но ведь не я их убиваю…
– Я видел рай и ад. Ни какой реки, там не было. И на бездну, это не очень похоже. Цветущий сад и мертвый город. Ни какой реки…
– Есть много способов попасть в то или иное место. Но ты миновал Страшный суд. Тебе предоставили экскурсию, не более. Поверь, когда это случится по-настоящему, все будет иначе. Возможно, мы не встретимся. Но, суть не изменится.
Лодка ударилась во что-то твердое, после чего накренилась влево и зачерпнула воду.
– Что это? – закричал Искатель.
– Реальность! Это почти середина. Дальше вам нельзя, – Лодочник орудовал веслом, пытаясь удержать равновесие.
Туман становился гуще. Никто из них больше не видел друг друга. Звуки воды стихли.
Назад Лодочник возвращался в одиночестве…
Глава 6. Самочувствие
– Каково это чувствовать себя живым? – первая мысль, пришедшая в голову, после пробуждения. Он еще не открыл глаза, но знал, что ему в лицо смотрел черный монитор компьютера. На спинке дивана дремал кот, в полудреме подрагивая хвостом.
Наушники сползли на шею, но музыки в них уже не было. Play – лист закончился. За окном царила ночь. Часы показывали далеко за полночь. Он уснул в кресле, ни чего особенного в этом не было.
Потянувшись за кружкой, он ощутил резкую боль и замер. Конечно, спать сидя, пусть и в относительно мягком кресле, неудобно. Спина затекла. Искатель пытался встать медленно, чтобы избежать болезненных ощущений. В ноги впились сотни иголок, а позвоночник хрустнул, как сухая палка. В глазах потемнело.
Искатель придержался за стол, спасаясь от падения. Недомогание прошло. Разогнувшись, он все же получил последнюю порцию неприятных ощущений. Ноги еще покалывало, когда он ставил чайник. Но по дороге на балкон, и это прошло.
Ночь была тихой и прохладной. Над сияющим городом плыл белый смог, похожий на тот самый туман, в котором где-то далеко бродят призраки, и мрачный Лодочник сопровождает их в последний путь…
– Что это такое, быть живым? – Искатель посмотрел вниз, на шоссе, где, несмотря на поздний час, было довольно оживленно. Ему представилось, что в машинах сидят зомби со стеклянными глазами и давят на газ, не ведая что творят. Он достал сигарету и хотел закурить, но устрашающая надпись на пачке снова вернула его на тот мрачный берег реки. Вряд ли кому-то из них хотелось курить. Высказаться, понять, что происходит. Вернуться. Но не курить.
Повеяло чем-то горелым. Пришлось вернуться в квартиру. Чайник вскипел. Пить не хотелось. Можно было принять душ, но что делать потом?
Отказавшись от душа, он лег на диван.
– Тяжело быть Искателем. Всегда что-то ищешь то смысл жизни, то чем бы заняться. Ответы на вопросы ищешь. Что такое жизнь? Что значит быть живым? Нет, понятно, конечно, что значит быть мертвым. Ты можешь лежать на этом диване, остывшим и бездыханным, а твоя душа будет бродить по берегу реки в ожидании переправы. Интересно, чем отличаются ощущения? Конечно, проверить проще простого, прыгнуть вниз и все станет понятно. Уж больно дорогим выйдет эксперимент. – Искатель лег на бок.
– Самоощущение или самочувствие?! Простые слова, но сколько в них смысла? У меня болит спина. Я это чувствую. На меня, смотрит кот. Это я ощущаю. А что чувствуют призраки? Да и чувствуют ли..?
Сон 5. Между небом и землей
А он всё идёт себе, дурная башка
Песни поёт ему ещё идти 2 шажка
Всё для неё, для той
Чтоб видела.
Идёт из последних сил, пустая башка!
(с) 6 Океанов – Пустая башка
Они шли по оживленной улице. Писатель рассматривал случайных прохожих, Искатель – проезжающие автомобили. Было неясно: осень или весна. Иногда падал снег и сразу таял. Люди пытались обходить лужи, так, словно шли по минному полю.
Слева прозвенел трамвай и замер на остановке. Пассажиры, как по команде, покинули вагоны и направились к дому напротив.
У многоэтажки, выкрашенной в желтый цвет, собралась толпа.
– Представляешь, он ходит туда – сюда и поет! Конечно, он пьяный, трезвый разве туда залезет,… – обрывок телефонного разговора, проходящей мимо, златовласой барышни, привлек внимание Искателя.
– Чую, тут назревает какой-то сюжет…
– Да ты что? Ай, да Искатель, ай, да молодец! Нашел – таки! Ну, пошли посмотрим, что там, у тебя за сюжет!
Они перешли на другую сторону улицы. Народ продолжал прибывать. На карнизе, неподалеку от раскрытого окна, стоял парень. Точнее, стоял он до тех пор, пока «Творцы» не достигли общей массы людей.
– Я люблю ее! Вы слышите? Люблю! – молодой человек поднял вверх бутылку водки и пошатнулся, чем вызвал восторг у собравшихся зевак.
– Слышь, пацан! Погоди не прыгай у меня мобила зависла! – крикнул кто-то из толпы.
– Все нормально, я снимаю! – отозвался другой. Народ засмеялся.
Парень не слышал этих слов. Его стеклянные глаза искали в толпе ту, для которой был устроен весь этот спектакль. Отхлебнув из бутылки, он двинулся к краю карниза.
– «Разбежавшись, прыгну со скалы… вот я был, и вдруг меня не стало! Вот когда об этом, узна-а-аешь ты… уууу…»
Стоявшие внизу люди засвистели. Иногда кто-то кричал: «Стой!», но этот призыв тонул в общей массе. Все хотели зрелищ. Они вытягивали руки, стараясь поймать в прямоугольные рамки телефонов фигуру самоубийцы.
– Что ей надо, а? У нее было все! Все! А она ушла! Я ради нее бросил: родных, друзей, любимую работу! Все! А она ушла! Че-е-его ей на-а-д-до? А? – парень снова отпил из бутылки. – Горечь! Горечь в душе, горечь во рту! Я могу запить горе водкой! Но что мне делать с душой? Внутри все жжет! Все горит! Еще немного, и внутри останется только пепел! И все! Будет пусто! Ничего внутри не будет! Ничего!
– Мы уже позвонили вашей девушке! Пожалуйста, вернитесь в квартиру! – раздался голос мегафона.