Восьмая в списке – она, Афина. И на этом список кончается, потому как принцесса Селена, сестра Афины как по отцу, так и по матери, не входит в число наследников престола. Это правило старше самого Нового Рима – Селена не может ходить, а калека не имеет права наследовать трон.
Но всё равно, пять принцев – это много, слишком много. А там, где много наследников, всегда есть опасность раздора…
Сергей Вяземский
– Как тебя зовут-то? – спросил Неверов, протягивая небольшую фляжку.
– Таня… Татьяна Семёнова, – девушка, уже немного успокоившаяся и переодевшаяся из своих обносков в один из комплектов запасной формы, сделала небольшой глоток и тут же закашлялась. – Это не вода!
Стоящий поблизости старлей меланхолично курил сигарету, тоже понемногу успокаиваясь и перепоручив расспрос девушки Эриксону. Не в силу нежелания, а потому как в такой ситуации нужен был кто-то внушающий дружелюбие и способный нести какую-нибудь позитивную чушь. А Сергей, по собственному мнению, такими качествами не обладал, потому как душой компании себя никогда не считал.
Вяземский с сожалением подумал, что немного погорячился как с приостановкой перемирия, так и со своими действиями. Впрочем, Кравченко, которому он аккуратно обрисовал ситуацию по рации, старлея поддержал.
Конечно, со своим уставом в чужой монастырь лезть не принято – если в Новом Риме существует рабство, то это в первую очередь его внутреннее дело. Несение демократии и вооружённая борьба за права непонятных меньшинств – это дело для армии американской, но уж никак не российской. Безоглядное несение свободы может отозваться проблемами куда более серьёзными, так что в таком вопросе лучше действовать осторожно.
Но вот касательно российских граждан политика должна быть одна – их в новоримском рабстве быть не должно. Закрывать на такое глаза причин нет.
То есть, в рабстве вообще мало хорошего в принципе, но положа руку на сердце, Сергей вынужден был признать, что при наличии существенного государственного интереса, власть закрыла бы глаза и не на такое. Однако сейчас нужда была скорее именно в агрессивных действиях, дабы поддерживать нежданно-негаданно заполученный образ суровой постримской республики.
– Лучше! Это коньяк. Почти лекарство же – в газете вот, в разделе «Для дома, для семьи» читал. Врачи рекомендуют! Улучшает нервную систему, расширяет сосуды. Ты пей, пей – тебе сейчас нужно. Меня, кстати, Эриксон зовут.
– Как… того командира? – Таня шмыгнула носом, но слёзы у неё уже не текли.
– Тут всё непросто, – поцокал языком Эриксон. – Так как я, наверное, и есть тот самый командир, то не могу называться в честь себя же. Поэтому вообще-то – как телефон. Это меня просто как-то донимали «какой у тебя телефон?» да «какой у тебя телефон?», а я возьми да скажи «Сони Эриксон К790».
– Брешешь! – не поверил старшина. – Классная мобила была, но ему же лет десять должно быть!
– Восемь.
– Телефоны столько не живут.
– В умелых руках и ху… рма – балалайка.
– У старшин вообще ничего долго не держится – всё списывается, как утраченное, – вставил Булат. – А потом неожиданно обнаруживается в каптёрке.
– Снайпер, ты у меня теперь ни хрена не получишь – понял, да? – насупился Новиков.
– Ничего – это никакого гуталина и мыла, что ли? Вот же потеря потерь…
Вяземский решил, что разведчики уже достаточно разрядили атмосферу, и Семёнова немного отошла от шока, поэтому решил перейти к основной части.
– Татьяна, я понимаю, что вам пришлось тяжело. Но не могли бы вы ответить на несколько вопросов?
– Д-да, конечно.
– Вас взяли в плен при нападении на Владимирск?
Семёнова сглотнула и молча кивнула.
– Как вы оказались здесь?
– Тогда… Нас… Нас сначала провели через какие-то ворота… Там был лагерь. И много… ЭТИХ. Ну, которые с мечами и в доспехах… А как стемнело, где-то рядом начали стрелять, и меня и ещё несколько человек взяли с собой и увезли из лагеря.
– Несколько человек – это сколько? – уточнил Сергей.
– Н-не помню…
– Пожалуйста, постарайтесь вспомнить.
– Помню парня какого-то… Рабочий ещё… В такой оранжевой жилетке. И девушка ещё какая-то.
– Всё?
– Кажется… Извините, я просто не помню…
– Я понимаю, – кивнул старлей. – Что с вами произошло дальше, можете рассказать?
– Парня куда-то увезли. А нас, получается… продали, – Таню передёрнуло. – Остальных куда-то увели, я осталась одна. Ногу потянула в дороге, а у этих… ни лекарств, ничего. Пришлось травы какие-то собирать – подорожник даже. И язык непонятно какой – ни русского, ни английского не понимают. Кое-как потом объясняться смогла – они латынь хоть с пятого на десятое, но понимают, оказывается…
– Латынь… Медучилище?
– Да, третий курс.
– Били? – Вяземский сощурился. – Или… Как вообще обращались?
Девушку передёрнуло.
– Страшно… страшно было. А так… Ну… Не трогали, в общем. Не знаю, брезговали, что ли… Ну, а как штурм начался – меня отправили раненым помогать, и в лагере там…
– Ясно, – лицо старлея было непроницаемо. – Но ты только скажи, если что. Мы в этом городе любого выдернем и накажем. По законам военного времени.
– Я просто хочу домой, – попросила Таня. – Увезите меня отсюда, пожалуйста.
– Подожди немного, хорошо? Побудешь пока с нами. И никого не бойся – тебя больше никто не тронет. А если тронет…
– А… а вы какой-то спецназ, да?
– Да нет, – спокойно пожал плечами Сергей. – Мы просто разведчики.
– Но очень хорошие разведчики, – подмигнул Эриксон.
К стоящему за крепостной стеной БТРу приблизилась троица всадников. Один из них – средних лет мужчина в доспехах и при оружии – спешился и коротко отсалютовал старлею.
– Сир Вяземский.
Серый плащ с алой каймой, кольчуга и недлинный, совсем не кавалерийский меч – местных полицейских Сергей уже начал узнавать. Не поленился отдать воинское приветствие в ответ, после чего окрикнул Ливию.
Явно недовольная колдунья была извлечена из «Гиены» с внушительного вида бутербродом с паштетом в одной руке и чашкой чая в другой – земную еду волшебница поглощала с заметным удовольствием.