
На пути в Дамаск. Опыт строительства православного мировоззрения
Представьте себе, что человек ненавидит царя и плюет на его законы. Может ли царь простить его? Конечно. Предположим, что царь простил его и наградил – взял жить к себе во дворец. Какая же это награда? В царском дворце человек, ненавидящий царя, будет невыносимо страдать от близости того, кого ненавидит. Поэтому царь говорит: "Я не гневаюсь на тебя, я люблю тебя так же, как и всех других моих подданных. Но тебе же самому будет тяжело рядом со мной во дворце. В ссылке, конечно, плохо, там ты будешь лишен моих даров, но там тебе все же будет лучше, чем у трона".
Так же поступает и Царь Небесный. Согласитесь, выше такого воспрощающего милосердия ни чего и быть не может. Ну и где же тут бог-каратель? И где тут раскаленные сковородки, на которых будут жарить грешников? Забудьте вы про эти сковородки, это все выдумки злых старух. Они думают, что Бог такой же злой, как они, а это ложь. Злые люди, считая себя православными, позорят свою веру в глазах атеистов, среди которых, может быть, немало добрых людей, но потому-то они "злую веру" принимать и не хотят.
Все наши страдания и в этой жизни, и в будущей, лишь следствие того, что мы не хотим идти тем путем, который предлагает нам Бог. Значит, Бог ни когда не причиняет человеку боль сознательно и целенаправленно? Нет, иногда бывает, что мы испытываем боль по Божьей воле, но это ни в какой степени не наказание.
Вот, скажем, ребенок нарушил "родительскую заповедь" – гулял на морозе без шарфа и простыл. И родители теперь заставляют ребенка пить горькие лекарства и тиранят его задницу уколами. Неужели вы думаете, что родители таким образом наказывают ребенка за то, что он не исполнил их воли – не носил шарфа? Родители делают ровно то, что необходимо для выздоровления ребенка, а само неразумное чадо вполне может понимать медицинские процедуры как проявление родительской жестокости. Впрочем, такие глупые дети встречаются редко, а вот взрослых, которые воспринимают "Божьи лекарства" как наказание – сколько угодно.
Болезни тела порою являются лекарством от болезней души. Поэтому православные понимают болезни не как наказание, а как проявление Божьей милости. И если в офисе у сатанистов в соответствии с нашими пожеланиями обрушился потолок, не торопитесь кликушествовать: "Бог их покарал". Бог ни когда ни кого не карает. Рухнувший потолок – проявление Божьей милости, это вразумление, предостережение, это шанс задуматься. Если же сатанюг тем потолком задавило насмерть – и это милость, а не наказание. Значит Богу известно, что они уже не исправятся, и Бог препятствует им умножать грехи, из-за чего в будущей жизни им было бы еще хуже. Вот если дела у сатанистов идут прекрасно: и потолки не падают, и счета наполняются – это настоящая богооставленность.
Да, Бог иногда режет лезвием по живому. Это очень больно. Но это лезвие скальпеля. Бог делает болезненные операции, чтобы нас спасти. Разве хирург, причинял боль пациенту, наказывает его? А мы ропщем на Бога: "Вот ведь мучитель, неужели нельзя было обойтись без такой болезненной операции?" Да, можно было обойтись, но это от нас зависит. В духовной сфере – все болезни добровольные, все они – следствие нарушения Божьих заповедей. Если бы мы их не нарушали, так и не приходилось бы нам терпеть такое болезненное лечение. Сколько бы мы не враждовали на Бога, Он все равно не оставляет нас Своей заботой, только по мере нарастания нашей вражды, лечение приходится применять все более болезненное – иначе уже ни как.
Таково православное понимание того, что мы склонны считать "карами небесными". Нет, Бог – не каратель. Откуда же тогда у нас взялось карательное богословие? Даже в храмах на стенах рисуют картины страшного суда, где грешники подвергаются самым изощренным пыткам. Это ж просто школа юного садиста. Где тут православие? Тут его нет. Но как это объяснить атеистам, если они видят такое в православном храме? Храм что ли объявить не православным? Или незадачливого богомаза анафематствовать? Или настоятеля от Церкви отлучить? Так и сам ненароком в карателя превратишься.
А началось все, не извольте сомневаться, с соображений чисто педагогических. Представьте себе диковатую русскую деревеньку прежних веков и попа Ивана, который выучил службу на слух, но ни читать, ни писать не умеет. Поп Иван безграмотный, но ревностный и сильно переживает, что мужички попивают, да погуливают, да поворовывают, а ведь случаются и убивцы. Как мужичков-то вразумить? Вот и гремит поп Иван с амвона нечеловеческим голосом: "Черти вас всех в аду на сковородках будут жарить!" Поп убедительный, а мужички впечатлительные. Многие потом от греха-то и воздерживаются. Боязно все-таки.
И вот представьте себе, что в деревню приезжает грамотей вроде меня и начинает мужичкам теорию толкать, что ни каких адских сковородок нету и еще много всяких мудреных слов, которые мужички мимо ушей пропускают, одно усваивая твердо: сковородок нету и бояться нечего. Я очень даже хорошо вижу, как мужички все заулыбались, да заоблизывались. Один, к примеру, думает: "Хотел вчерась на сеновале Акулину завалить, однако, воздержался, испугался Божьей кары. Но ежели Бог ни какой не каратель, то чего терпеть-то? Акулина-то уж больно сладкая".
И начинается в той деревне такой "Содом с Гоморрой", что я, справедливо усматривая в себе причину разыгравшегося непотребства, рву на себе от отчаяния волосы, а поп Иван подходит ко мне и говорит: "Дурак ты, братец, хотя и умный".
Да ведь это все не обязательно в стародавней глухой деревне могло быть, а и в нынешнем городском храме. Народное сознание все равно упростит слишком мудреные религиозные построения, и неплохо бы заранее подумать, в какую сторону пойдет это упрощение и к каким последствиям это приведет. И вот тут уже начинаешь капитально задумываться: да настолько ли поп Иван не прав? Ведь действительно в аду будет очень плохо, и насчет адских мук – это сущая правда. А то, что адские муки – не наказание, а лишь последствия нашей греховности, и Бог отправит грешников в ад не из жестокости, а из милосердия… Ну, может быть, и не делать на этих моментах акцент из педагогических соображений?
И тогда получается ложь. Тогда получается клевета на Бога, кощунство. Как можно строить проповедь на кощунстве? Страшный вопрос.
Тут надо тоньше. Тут нельзя с кола рвать. Тут надо чувствовать, к кому обращаешься. Правда о Божьем милосердии должна прокладывать себе дорогу. Но правда не терпит революций. Мы очень хорошо знаем, к каким чудовищным последствиям могут привести попытки вдруг резко и неожиданно поставить религиозное сознание с ног на голову. Ко всему, что касается веры, надо подходить бережно и трепетно.
Могу ли я доказать, что эта концепция – чисто православная, святоотеческая, а не еретическая? Нет, не могу. Для этого надо быть богословом. Для этого надо всю жизнь посвятить изучению святоотеческого наследия и надо тонко чувствовать дух писаний святых отцов. Настоящие богословы – большая редкость. Но я вас уверяю, что сегодня в России такие богословы есть. И если вы захотите, то познакомитесь с их трудами.
Реестры грехов
Сейчас иные батюшки очень произвольно верстают длинные перечни грехов, в которых православным надлежит каяться. Причем, у разных батюшек могут быть очень разные представления о том, что есть грех, а что не есть. Слушать или не слушать можно любого батюшку по собственному выбору. В ином храме на вас наложат суровую епитимью за то, на что в другом храме благодушно махнут рукой. В иной книге православные ревнители благочестия гремят анафемами по поводу того, что в других православных книгах фактически признается нормой современной жизни.
Это вполне объяснимо. В нашей жизни появилось много новых явлений, оценивая которые мы не можем опереться на авторитет святых отцов. Святитель Василий Великий ни чего не говорил ни про ИНН, ни про рок-музыку, ни про курение табака. А вот насколько авторитетно суждение условного «отца Василия», про которого мы знаем, что он хороший, но не великий, это мы уже решаем сами.
Не трудно понять, что в такой ситуации возрастает роль мирян в церковной жизни. Мы не можем ссылаться на то, что «так священник сказал». Мы вынуждены думать своей головой, выбирая, на какое из различных суждений различных священников опираться. Конечно, иной батюшка с удовольствием поставит знак равенства между своим голосом и голосом Церкви, но мы должны понимать, что это вовсе необязательно так и есть. От лица Церкви не имеет права говорить даже патриарх. Мнение Церкви может выразить только Собор, а по значительному количеству вопросов современной жизни соборных суждений нет. Как же нам тогда узнать мнение Церкви по этим вопросам? Ну в общем-то пока ни как. При этом надо помнить, что полнота истины пребывает только в полноте церковной, а Церковь – это не сумма батюшек, это в том числе и миряне, то есть каждый из нас.
Как-то, было дело, одна женщина пришла к вере и задавала мне много вопросов. На какие смог – ответил, а кроме прочего посоветовал книги Андрея Кураева. Через некоторое время встречаемся, и она говорит: «Нашла книги Кураева, начала читать, но мне у нас в храме сказали, что эти книги – запрещенные». Тут уж я не смог удержаться от смеха. Говорю: «Отца Андрея от Церкви ни кто не отлучал и, соответственно, его книги ни кто не запрещал. Ну разве что некий батюшка запретил своим прихожанам читать Кураева. Вольному воля, конечно, но у меня возникает вопрос: не много ли берет на себя этот батюшка, запрещая книги доктора богословия и преподавателя Духовной Академии?»
В общем, если кто-то скажет, что читать Кураева – грех, возьму на себя смелость не согласиться. Но и следовать за каждым суждением Кураева ни кому не посоветую. Не хочется думать, да? А придется.
Вот, к примеру, некоторые священники накладывают епитимию на тех, кто празднует Новый год, полагая это грехом. Но давайте разберемся, почему? Говорят, это нарушение Рождественского поста. Но тогда и каяться надо в нарушении поста (мало ли по каким причинам), а не в праздновании Нового года. Кроме того, отмечать Новый год можно очень по-разному. Можно закатить грандиозную пьянку с дикими плясками и обжираться ветчиной, а можно тихо посидеть в семейном кругу за постным столом, выпить шампанского под бой курантов, посмотреть немного телевизор, да и лечь спать. По телевизору фигню всякую показывают, однако же не порнографию.
Кто-то из православных тут же взовьется: «Вы телевизор смотрели? Да это само по себе грех. Православным смотреть телевизор нельзя». Ну не знаю для кого тогда по телевизору выступает патриарх и транслируются богослужения? С телевизором – вообще тяжелый вопрос, но вернемся к Новому году. Да, разумеется, не только нарушение пищевых запретов, но и любое веселье, в том числе и участие в телевеселье – уже нарушение поста. А если без телевизора?
Тогда, говорят, отмечая Новый год, вы утверждаете новый стиль и отрицаете церковный календарь, согласно которому Новый год будет только через две недели. И тут будет уместно спросить: уверены ли мы, что в календаре, который составил обожествлявший себя язычник Юлий Цезарь больше святости, чем в календаре римского папы Григория? Юлианский календарь для православных – не святыня, мы не переходим на григорианский потому что в этом случае Пасха иногда будет выпадать на те дни, в которые каноны запрещают праздновать Пасху. При чем тут Новый год?
Один священник сказал: «Вы понимаете, что празднуя Новый год, вы совершаете жертвоприношение бесам?» Очень тяжелое обвинение. И не слишком ли легкомысленное? Даже если человек согрешил, это еще не значит, что он совершил вероотступничество. Тут, конечно, явно не достаточно оснований, чтобы обвинять православного человека в сатанизме.
И вот я прочитал у Кураева, как православному лучше праздновать Новый год. При этом, отец диакон опирался на личный опыт, даже и вопроса не стояло о том, что это может быть грех. Полегчало? Вы знаете, как-то не очень. Какая-то все-таки неловкость в душе осталась.
Так каков же все-таки объективный критерий определения того, что есть, а что не есть грех? Еще раз повторю: грех – это то, что наносит вред душе. Так наносит ли вред душе празднование Нового года?
А вам ни когда не хотелось в Новый год сказать вслед за Остапом Бендером: «Мы чужие на этом празднике жизни»? Вы не испытывали отторжения, глядя по телевизору на кривляния эстрадных «звезд»? Нет, правда, это же не порнография, там вроде бы и «грех-то с орех», но не было ли у вас ощущения того, насколько вам все это чуждо? Не говоря уже про характер пьяных разговоров за праздничным столом. Вам не хотелось уши заткнуть? Если вы чувствовали себя очень чужим посреди этого совершенно нехристианского веселья, вы имеете полное право сказать: «Грешно все это, вредно все это для души».
Помню монахиня N писала: «До того, чтобы чтение светской литературы начало вредить вашей душе, надо еще дорасти». Так вот, наверное, до того, чтобы празднование Нового года начало вредить вашей душе, тоже надо еще дорасти. Представьте себе, что вы заходите в комнату к человеку, у которого по полу ползают змеи и скорпионы, а вы кричите на него: «Ты что тут мух развел? Немедленно всех мух перебить!» Конечно, засилье мух – не есть благо, но разумнее пока не обращать на них внимания и заняться истреблением куда более крупных и опасных тварей. Если же вы все-таки решили в первую очередь заняться мухами, змеи и скорпионы тем временем погубят вас.
Так же некоторые не очень мудрые батюшки в первую очередь велят нам бороться с теми грехами, которые на нашем убогом уровне духовного развития и вреда-то ни какого не могут причинить. Наши души еще полностью растворены в грязи мелочных мирских попечений, мы еще не отбили у мира сего ни пяди духовного пространства, а нас уже пугают: «Читать газеты – грех», не говоря уже про телевизор и Новый год. Да, все это действительно загрязняет душу. Плюнуть на пол в чистой комнате, значит напачкать. Но если плюнуть в помойную яму, там не станет грязнее. Только фарисей будет в этом каяться.
Есть вещи, которые являются грехом только для святых чистых душ. Для святого грех – все, что мешает ему быть святым. Не торопитесь в святые. Недавно один мудрый батюшка на проповеди сказал: «Не надо на исповеди каяться в том, что вы были на молитве рассеяны. Если бы у вас была нерассеянная молитва, значит вы уже достигли святости». Это может показаться странным: батюшка не велел каяться в том, что является грехом. Но он прав! Это как с той комнатой. Если мы каемся в том, что развели мух, значит мы не видим у себя змей и скорпионов, потому что если бы мы осознавали, какие опасные твари нам угрожают, так мы про мух бы и не вспомнили. Покаяние в «рассеянности на молитве» отражает нашу духовную слепоту.
Есть явления, которые на разных уровнях духовного развития могут быть и вредными, и полезными. Для тех, кто едва переступил порог Церкви, чтение Достоевского весьма полезно – там столько чистой искренней веры во Христа. А для опытного монаха читать Достоевского – грех, слишком много там бурления страстей и всяческого непотребства. Пройтись наждачной бумагой по грубой деревяшке – значит сделать ее более гладкой. А той же бумагой пройтись по пластиковой линзе – сделать ее менее гладкой.
Как же нам определить, что для нас грех, а что нет? Еще можно отмечать Новый год, или уже не стоит? Дай Бог каждому из нас мудрого духовника, но ведь и духовника мы выбираем сами, и степень его мудрости оцениваем самостоятельно, своими силами, и ни когда, ни на кого мы не имеем права перекладывать ответственность за спасение своей души. Каждый из нас несет абсолютную, стопроцентную ответственность за свою душу. Кого же слушать? Голос своей христианской совести. Ведь голос совести – это голос Бога.
Все это сложно до невероятия. А, может быть, кто-то думал, что спасти свою душу легко? Ну, положим, протестанты так и думают, а православным быть куда труднее. Порою на нас смотрят со стороны и ухмыляются: «Да у них там все – грех, у них и дышать-то можно через раз». Так хочется это опровергнуть и вдруг понимаешь, что… бесполезно. Православие со стороны не понять.
Помню, как поразили меня великие слова блаженного Августина: «Люби Бога и делай что хочешь». Ведь это воистину так! Но это так легко перетолковать превратно… Тот кто по-настоящему любит Бога, и делать будет только то, что угодно Богу, и тогда вопрос о дозволенном и недозволенном отпадет, как ненужная шелуха. Но любим ли мы Бога по-настоящему?
Помню одну поразительную песню иероманаха Романа. Там старый монах обращается к Богу: «Милостивый Боже, я познал глаголы: «Симоне Ионин, любиши ли Мя?»» У монаха вся жизнь ушла на то, чтобы понять глубинный смысл одной единственной евангельской фразы. Неужели я попытаюсь ответить на вопрос, что значит любить Бога? Забудьте те слова блаженного Августина, я вам их не цитировал.
И вообще, я кажется начал богословствовать. Прости меня, Господи, я не хотел. У меня лишь было намерение в нескольких словах объяснить, что такое грех. Объяснил ли я это хотя бы самому себе?
Тоже грех
Еще раз замечу, господа: это не проповедь. Скорее уж исповедь. Вот сейчас я пишу эти строки и курю. Стыдно? Стыдно. Какой же я после этого православный? Да вот такой…
Я не раз задавал вопрос: «Курение – это грех, или вредная привычка?» И ни разу не получил удовлетворительного ответа. А надо ли вообще такие вопросы задавать? Сказано – грех, значит грех. Это ведь скажет любой священник. Но все дело в том, что курение – не единственный и не самый тяжелый мой грех. Грех скептицизма будет потяжелее. Мне во всем надо разобраться самому.
Для начала бесспорно одно: курение наносит вред телесному здоровью. Но отсюда еще не следует, что курение вредно для души. Пост тоже может причинять вред здоровью, во всяком случае, у меня во время постов обостряется язвенная болезнь. Но для души пост полезен. А курение? На чем основано утверждение, что оно вредит душе, т.е. греховно? Нет ли у меня возможности оправдать себя и доказать, что ни какой это не грех? Есть такая возможность.
Помню, как был удивлен, когда некий православный автор восхищаясь известным богословом протоиереем Александром Шмеманом, рассказывал, как тот смотрел по телевизору спортивные соревнования и при этом смолил одну беломорину за другой. Подчеркиваю, это было рассказано с восхищением, вот дескать какой живой увлекающийся человек. Кажется, это вполне может служить для меня оправданием. Если уж такой известный богослов дымил, как паровоз, так и мне, простому мирянину, нет смысла себя ограничивать. Но разве я всегда и во всем соглашался с каждым богословом? А почему сейчас должен вот так сразу согласиться, только потому, что мне это удобно?
Еще говорят, что в Греции не только миряне, но и священнослужители курят только так. Об этом я и в книгах читал, и рассказывали, как видели такую картину: гуляет по Троице-Сергиевой лавре греческий епископ – на груди панагия, а в зубах сигарета. Тут дело даже не в том, что он грешит, а в том, что не видит в этом греха, не считает нужным хотя бы за угол зайти, отрыто смолит.
Ну вот на кого мне ориентироваться? Ведь греки тоже православные. Им значит можно, а мне нельзя? А, может быть, табак – что-то вроде картошки, которую наши дремучие предки называли «чертовым яблоком» просто потому что все новое склонны были объявлять греховным? Может быть, в табаке не больше греха, чем в картофеле? Известно, что старообрядцы у нас в равной степени ополчались и на картофель, и на табак. Так то ж сектанты, у них головы со смещенным центром тяжести.
Бесспорно то, что курение – дурная привычка, однако грызть ногти – тоже дурная привычка, но грехом ее ни кто не объявляет. Бесспорно, что курение – не в традициях Русской Православной Церкви, но национальные традиции поместных Церквей – это еще не содержание нашей веры. То что сектанты рьяно восстают против табака – ни о чем не говорит. Они может быть в этом не правы, так же, как и в остальном, а может быть это то единственное, в чем они правы.
И все-таки совесть подсказывает мне, что курение – грех, а разум приводит основания. Курение – грех, потому что это страсть. Страсти коренятся в душе. Они бывают тесно связаны с телом, но корень их не в биохимии и не в обмене веществ, а именно в душе. Страсти – это то, что мы потащим с собой в мир иной, вот только уже не будем иметь возможности их удовлетворить. Представляю себе, как по разлучении души с телом курить хочется так же сильно, а возможности покурить уже нет. Вот, пожалуйста – одна из составляющих ада. Богу вовсе не надо будет наказывать меня за грех курения, я несу это наказание в себе.
Хочется ли оправдать свои греховные привычки? Не хочется! Если я оправдаю себя, если скажу себе, что никакой это не грех, у меня не будет надежды. Я буду считать, что все нормально, и тогда только после смерти пойму, что все ненормально, но будет поздно. До тех пор, пока я осуждаю себя за этот грех, у меня есть надежда на то, что Господь поможет мне от него избавиться.
Впрочем, то что я курю, говорит лишь о том, что я – человек грешный, а это и без того известно. Курение, наверное, самый вонючий грех, но вряд ли самый страшный. Пожалуйста, не говорите курильщикам, что они уже не православные. Такой сектантский фанатизм сам по себе не православен. Не говорите, что «курить – бесам кадить». Курильщик предается греховной страсти, но это еще не вероотступничество, каковым безусловно пришлось бы считать каждение бесам.
Что ни говори, а в отношении к курению у нас проявляется много сектантской «ревности не по разуму». Вам когда-нибудь предлагали покаяться в том, что вы регулярно пьете кофе? Я о таком ни разу не слышал. А теперь скажите, чем кофеиновая зависимость отличается от никотиновой? Да ни чем. Это такая же душепагубная страсть. Между тем, кофе мы пьем совершенно без боязни, что нас объявят не православными и греха в этом не видим. А почему? А по причинам вообще не имеющим отношения к вере и связанным скорее с традициями, привычками, эстетикой. Человек, который курит, выглядит несколько даже зловеще – дым, огонь, вонь. А добропорядочный господин с чашечкой кофе вполне эстетичен и благообразен. Но ведь это все внешние признаки, не имеющие значения для оценки духовной сути явления. Да кроме того, «ревнители древнего благочестия» не восставали против кофе, потому что и не видели рядом с собой кофеманов, эта привычка не захватила массы. Когда же кофе начали пить все, таких грозных ревнителей уже не было и включить кофеманию в перечень грехов деликатно позабыли.
Поверьте, я не пытаюсь себя оправдать, просто стараюсь быть честным. Надо твердо сказать, что курение – грех. Но это не признак, отличающий верующего от неверующего, церковного от нецерковного. Курение заслуживает осуждения, но не в большей степени, чем некоторые явления, которые мы и грехом-то не склонны считать. Например, страсть коллекционера – явление примерно того же порядка. Ни к чему в этом мире нельзя слишком сильно привязываться.
Гордость. Гордыня. Достоинство
Как-то диакона Андрея Кураева спросили: «Есть ли разница между гордыней и гордостью и если да, то в чем она?» Мне кажется, я понял смысл вопроса, но меня совершенно не удовлетворил ответ, поэтому я стал искать свой.
Для начала надо сказать, что между гордостью и гордыней разницы нет вообще ни какой. По смыслу – это синонимы, которые отличаются лишь стилистической окраской. Если подходить к вопросу формально, то вот и весь ответ. Но очень интересны причины, по которым этот вопрос был задан.
Нам очень хочется считать, что «гордыня» – это плохо, а «гордость» – это хорошо. Все мы пропитаны светской культурой, а там слово «гордость» имеет однозначно положительное значение. «Человек – это звучит гордо», «гордый буревестник», «женская гордость» и т.д. И вот мы приходим в Церковь, где нам говорят, что гордыня – смертный грех. Нам надо отречься от всего, что нам до сих пор было дорого, заменить ценностные ориентации на диаметрально противоположные, то есть фактически умереть и родиться заново. Это так тяжело, что у нас поневоле возникает вопрос: нельзя ли умереть не полностью, а частично, то есть что-то оставить в своих представлениях из прежней жизни? Может быть, Церковь не возражает? О, этот «гордый орлиный профиль»… Что в нем плохого? И как его еще назвать, если не гордым? А у женщин и вовсе проблемы. Помните: «Сняла решительно пиджак наброшенный, казаться гордою хватило сил». О чем речь? Женщину бросили, а она не теряет самообладания. Неужели лучше было закатить истерику, или валяться в ногах у обманщика, умоляя ее не бросать? Если же всего этого не делать, то получается гордость. То есть по всему получается, что гордость это хорошо. А разве «гордый буревестник» не выглядит героем, достойным подражания? Неужели мы должны уподобляться глупым, робким, жирным пингвинам? Не хочется.
И вот уже церковные люди рассуждают меж собой: «Нет, гордость нельзя терять, гордость – это хорошо, а вот гордыня – это, конечно, грех, тут батюшка все правильно говорит». Такая позиция – очень сложный и тугой узел, распутывать его надо с большим терпением и осторожностью.