Юрко доехал до бульвара Дружбы народов. На выходе из метро дозвонился маме:
? Я уже на Печерском мосту. Бегу на троллейбус. Что случилось?
? Сама толком не знаю. Живу в операционной, ? усталым голосом отозвалась Ольга Петровна. – Папа позвонил дежурному врачу и попросил передать, что его с работы забрали в милицию. Или в полицию. Сказал, что скоро повезут домой. Собираются делать обыск.
? Какой обыск?! Он же адвокат и бывший…
? Юра я ничего не знаю! ? с надрывом выпалила мама. – Не могу сейчас все бросить и уйти. Приду вечером. Поезжай домой и держи меня в курсе. Пиши эсэмэски. Все! Меня зовут.
Связь оборвалась. Юрко сунул телефон в карман и запрыгнул в отъезжающий от остановки троллейбус. При этом терялся в догадках:
«Что могло случиться? Отец уважаемый и заслуженный человек. Отставной офицер МВД, бывший сотник Майдана. Какой может быть обыск?!».
Дождавшись конечной остановки, выскочил из троллейбуса и бросился бежать к перекрестку. Когда же повернул в переулок, то увидел возле ворот дома полицейский джип и микроавтобус с эмблемой полка «Киев-1». У распахнутой калитки прохаживались два автоматчика в полной амуниции: в бронежилетах, касках и матерчатых балаклавах, скрывающих лица.
? Куды поспешаете, юноша? – поинтересовался один из них, шагнув наперерез Скорику.
? Я тут живу. Пропустите!
? Наверное, сынок задержанного, ? предположил другой и постучал пальцем по наушнику радиостанции. – «Борода», я «Хима»! Тут пришел родич арестованного. Похоже сынок. Ага. Понял.
? Не похоже, а сын! ? с вызовом бросил Юрко, пытаясь протиснуться в калитку. – Не имеете права задерживать! Да что происходит?!
Здоровяк с позывным «Хима» уперся локтем ему в грудь и предупредил:
? А ну не борзей! Мы при исполнении. Не то щас наручниками к забору пристегну.
? Напугал! Может, стрелять начнешь?
? Вы бы успокоились, молодой человек, ? вступил в разговор напарник здоровяка. – Мы вам не враги. Понятно, что переживаете за батьку, но придется обождать. Сами знаете, какова обстановка. Вчера под Радой солдаты погибли…
? Во-во, ? поддакнул Хима и пробасил. – Не напирай, сказал! Соблюдай порядок, – кивнул в сторону дома и ехидно подметил. – Особнячок-то нехилый. На какие шиши отгрохали? Небось, папаша перед старой властью выслуживался?
Юрко взбеленился и сжал кулаки, но рассудительный спецназовец успел ухватить его под руку и оттащить в сторону. Оглянувшись, прикрикнул на Химу:
? Ополоумел что ли?! Мозги включи!
? А шо такого! Понастроили дворцов за народные деньги…
? Заткнись, сказал! Его батька на Майдане Сотней командовал. Ты тогда еще Киев не мог на карте найти.
Здоровяк засопел и демонстративно отвернулся. Скорик проделал тоже самое и спросил у благоразумного спецназовца:
? За что отца арестовали? Мне же положено знать.
В ответ тот молча развел руками, а Хима пробормотал, не оборачиваясь:
? Задержан за убийство. Понятно? Теперь обыск в хате проводят. Скоро заканчивают, поэтому приказали тебя не пускать.
У Юрка потемнело в глазах. Колени предательски задрожали и подкосились. Он обессиленно привалился к стене, стараясь глубоко и размеренно дышать.
Через минуту у калитки появился еще один автоматчик в балаклаве. Осмотревшись, посторонился, выпуская со двора конвойную процессию. Двое парней в штатском удерживали под руки Богдана Михайловича. Позади вышагивал сутулый жердяй в дорогом костюме.
? Папа! ? задохнувшись, выкрикнул Скорик.
? Я ни в чем не виноват! – отозвался отец. – Говорят, что кого-то убил. Понятия не имею, кого. Эти молчат…
? В машину его! Бегом! – раздухарился жердяй.
Задержанного усадили на заднее сидение полицейского джипа. Но перед тем как захлопнулась дверца, Скорик-старший прокричал:
? Меня подставили, Юра! Разыщи Мамая!
Галерея Гетмана
Киев. 1919 год.
Последняя декада августа.
Четыре часа пополудни.
Как не старалась Анна Яновна скрыть недовольство, но выходило с трудом, да и выглядело лицемерно. Прохаживаясь по гостиной перед старинным напольным трюмо, она скептически осматривала свой наряд и вопрошающе поглядывала на гувернантку сына Саломею. Демонстрировала, что присборенная длинная юбка цвета выгоревшей травы и серая ситцевая кофта с баской сидят мешковато и придают внешности затрапезный вид.
? Вылитая торговка с Бессарабки, ? подытожила Анна и глянула на ходики, висевшие в простенке меж зашторенных окон. ? Уж ничего не поделать. На переодевание времени нет. Еще и косынку велишь повязать, Саломея?
? Всенепременно, пани. В лавру же идете, ? закивала толстуха-бонна и погрозила пальцем воспитаннику, надзиравшему за происходящим из-за двери детской. – Не препятствуйте, паныч, маменьке наряжаться. Видите, поспешает.
? По какой надобности маменька надела твои вещи? – поинтересовался босоногий малец годков 8-ми от роду, одетый в короткие штанишки и белую майку с арбузными кляксами на животе. – Пожитки ей явно не в пору. Своих вон полна гардеробная.
? Шел бы ты, Мишенька, грамматику повторять, ? улыбнувшись, сказала маменька и объяснилась. – Совсем нежданно мне понадобилось наведаться в лавру, а вещей подходящих не оказалось. Возле церквей завсегда прорва нищих и калек. Проходу не дадут, коль заприметят нарядную пани.
Саломея набросила на плечи хозяйки белую застиранную косынку и посетовала:
? Побирушки не так страшны. Нынче особливо мятежно на фронте. Поговаривают, что большевики вскорости сдадут Киев войскам Директории. А те вроде бы примирились с деникинцами. Интересно поглядеть, захотят ли золотопогонники брататься с петлюровцами. Как пить дать учинят резню. Клара Германовна сказывала…
? Не внимала бы ты бабьим сплетням, ? отмахнулась от нее Анна. – Из-за пересудов у Мишеньки может пароксизм случиться. И без того мечется во сне.
? Я отменно сплю, ? насупившись, пробубнил сынишка. – Про войну мне Ванька иначе толковал. Красные нарочно уходят из Киева. Хотят, чтобы богатеи возвернулись. Потом одним махом порубят украинских сепаратистов с белогвардейцами и отымут золотишко у миллионщиков.
Хозяйка усмехнулась, косясь на опешившую бонну и подметила:
? А ты мне толкуешь про симпатию деникинцев к петлюровцам. Вишь, как дитятко смыслит в политике нынешнего хаоса.
? Марш в комнату, паныч! – гаркнула на воспитанника Саломея. – Ванька, небось, наслушался россказней своего нетрезвого папаши. Спившийся жандарм – готовый провокатор.
? Иди, Миша, иди, ? поддержала гувернантку Анна. – Когда ворочусь, мы непременно обо всем потолкуем.
Чмокнув дитя в щеку, она направилась к лестнице, кинувши мимолетный взгляд в зеркало. Спустилась на первый этаж и заглянула в кухню, где громыхала посудой розовощекая кухарка Хрыстя.