Комета Магницкого. Полное собрание

Чертовски неприятная история. Почти так же ему плохо, как если бы был он тем самым мужем и узнал о наличии Виктора Магницкого, к примеру. И даже хуже. Потому что, в отличие от мужа, и претензии предъявить некому – ведь когда был вторым, то любил, мечтал, бегал-прыгал, скакал со второго этажа, радовался жизни, а стоило узнать про третьего, тут же страшным образом расстроился.

Чувство испортилось? Любовь пропала? Возникли разом негодование и злость по поводу выдуманного абстрактного философского закона, что количество, увеличиваясь, переходит в новое качество? Значит, он, Магницкий, её обнимал на работе, потом дома муж довольный обнимал, и ещё в чайной блондин тоже присоседился обниматься, чтобы всем было хорошо. Во как! Но почему так плохо?

Адский перцовочный огонь охватил со всех сторон на родной постели, не дожидаясь окончания жизни, похорон и девятого дня – и ничего не поделать, пришлось жариться, вращаясь утлым телом туда-сюда на койко-месте, словно на вертеле, пытаясь найти положение, при котором не слышно будет ужасных многочисленных вопросов, вполне, впрочем, обыкновенных, но которые человек почему-то начинает задавать себе, дерябнув грамм двести, после того, как увидит нечто обескураживающее и сильно вымокнет под дождём.

15. Возьми меня замуж, миленький

Утром действительно не чихнул, не кашлянул, встал да побежал на работу. На работе – полный завал! Пришла пора сдавать квартальный отчёт, а писать нечего: везде одни хвосты, недоделки, за всё хватался раб божий и ничего до ума не довёл. Кинулся к Жанне, проситься, чтобы его программы запустила вне очереди, хотя бы в фоновом режиме. Конечно, другие при этом будут считаться медленнее, но ничего, потерпят, ибо не бывает всем хорошо одновременно. И не должно быть. Жанна развела руками:

– У нас профилактика до двенадцати.

Даже не покраснела. Наглеет народ. Магницкий не вытерпел, рассердился:

– Экие вы разгильдяи! И электронщики, и системщики вкупе: то у вас машина совсем не работает, то профилактика наступает. В день пять минут дадут с барского плеча – и делай работу как знаешь! Нет, тунеядцы вы бессовестные, вот что я вам скажу, дорогие товарищи!

Жанна густо покраснела за электронщиков и системщиков, оглянулась по сторонам, как показалось Магницкому, в поисках защиты, вроде пристал он к девушке в неосвещённом месте с ножом к горлу, требуя отдать из сумочки ужасно дефицитную помаду и пудреницу. А нежная Жанна всё-таки натура, не в маму пошла, попробуйте нечто подобное высказать, пусть даже в сердцах, главной системщице Артамоновой. Да она орать будет в бога-душу-мать часа два без перерыва, пока три шкуры не облезет со всего научного коллектива. Пока не разбежится народишко по кабинетикам, на ключ в них не запрётся. А в пустых коридорах ещё долго будет гулять артамоновская хрипотца: «Клевреты! Пособники! Не знают, как дорожка на цилиндре устроена, а туда же, в кандидаты наук лезут! Только через ваш труп!».

Магницкий тоже оглянулся, ища, к кому начнёт взывать его невинно покрасневшая жертва. Электронщики обрабатывали спиртом дисководы, и лица у них были, как у жрецов в минуту священнодействия, когда свежей кровью добычи те смазывали каменные губы своим божкам. Их собственные губы при этом довольно причмокивали, а глаза блестели – явно вдарили по маленькой, прохиндеи, не дожидаясь обеда. Виктор понял, что защита будет круче сицилианской, потому срочно принялся давить на женское чувство жалости к братьям меньшим.

– Ну что за жизнь! – воскликнул он, посылая взор небу, состоящему на данный момент из белого негорючего пластика вперемешку с неоновыми лампами, – работа собачья, за сто тридцать рублей в месяц, ещё бесплатно в заочной аспирантуре паришься, как последний идиот, статьи пишешь для кандидатов наук, чтобы они в доктора вышли, а у самого ни квартиры, ни жены, ни ребёнка, ни времени машинного, чёрт бы его подрал! Полный аллес!

Жанна дрогнула на квартиру.

– Ладно, включу на двадцать минут один диск операционный. Все разделы твои, пользуйся.

– На старости лет, дорогая Жанночка, буду в церковь ходить ежедневно и за твоё здравие молитву заказывать.

– Не доживу я до того времени.

– Тогда за упокой. Душа знаешь как возрадуется на том свете? Ой-ёй-ёй!

К главному пульту подошёл весёлый спец по дисководам Котомкин, от которого мягко веяло коктейлем из разведённого спирта с долькой солёного огурца. Он свернул пустой полиэтиленовый пакет от закуски, бросил в мусорную корзину под столом системотехника и важно отёр маленькие усики.

– Э, вы чего? Запускаетесь, что ли, уже? Мы-то ещё того… ни в одном глазу, ещё работать и работать надысь.

– Срочный счёт для Орала принесли, – отрезала Жанна в стиле Вильгельмины Карловны.

Магницкий аж вздрогнул, так схожи были интонации. Впрочем, удивляться нечему, как-никак родственники.

– Ё-ка-лэ-мэ-нэ, – протянул Котомкин, – ладно, перекурим тогда. Товарища Оралу не переорёшь, а плетью обуха тоже не перешибёшь. Мужики, перекур!

Сорок минут единоличного властвования над всей институтской ЭВМ принесли невиданные плоды, собрав которые, Виктор к вечеру успешно разделался и с квартальным отчётом по текущей, но никуда не утекающей работе, и полугодовым по аспирантуре. Если квартальный отчёт пошёл на ура даже без трёх минут пять последнего денька, то научный шеф, принимая толстую папку, полную вдохновенных дум, отчего-то начал морщиться.

– Чем, Андрей Палыч, не угодил? Ежели размеры не удовлетворяют, то я там кроме результатов ещё и перспективы дальнейшие наметил. Горизонты, так сказать, изобразил. Их можно не читать. И даже не листать.

– Ладно, чего там, – грубовато-отечески выразился руководитель, почесав лысую голову, обзываемую репой, – сойдёт на худой конец.

– Почему на худой? Недавно блестящим достижением называли.

– О перспективах забудь, повторяю по слогам: на нижнем институтском уровне сойдёт. Потому что все знают – наша работа. А в качестве кандидатской диссертации рассматриваться не может, ибо в природе существует монография с аналогичными результатами. Понятно? Надо срочно менять тему. Подумай над этим недельку и доложись. Я тоже буду репу чесать, – он наглядно принялся массажировать толстую кожу на голове, гоняя её толстыми складками ото лба на затылок.

Кожа натужно скрипела под сильными пальцами шефа.

– А что, Андрей Палыч, – задумчиво следя за этими усилиями, произнёс бесстрастно Магницкий, – хорошо бы взять товарища Киселя за грудки и придушить слегка? Чтоб не воровал чужие мысли на халяву?

– Дурак ты, Виктор, и не лечишься. Да он с его-то блатом, а теперь и званиями и лауреатствами в придачу, знаешь какой бюджет для нашего института вышибет? Нам и не снилось. Уже парочку новейших американских компьютеров пообещал в отдел, настольных. На один стол помещаются, а памяти – как во всём нашем машинном зале, понял?

– Понял. Только вот знаю точно: коммунизма на воровстве не построить. Мне это один старший товарищ популярно объяснил на живом примере, когда уму-разуму учил.

Андрей Палыч перестал чесать репу.

– Ты что, Виктор, собираешься коммунизм строить, как Хрущёв к 80-му году? Так проехали дату, опоздал. И вот ещё что: пришлось твою работу с конкурса молодых учёных тоже того… отозвать. Сам понимаешь – нехорошо, могут в плагиате обвинить, зачем нам лишний шум на ровном месте поднимать?

– Понятненько.

– Думай, Магницкий, думай. Срочно чеши репу, Виктор, насчёт новой тематики.

– Будем чесать, Андрей Палыч.

– Вот и умница!

В состоянии полной отрешённости скитался Магницкий по коридору. Новая тема на последнем году аспирантуры. Легко сказать. Куда теперь податься? На какую сторону? От дурных мыслей отвлёк Забава.

– У тебя с квартальным отчётом как дела?

– Нормально.

– А у меня труба из-за этих девиц, чёрт бы их побрал!

– Да? – иронически вздёрнул бровь Магницкий, – это ещё что за новая болезнь объявилась? Рассказывай, делись опытом с подрастающим поколением.

– Не в том смысле. Девчонки неправильно программируют мои идеи. У них, понимаешь ли, головы не так устроены, как у нас. Говоришь им, говоришь, объясняешь полдня алгоритм до хрипоты, а они назавтра приносят тебе в распечатке такую офиговенную фигню, что хоть бери и вешайся. Эх, надо было мне тоже программирование толком освоить в своё время. Вон у тебя, как я смотрю, никаких проблем: надо – раз-два и на машину бегом, сунул Жанке конфетку в карман, и без всякой очереди прокрутил идею за десять минут на соответствие объективной реальности. Ни от кого не зависишь, счастливчик!

– Начни программировать хоть сегодня, кто мешает? Не боги фортран придумали.

– Начни, начни, а где время взять на освоение? Отчёт позавчера надо было сдать. Нет, замучился я с этими девицами, погубят они меня. Вот сегодня сон приснился. Рассказать?

– Благолепный хоть? Или опять?

– Опять. Приснилось, представь себе, что лечу я голеньким ребёнком в колыбели, которая состоит из живых женских рук. Будто они меня держат на весу и несут куда-то вверх, и вокруг руки, руки, даже не колыбель вовсе, а гнездо уютное такое из рук женских сплетённое, а руки те колышатся надо мной, трогают, гладят и ласкают, а сами, знай, поднимаются ближе к солнышку. М-да… Необыкновенно нежные, до плеч оголённые, розовые, невинные, а я их всё равно узнаю – вон Милы ладошка прикоснулась, вон операторши Любочки, у неё такая ямочка у локтя делается при сгибе, чувства при этом самые что ни на есть приятные…

– Вильгельмины Карловны не было?

– Что? А, нет.

– Крупно повезло, иначе бы с дефектом проснулся.

– Да, и вот представь себе, разве можно, находясь в этаком приподнятом настроении, сидеть за столом и писать квартальный отчёт? Я теперь хожу по институту дурак дураком, у женщин руки разглядываю и вспоминаю: были они во сне или нет. Ах, как они меня несли, как несли куда-то… Пойдём, хватанём газировки по стакашку?