Голубой алмаз Будды. Детективная серия «Смерть на Кикладах»

С другой стороны, Антонидис и в самом деле оказался в сложной ситуации: отдать улику в департамент – похоронить дело заживо. К бабушке не ходи, и так все понятно.

Но я-то тут при чем, тоскливо думал Смолев, почему мне надо снова, уже в который раз отодвинуть свои дела в сторону и потратить драгоценное время на то, чтобы разбираться с очередным трупом? Упустим время с посадкой новых лоз, – придется все переносить с виноградником на следующий год. Ради чего? Холландеру уже ничем не помочь, он мертв.

Для следствия Смолев сделал все, что мог. Да и дело несложное, инспектор – мужик башковитый, справится. А что до его нетерпения, понять можно, но это не повод для Смолева бросать свои дела. А еще Алекс прекрасно понимал, что если уж он «впишется» в расследование, то не успокоится и сам, пока не доведет его до конца – профессиональная гордость не позволит. И от этого он еще больше сердился на самого себя.

Что-то Манн долго не снимает трубку, вдруг дошло до Алекса. Обычно генерал отвечает после второго гудка, а сейчас прошли добрые десять – двенадцать. Видимо, занят. Перезвоню, решил Смолев и сбросил вызов. Мысль о том, что генерал – такая же ранняя пташка, как и сам Алекс, в семь часов утра может еще спать, даже не пришла Смолеву в голову.

– Скажите, Теодорос, – что-то вспомнив, обратился он к старшему инспектору, который, пребывая в расстроенных чувствах, незаметно для себя уже основательно подъел виноград на блюде. – Что еще обнаружено у убитого? Он хотел предъявить мне какие-то документы, но не смог пошевелиться, а обыскивать его в ваше отсутствие я, разумеется, не стал. Вы нашли паспорт, билеты на самолет или паром, ваучер на гостиницу? Письма, телеграммы, визитки? Ну хоть что-то?

– Мы не нашли при нем никаких документов! – сокрушенно развел руками немного приободрившийся полицейский. – Совершенно никаких, и это очередная загадка. Даже бумажника с деньгами или кредитными карточками. Мы не знаем, кто он и откуда, когда прибыл на остров, у кого остановился, где его вещи, наконец! Ведь должен был у него быть хоть какой-то багаж! То, что его зовут Холландер, профессор Холландер, мы тоже знаем только с его слов, ну, то есть, если быть точным, с ваших… Он вам назвался этим именем и заявил, что имеет отношение к музею естественной истории. Вопрос, к какому? В Афинах есть небольшой музей естественной истории, и даже, насколько я помню, там есть экспозиция минералов. Я немедленно направлю туда запрос, первым делом, как только вернусь в свой кабинет, чтобы выяснить, имеет ли погибший Холландер к ним какое-то отношение…

Звук входящего вызова на айфоне Смолева перебил старшего инспектора, и он сразу смолк. Алекс взглянул на экран: звонок был от генерала.

– Доброе утро, – успел лишь сказать по-русски Смолев в трубку, как его немедленно прервали.

– И вот чего ты мне трезвонишь ни свет ни заря? – укоризненным басом ответил сонный мужской голос. Было слышно, как говоривший отчаянно борется с зевотой, но зевота побеждает. – Я первый раз за две недели пытаюсь выспаться, лег накануне в три часа ночи! Укатали, понимаешь, Сивку крутые горки! Ты на часы смотрел, лиходей? Семь утра еще, я думал, хоть до восьми протяну, так нет – черт тебя дернул! Только не говори, что опять что-то стряслось на вашем благословенном острове! Что, опять кто-то умер?

– Ты удивительно догадлив, генерал, – рассмеялся Смолев. – Ну прости, прости, мне даже в голову не пришло, что ты спишь: обычно ты в это время уже на ногах и так активно борешься с преступностью, что она только пищит… А чего это, кстати, ты так поздно спать лег? Случилось что? Как Тереза, как близнецы?

– Да отлично все у них, – еще раз зевнув, ответил генерал. – К тебе хотят в гости, говорят, что еще не все вазы расколотили на твоей вилле. Чего поздно лег? Как обычно: международный криминальный мир пытается объехать нас на кривой козе, ничего нового. Американцы задачку в этот раз подкинули, теперь все на ушах стоят… Ты рассказывай, рассказывай, что произошло? Кто у нас покойник на этот раз?

– Приезжайте, буду только рад, вазы – дело наживное, – ответил Смолев. – А покойник… Тут слушай, такая темная история…

И Смолев в двух словах быстро рассказал Манну о том, что случилось накануне и о визите старшего инспектора сегодня утром.

Увлекшись рассказом, Смолев не заметил, что Манн, откровенно зевавший в начале его истории и даже что-то недовольно бурчавший, вдруг как-то сразу и резко затих, стоило Алексу произнести фамилию убитого, а когда Смолев дошел до утреннего визита инспектора и произнес слова: «достает из кармана и кладет на блюдце синий камень, то ли бриллиант, то ли сапфир, – патологоанатом достал из желудка жертвы…», генерал вдруг совершенно ясным голосом быстро спросил:

– Саша, я все понял, где камень? Камень где?

– Что где? – не сразу смог прерваться с повествованием Смолев. – Ах, камень? Да здесь камень, напротив сидит! То есть, тьфу! Лежит! В кармане у старшего инспектора Антонидиса и лежит! Что ты меня сбиваешь? Так вот, Антонидис хочет геммологическую экспертизу в Интерполе, к своим в департамент боится соваться, мол, камень потеряют. Слушай, ну я никак не могу вылететь сейчас в Афины, меня ждут на винограднике! Это будет просто свинство, если я не приеду! Я уже неделю откладываю…

– Да, да, – словно не слушая его, ответил Манн. – Это само собой… Езжай, конечно, только к вечеру вернись. А Антонидису скажи… Или нет, лучше я сам! Вот что, Саша, дай-ка мне к телефону этого гения сыска!

Смолев, пожав плечами, протянул айфон Антонидису.

Тот, предварительно вытерев руки, липкие от виноградного сока полотняной салфеткой и аккуратно взяв аппарат двумя пальцами, поднес его к уху. Впрочем, генерал говорил так громко и четко, что Смолев, сидя в метре от инспектора, и сам все прекрасно слышал.

Виктор, видимо понимая это, говорил по-английски, чтобы дважды не пересказывать потом Смолеву содержание разговора с полицейским. Тон у генерала был неожиданно деловой и бодрый.

– Старший инспектор? Генерал Манн говорит! Вы все правильно сделали, хвалю! Будете продолжать в том же духе – награды вам не миновать! С вашим начальством я решу все сам. Что вам делать дальше? Дальше делаете следующее: камень отдайте Смолеву. Да, прямо сейчас, немедленно и отдайте. Вы же и так это собирались сделать? Пусть он его уберет в сейф до моего приезда. И хранит за семью печатями! Что? Не понимаете? Это русская поговорка, он поймет. Разумеется, я вылетаю! И привезу вам эксперта мирового уровня, останетесь довольны! Займитесь пока поисками орудия убийства. Когда? К ужину я буду на вилле. И еще, Теодорос, – генерал сделал паузу и понизил голос, – упаси вас Бог кому-то проговориться, о том, что вы нашли! Кто знает о находке кроме вас и Смолева? Точно никто? Ах, да, патологоанатом… Я сейчас с ним сам переговорю. Держите рот на замке, если не хотите, чтобы умер кто-нибудь еще, все понятно? Ни слова, ни полслова! Это не шутки, старший инспектор, все очень и очень серьезно! Прилечу рейсом в семнадцать двадцать пять из Афин. В восемнадцать десять буду у вас. Пришлите за мной машину. Все объяснения при встрече, отбой!

Несколько растерянный и в то же время обрадованный, Антонидис положил замолчавший айфон перед Смолевым. Потом сунул руку во внутренний карман пиджака и достал пакет с уликой, который сперва неловко выложил на середину стола, потом, оглядевшись по сторонам и смущаясь, пододвинул ближе к Смолеву.

– Вот, мне сказали, чтобы я… То есть, чтобы вы…

– Я все слышал, Теодорос, – со вздохом ответил владелец виллы.

Он встал из-за стола, убрал в карман телефон, пакет с камнем и протянул старшему инспектору руку для прощания.

– Ну, что же, сделаем, как просит генерал, раз интересы дела того требуют. Я уберу камень в сейф и уеду в долину. Манна и его эксперта из аэропорта заберу на обратном пути сам. Вы сегодня ужинаете у меня, так что никаких перекусов на пляже! Никакого жареного сыра с тцатцики с пивом перед ужином! Идеально пустой желудок! Иначе повар Петрос этого не поймет и не простит. Тем более, что у нас сегодня на ужин ваши любимые фаршированные кальмары и ягненок на гриле!

Часть четвертая

Человек, взглянувший на него, уже готов был сознаться, что в этой чудной душе кипят достоинства великие, но которым одна только награда есть на земле – виселица.

    Н. В. Гоголь, «Сорочинская ярмарка».

Немигающий, тяжелый взгляд черных глаз дворцового казначея султаната Кутуб Шахов, словно ударом хлыста, ожег прибывших издалека гонцов, немедленно упавших перед ним на колени.

Миргимола снова раздраженно пошевелил в нервном нетерпении тонкими худыми пальцами. Перстни на них издали брякающий звук, словно гремучая змея лениво пошевелила своим хвостом.

Стража, сопроводившая прибывших от самых ворот, отступила на несколько шагов и замерла неподвижно.

Гонцы, чья разодранная и выгоревшая на солнце одежда пропылилась насквозь, а кожаная обувь протерлась до дыр, лежали ничком, упав на колени возле украшенного золотом и шелками тахта[17 - трон восточного вельможи – персид. (прим. автора)] и, уткнувшись исхудалыми лицами в мозаичный пол малой приемной залы дворца Барадари, терпеливо ждали, пока не соблаговолит заговорить тот, кто послал их в дальний путь, и к кому они вернулись, спустя столько долгих месяцев, с пустыми руками.

Наконец Миргимола слегка наклонился вперед, и рубиновый сарпенч[18 - украшение головного убора, изготавливалось, обычно, из золота и драгоценных камней – персид. (прим. автора)] в виде скорпиона, с занесенным ядовитым жалом, полыхнул в огне факелов стражи зловещим кровавым отблеском. Голос у казначея был скрипуч и язвителен.

– Как вы посмели явиться обратно, не исполнив требуемого? – произнес он, надменно кривя узкие губы. – Вы должны были добыть этот синий камень для сокровищницы великого Кутуб Шаха! Знаете, презренные, что теперь вас ждет? Вы обманули мое доверие! Вы подвели меня! Если я не услышу убедительных объяснений, клянусь Аллахом, до утра вы не доживете – я услышу ваши предсмертные хрипы из зиндана[19 - тюрьма, от «зина» – преступление, нарушение и «дан» – вместилище – персид. (прим. автора)] прежде чем на небе взойдет Альрукаба![20 - полярная звезда – арабск. (прим. автора)]

Миргимола говорил по-персидски, дабы не дать возможности стражникам из местных индусов понять суть важной беседы: не для их недостойных ушей было то, что собирался сказать казначей и главное – то, что он собирался услышать. И даже говоря на своем родном языке, который в этой зале знали лишь он и его гонцы, он как опытный царедворец старался очень внимательно следить за своими словами и не слишком повышать голос.

– Храм охраняется, о, господин, – смиренной скороговоркой, по-прежнему глядя в пол, негромко произнес старший группы.

Двое его помощников, помоложе, в страхе молчали, сотрясаясь крупной дрожью.

– Двенадцать вооруженных воинов, сикхи из Пенджаба[21 - земли на северо-западе Индии (прим. автора)], силой мы бы не смогли одолеть их…

– Сикхи? – недовольно поморщился Миргимола, откидываясь назад на мягкий и удобный валик, обшитый шелком, и на мгновенье задумался. – Что делать сикхам у буддийского храма? И что за божество там находится? Чей это храм?

– Храм очень древний, о, господин, – все той же скороговоркой, но уже чуть более размеренно отвечал ему гонец. – До него месяц пути от дворца великого Шаха Голконды! Мы долго искали его, пока, наконец, не нашли. Храм находится в лесу, у самого подножия гор. Вырубленный в скале, он надежно скрыт от посторонних глаз. К нему ведет тайная тропа, но ее знают только хранители. Божество они зовут Акшобхья, что на их языке означает «непоколебимый». Мы не смогли проникнуть в сам храм: туда пускают только паломников, да и то – лишь в дни священных праздников. Но из разговоров тех, кому удалось в нем побывать, мы поняли, что у Акшобхьи тело синего цвета, в его руках колокольчик, драгоценный камень, лотос, на нем самом – три одеяния, а рядом с ним – молитвенный барабан и меч. Местные жители говорят, что храму столько же лет, сколько солнцу и луне!

– Что они могут понимать в этом, неграмотные крестьяне, поклоняющиеся всю жизнь размалеванным каменным идолам? Сколько солнцу и луне! Ничто, кроме Всевышнего, не существует вечно! – презрительно усмехнулся Миргимола. – Эти неверные совершенно ополоумели. Нет Бога кроме Аллаха, и Мухаммед – пророк его!.. Продолжай, я слушаю! Да, и ты можешь подняться!

Говоривший медленно поднялся на ноги, разминая затекшие конечности, затем сделал шаг в сторону казначея и, согнувшись в глубоком поклоне, продолжал говорить по-прежнему вполголоса.

– Говорят, о, господин, что в незапамятные времена, когда храм уже существовал, местный раджа, моля Акшобхью о победе в сражении, преподнес храму в дар большой синий камень, хранившийся в его сокровищнице много лет…

– Большой? – снова быстро наклонился вперед Миргимола и жадно переспросил: – Насколько большой? И что за камень?

– Говорят, что камень в ширину почти полностью накрывает ладонь среднего человека, господин, – впервые за весь разговор распрямившись, ответил его посыльный, глядя прямо в глаза хозяину. Тон гонца изменился, стал совсем тихим и восторженным. – А в глубину – на три пальца той же ладони! Он прозрачен, а грани его отполированы и безупречны! Цвет его божественно синий, как и тело Акшобхьи…

– Что за камень? Сапфир? – довольно засопев, спросил Миргимола.

Таких крупных сапфиров в сокровищнице Кутуб Шахов еще не было. Этот камень стал бы ценным приобретением. И если он действительно так хорош, ему место не в сокровищнице, а в личной коллекции казначея…

– Нет, господин, – торжественным тоном произнес гонец, бросив тайком взгляд на стоявших неподвижно стражников. – Местные называют его «ваджра»[22 - «несокрушимый», «владыка камней», т.е. алмаз – санскрит (прим. автора)], что означает…

– Молчи! – взвизгнул фальцетом Миргимола, тоже невольно оглянувшись по сторонам. – Глупец! Я сам знаю, что это означает!