Что тогда проку от мыслей моих,
если мне трудно достоинство их
чуждых распаду чертами лица,
точно печатью, скрепить до конца?
Снова смотрю я на маму мою:
родины автопортрет узнаю.
Тех, разумеется, сталинских лет:
много в них мрака, но есть в них и свет.
Трусость там есть, но она так сродни
робости, всякой лишенной брони.
Свету от свечки та робость близка,
ибо в ней нет ничего – свысока.
Если характер без острых углов,
то принимает и власть он без слов.
Это мне в маме, я должен сказать,
самое трудное было принять.
Сжиться с покорностью может любовь?
Или нужна ей горячая кровь?
Этот вопрос, что страшней гильотин,
русским и задал маркиз де Кюстин,
нож им нам в самое сердце вонзя.
Вот только, к счастью, ответить нельзя
определенно вполне на него.
Я это понял лишь после того,
как пригляделся внимательно к ней:
в зеркале к старенькой маме моей.
Как хорошо постарела она!
и как вдруг явственно стала видна
прежде не видная в теле – душа.
Этим-то старость ее хороша!
Многое дал бы я, чтобы узнать
и про маркиза предсмертную стать:
как его тела свершился распад,
был ли ему он хоть чуточку рад,
и сохранил ли он образ лица,
в коем достоинство есть до конца.
Маленький сын от первой жены
Не правда ль: малыш наш явился из сказки?
не знает никто туда путь!
украл он у мамы лазурные глазки,
и стражу сумел обмануть.
Недаром с тех пор он так жалобно плачет —
он слышит погоню во сне:
то конница гномов за стенами скачет
в глубокой ночной тишине.
Их юный король справедливо разгневан,
рассержена грозная рать,
клянутся смешным, хоть и грозным напевом
назад беглеца отобрать.
Все ближе их топот: быть может с рассветом
настигли б они малыша —
но, к счастью, во сне, беспокойством согретом,
все мамина чует душа.
А кражу ту мама давно уж простила
и, видя то, тучи мрачней,
к соседним кроваткам король, как Аттила,
игрушечных гонит коней.
Отец
Я прожил с отцом совместно
чертову дюжину лет,
прежде чем после развода
исчез в семье его след.
И что же? все эти годы
как будто я счастлив был,
а пуще всего партейки
в шахматы с ним не забыл.
Обычно поздно и пьяным
он возвращался в наш дом:
что значило то для мамы —
понял я только потом.
Зато за игрой сраженье