(видно, в подошвах все ж больше тепла,
чем излучает астральная мгла), —
да, точно так, как описанный лист,
чей путь на землю совсем не тернист
(ибо тернистым бывает лишь путь,
но не бывает паденье ничуть), —
сам я мотался в астральных мирах —
шлюпка с веслом в океанских волнах —
будто во сне, без привычных опор,
страшен мне был бесконечный простор!
страшен и в нем ослепительный свет, —
кажется, я и сказал ему: «Нет!»,
выбрав земные опять якоря,
свет за подсветку предав фонаря,
и – в чрево матери снова вошел,
где дисгармонии узел нашел:
узел, пускаясь в сюжетную нить,
недоумения начал плодить, —
их не загладить, они без конца,
не отделить их, как глаз от лица,
от биографии странной моей:
смысла иного не вижу я в ней…
именно так все случилось со мной —
даже представить сценарий другой
я при желании всем не могу:
очень уж крепко засел он в мозгу, —
может быть, если б я преодолел
страх мой – листа – и чуть дольше летел
в сумраке грозном безмерных пространств —
отягащающих душу убранств —
так не наверх, как ни странно, а вниз
тело клонится под тяжестью риз —
и не польстился б на свет фонаря,
крепче ища для себя якоря, —
может, тогда бы другая семья
в лоно свое меня взяла – и я
больше гармонии миру бы дал,
а заодно сам бы меньше страдал…
так ли тибетская мудрость верна?
всю ль мою жизнь объясняет она?
точно ль, как осенью сорванный лист,
кармы маршрутов извечный турист,
я по астральным мотался мирам?..
веря всем этим прекрасным словам,
я отношу их к своей лишь судьбе
и не могу говорить о тебе:
ты ж, мой читатель, решай для себя,
как в этот мир занесло вдруг тебя.
Старшая сестра
Вспомнить пора мне о старшей сестре.
Это случилось почти на заре.
Ночь задержалась на миг у окна.
В спаленке детской разверзлась стена.
Гномов оттуда бесшумный отряд
вышел за рядом причудливый ряд.
И – перед тумбочкой в дальнем углу
расположились они на полу.
Тут же сестру я мою разбудил.
Страх от нас долго еще отходил.
Щурясь от лунного в стену луча,
что-то угрюмо под нос бормоча,
в грубых ботфортах и рваных плащах,
с лицами взрослыми в детских прыщах,
трогая шпаги на толстых ремнях,
или мушкеты держа в пятернях,
гномы враждебно смотрели на нас.
И было трудно поверить в тот час,