Шторм на Крите

– В чем признаваться?

– Почему вы до сих пор один?

– Ждал такую как вы, – выпалил Антон Ильич автоматически и сам понял, что только что произнес такую заурядность, такую пошлость, какую можно было произнести разве что, желая намеренно оскорбить такую девушку как Юля. Она вполне могла бы обидеться на него, и была бы права – после ее-то откровений.

Но Юля не обиделась. Она посмотрела на него и прыснула со смеху.

– Простите меня, – сказал Антон Ильич и тоже засмеялся вместе с ней.

– У вас на все вопросы есть такие заготовки?

Она смеялась над ним, а он и рад был.

– Вам самому-то не скучно на свиданиях?

Она хохотала. Что за девушка, восхищенно думал Антон Ильич!

– А если серьезно?

– Серьезно? Ну, как вам сказать…

Что ей ответить? Выдумывать что-то он не хотел. Скажу, как есть, решил Антон Ильич и честно признался:

– Я не знаю.

– Не знаете?

– Нет. Понимаете, как только я влюбляюсь, что-нибудь обязательно случается.

– Что, например? – она вся подалась вперед, словно боясь прослушать, что он скажет.

– Что-нибудь такое, из-за чего мы не можем быть вместе. Она внимательно взглянула в его глаза и, было видно, сделала про себя какие-то выводы. А вслух сказала не то в шутку, не то всерьез:

– А вы не влюбляйтесь.

– Как это?

– А так. Не влюбляйтесь, и все будет в порядке.

– Вы думаете?

Она кивнула.

– Я попробую.

Обратно возвращались через пляж – решили подышать вечерней прохладой и размять ноги после долгого сидения в кафе.

Пляж тускло освещался с берега, и Антон Ильич то и дело подавал Юле руку, чтобы она не оступилась. Песок под ногами лежал неровно. В конце концов она уже не отнимала свою ладонь, и они шли по берегу, держась за руки. Вдали слышались звуки музыки, это развлекали гостей после ужина, а здесь было тихо, только море шелестело у ног. Ветер успокоился и мягко обдавал лицо влажным соленым воздухом. В небе горели две-три маленькие далекие звездочки. Больше ничего не было видно. Лишь однажды в темноте зажглись яркие веселые огоньки: это круизный лайнер, огромный как дом, расцвеченный множеством фонарей, проплывал мимо.

Антон Ильич, впечатленный происходящим с ним, шел, не чуя собственных ног. Рука его дрожала от волнения, когда к ней прикасалась Юлина ладонь, и всякий раз, подавая ей руку, он боялся, что она заметит это. Но вот она сама взяла его за руку и больше не отпускала. Они молчали, но Антон Ильич чувствовал, что между ними что-то происходило, как будто они продолжали начатый в кафе разговор, и каждый шаг, каждое сжатие руки, каждый вздох о чем-то говорил.

Он не знал, о чем думала Юля, но сейчас она казалась ему такой близкой, словно за эти несколько часов они прошли тысячи километров навстречу друг другу. От ее прежней холодности не осталось и следа. Еще недавно такая непонятная ему и неподступная, она теперь была совсем другой, близкой, понятной, улыбчивой. Она понимала его с полуслова, как будто они были знакомы много лет. А как она смеялась его шуткам! Бог мой, покачал головой Антон Ильич, до чего же с ней хорошо! Ему хотелось и дальше идти с ней вдоль моря, и вот так же молчать, и слушать, как она шагает рядом, как шебуршит в темноте ее платье и сыплется под ее ногами песок. Ее ладонь доверчиво лежала в его руке, и ему мечталось, что и она думает о том же и идет рядом ним так, будто могла бы идти за ним вечно.

Ему все еще не верилось, что все это происходит с ним наяву и что девушка из самолета – та самая, в розовом платке – идет сейчас рядом с ним. Никогда, никогда бы он не подумал, что может рассчитывать на внимание этой девушки! Ему бы и в голову это не пришло. Ни за что бы не осмелился он подойти к ней и уж совсем не предполагал, что сегодня – уже сегодня! – он проведет с ней целый вечер. Да какой вечер! У Антона Ильича в груди распирало. Он ощущал себя как человек, неждано-негадано получивший подарок, о котором он и мечтать боялся, и вот, получив его, ему хотелось кричать от радости, смеяться и благодарить, неважно кого – море, небо, саму жизнь – за это неожиданное счастье. Все это было написано на его лице, выражавшем смесь радости, восторга, удивления и благодарности.

Но вот и отель. Пора было прощаться.

Антон Ильич, не выпуская Юлиной руки, галантно поднес ее к губам и поцеловал. В тишине колокольчиком зазвенел ее смех, и он не понял, хохочет ли она оттого, что одобряет его, или смеется над ним с его старомодными манерами. Впрочем, ему было все равно. Он нехотя отпустил ее руку и спросил:

– Завтра снова купаемся до завтрака?

Она кивнула.

– Во сколько?

– Давайте в семь, как обычно.

– Давайте. А можно в семь пятнадцать?

– Можно. Но я буду в семь.

– Хорошо.

– Ну, спокойной ночи?

– Спокойной ночи.

Он поклонился. Она коротко засмеялась и пошла к дверям.

– Желаю вам разноцветных снов! – крикнула она ему на прощанье.

На этот раз Антон Ильич крепко проспал до самого утра. Проснулся он от будильника и, открыв глаза, не сразу понял, где он.

За окном сегодня было тихо и ясно. На душе у Антона Ильича тоже было хорошо. Он чувствовал себя выспавшимся и полным сил. И было еще какое-то чувство, приятное, едва уловимое, словно напоминание о чем-то хорошем, что с ним произошло или только должно было произойти. Что же это, что? Юля, вдруг вспомнил он и подскочил на кровати! Перед глазами возник вчерашний вечер, Юлино лицо, ее улыбка, ее рука в его руке, ее звонкий смех, зеленые искорки в ее глазах, и на сердце теплой волной разлилось предчувствие всего того, что ждало его впереди. В горле запершило, защемило от счастья, он как будто знал наверняка, что сегодня должно было произойти что-то очень хорошее.

Он сладко потянулся, откинул одеяло, бодро вскочил с кровати и вдруг, сам не понимая, как это могло произойти, взмахнул руками, покрутил головой, разминая шею, а потом взял да и сделал пару приседаний. Такого с Антоном Ильичом отродясь не случалось.

На часах было пять минут восьмого. Время быть на пляже! Он мигом собрался, схватил полотенце, выскочил из номера и побежал на улицу, к морю.

Юля уже стояла на берегу.

– Пойдемте в ту бухту, – она показала рукой, – там глубже.

Вода обожгла ноги холодом. Антон Ильич поежился. Как и вчера, никто кроме них с утра не купался. Может, вернуться на берег? А искупаться днем, когда вода немного прогреется? Он хотел предложить это Юле, но она, в отличие от него, уже уверенно шла в море, не обращая внимания на холод и колючие брызги волн. Неловко было отставать от нее. Антон Ильич потер ладони и со словами «эх, была – не была!» ринулся в воду, вытянул руки вперед и с шумом бухнулся вниз головой в набегающую волну.

Завтракали на веранде. Антон Ильич снова выбрал удачное место, поодаль, в тени деревьев, и они наслаждались едой под открытым небом. В утренней тишине верещали птички. Солнце поднялось и жарило бы весьма ощутимо, если бы не пихты, укрывавшие их столик густыми ветвями.

Оба ели с удовольствием – утреннее купание бодрило и пробуждало аппетит. Откуда-то появились кошки, сначала одна, потом еще две, и еще. Кубарем выкатились котята, игривые, шустрые, громкие. У других столиков тоже крутились и мяукали коты. Их было множество, всех размеров и мастей. Они не казались ни бездомными, ни хищными, шерсть у них лоснилась, глаза лениво щурились и смотрели требовательно, как будто они привыкли получать здесь свою порцию корма. Внутрь их не пускали, а здесь, на веранде, они чувствовали себя как дома, ходили между столами, запрыгивали на перила, терлись о ноги и тянулись наверх, выманивая еду. Юлю это приводило в восторг. Она умилялась им, гладила их и кидала кусочки колбасы, стараясь сделать так, чтобы доставалось всем по справедливости.