Все грани осени

– А мы уже выехали? – удивился Матвей Шумякин. – Ну, тогда я, пожалуй, сосну, пока мы как следует не разогнались. Голова трещит зверски. Разбудите через пару часиков.

– Мотя-Мотя! – укорила Настя – А ведь Яна Львовна тебя предупреждала!

Андрей Юрьевич знал, кто такая Яна Львовна. Млинская, продюсер, с которой он давеча подписывал бумаги. Много бумаг. По правде сказать, он не вчитывался в то, что подписывал. Неудобно было проявлять недоверие к людям, которые везли его за свой счет на встречу с сыном. Он не был наивным простачком и не привык доверять кому попало, но так тут сложились обстоятельства.

– Я буду снимать фильм о вашей встрече с Карелом, – сказала она при их знакомстве, на слове «я» красиво приложив пальчики к груди, словно говорила с иностранцем.

Фильм? Целый фильм? Что еще за фильм? Он вслух выразил свое недоумение. Зачем такие сложности?

– Не старайтесь понять. Это ни к чему, – улыбнулась она. – Все у нас под контролем. Просто ведите себя как можно естественней и наслаждайтесь жизнью, она того стоит.

Пару дней назад Яна Львовна вылетела в Прагу на самолете, чтобы сделать там сотню необходимых дел: подписать разрешение на съемку, заручиться поддержкой властей, согласовать график съемок с участниками, снять жилье, взять в аренду авто и встретить съемочную группу на железнодорожном вокзале в Праге так сказать во всеоружии. Как у этой молодой, тридцатишестилетней, уверенной в себе женщине со статью манекенщицы, получалось расположить к себе людей, убедить их впустить съемочную группу документального кино в свою личную жизнь, в свою крепость, он не мог понять. Что шло в ход? Деньги, лесть, уговоры, личное обаяние? Она смогла расположить к себе даже его, сухаря-петербуржца, враждебно настроенного к москвичам, растопить лед его недоверия.

– Бегите к нам, Андрей Юрьич! – предложила Настя. – Если Мотя сейчас начнет храпеть, вам мало не покажется.

Она встала. Он оторопел. У нее были невероятно красивые сильные ноги, такие, что невозможно описать словами. Накачанные, как у тяжелоатлетки или стриптизерши, длинные, покрытые ровным золотисто-коричневым загаром, до предела обнаженные, – от них невозможно было оторвать глаз. Выше – какая-то серая хламидка, короткий бесформенный балахон, скрывающий фигуру. Возможно из-за этого Настины ноги казались еще длинней и еще краше, поскольку все внимание уделялось исключительно им. Контраст этих сильных женских ног с милым круглым лицом и большими честными глазами был подобен глубокой пропасти, отделяющей грешниц от праведниц. Андрей Юрьевич стыдливо отвел глаза в сторону и стал смотреть как Шумякин, стеная и охая, карабкается по приставной лесенке на верхнюю полку.

III

На стоянке в Вязьме он сидя задремал, окруженный заботой Насти Даниловой, которая заставила Костю сходить к проводнику за чаем и печеньем, разморенный теплом и непривычным, давно забытым вниманием. Ему снилась комната, но не его родная коммуналка, а московская, в которую на днях привезла его Яна Львовна и сопровождающий ее оператор с кинокамерой.

– Андрей Юрьич, эта комната чем-то похожа на вашу? – спросила она.

Странные люди эти телевизионщики. Жизнь они, что ли, не нюхали? Все у них просто, как в сказке. Если эта комната и была похожа на его, то только общей атмосферой запущенности всех российских коммуналок с продавленными диванами, волнистым линолеумом и облупившимися подоконниками.

– Вроде похожа, – солгал он.

– А что вы делаете дома, когда у вас есть время побездельничать? Ну, если такое случается.

Андрей Юрьевич подумал, что у нее совсем нет времени бездельничать, раз она видит в этом слове нечто оскорбительное и как бы извиняется за него. Она забывает, что он пенсионер, которому одна радость – телевизор.

– Смотрю в окно.

Она обрадовалась.

– Отлично! Окно здесь есть. Подойдите к окну. Представьте себе, что вы дома, Андрей Юрьич.

Андрей Юрьевич попытался представить. Получалось это плохо. Ярко-красный диван выбивал его из колеи. Он обязательно застелил бы чем-нибудь диван с такой обивкой. Яна Львовна дала знак оператору включиться в работу.

– А теперь ведите себя как можно естественней!

– Можно мне закурить?

– Вообще-то курение не приветствуется в кадре, но, я думаю, мы сумеем это пережить. Только затягивайтесь пореже.

Андрей Юрьевич понял: ей нужно, чтобы он расслабился в привычной обстановке, забыл о камере, перестал зажиматься и раскрылся. Наверное, так и снимается документальное кино.

– О чем вы думаете, когда смотрите в окно? Что вспоминаете?

Он взглянул на хрустальную пепельницу на обшарпанном подоконнике. Фальшивка, явно чужая в этом убогом интерьере. Кто принес ее сюда? Дома он использовал вместо пепельницы розетку для варенья.

– Ни о чем я не думаю! Просто смотрю. Что вы от меня хотите?!

Съемка закончилась провалом. Он не понимал, зачем ему все это нужно, злился, не мог отвлечься. Удались считанные кадры.

– Ничего, – успокаивала она. – Первый блин всегда комом.

Через пару дней он привык к ней, и у них в студии состоялось доверительное интервью, которое записывалось для закадрового текста. Они беседовали около двух часов. Многие вопросы сбивали его с толку, казались не имеющими к нему отношения и задавались небрежно, как бы между прочим, незаметно. Но он все равно замечал их. Например, смотрит ли он американское кино? Зачем ей это знать? Специально в кино он не ходит, но когда показывают по телевизору, канал не переключает. Случалось ли ему видеть какого-то иностранного актера, который почему-то показался ему смутно знакомым? К чему она клонит? Нет, никогда. Он еще не сошел с ума. Многие вопросы касались оккупации шестьдесят восьмого года[2 - Военная операция «Дунай». Началась 21 августа 1968 года и положила конец так называемой Пражской весне. Оккупация Чехословакии осуществлялась коллективно, войсками социалистических стран, членами Варшавского Договора (ВД) при ведущей роли Советского Союза. Румыния, член ВД, от участия в операции отказалась. Общая численность войск составляла около 500 тыс. человек и 5 тыс. танков и БТР. Главный итог операции: был предотвращен возможный выход Чехословакии (ЧССР) из социалистического лагеря и блока Варшавского Договора. По «Договору об условиях временного пребывания» между правительствами ЧССР и СССР, 130 тыс. солдат (Центральная Группа Войск, ЦГВ) находились в Чехословакии с 1968 по 1991 год.], как он ее помнил, и его дальнейшей службы в Чехии, их любви с Мартой. Вы помните, какой она была? Что, простите? Опишите, какой вы ее помните. Лицо, улыбку, характер. Это были хорошие вопросы, и он отвечал на них добросовестно, во всех подробностях. Как ей это удается? Как ей удается влезть к нему в душу?

Он очнулся от сна. Поезд стремительно набирал скорость, отъезжая от Смоленска. Из-за перегородки раздавался мощный храп Моти. Настя, свежая, как цветочек поутру, колдовала над планшетом, – быстро беззвучно касалась пальчиками экрана, набирая какой-то длинный текст. Костя сидел рядом с ней, положив одну руку поперек живота кулаком под локоть другой, отставленной так, словно он напевал про себя арию из оперы. На ладони отставленной руки лежал телефон со светящимся экраном, на котором что-то мелькало. Девушка с веслом, раздраженно подумал Андрей Юрьевич. Пионер в каменной пилотке, с развевающимся галстуком. Символы эпохи. Если ставить памятник нынешнему молодому поколению, то только так, с телефоном в отставленной руке и пустыми глазами, неподвижно упертыми в экран.

– Хотите есть, Андрей Юрьич? – спросила Настя, боковым зрением заметив, что он зашевелился. Он зачем-то был нужен этим людям. В Москве его носили на руках. Поселили в гостинице, возили на машине. Он боялся представить, что будет с ним, когда эта забота закончится, а интерес к нему пропадет. Впрочем, у него был теперь чешский сын, авось не бросит.

– Знакомое лицо?

Она повернула к нему планшет, и Андрей Юрьевич увидел очень ухоженную молодую женщину с большими лучистыми глазами, тонкими изящными ноздрями маленького носа с легкой горбинкой, упрямым подбородком и ямочками на щеках.

– Марта!

Такой он ее еще не видел. Когда они расстались, Марта была лет на десять моложе, чем на этой фотографии. Костик привстал посмотреть.

– Пипец! – сказал он восхищенно. – Как вы с ней познакомились? Изнасиловали на автобусной остановке?

– Костя, прекрати! – крикнула Настя. – Это не смешно! Не обращайте внимания, Андрей Юрьич, он завидует. А все же действительно, как вы познакомились? Вырвали из рук бандитов? Спасли из огня? Как?

– Случайно. Вместе кормили в парке лебедей.

– И все? И больше ничего?!

– А потом на автобусной остановке… – начал Костик, но Настя больно ущипнула его за бедро.

– Как вам это удалось? После нашей оккупации чехи нас просто ненавидели.

– Мы об этом не думали. Молодо-зелено. Нам было хорошо вместе.

– А у вас были чувства?

– Были.

Настя глубоко задумалась. Какие-то сомнения все еще омрачали ее милое лицо.

– Андрей Юрьич, у вас есть ваша фотография того времени? Можно посмотреть?

У него была одна фотография. Яна Львовна уже отсканировала ее для истории. Они с Мартой зашли в фотостудию перед самым его отъездом. Перед самой разлукой. Наверное, это и наложило отпечаток трагедии на их юные лица. Через день он навсегда вернулся в Союз.

Он вынул из сумки старую фотографию с обломанными, потрескавшимися краями и глупыми розочками по углам.

– А вот это точно пипец! – восхищенно воскликнула Настя – Реинкарнация! Вы же здесь вылитый Сергей Есенин! Повторение романтической истории про Айседору Дункан[3 - Американская танцовщица (1877 – 1927 г.) Основоположница «свободного танца», новатор, жена великого русского поэта Сергея Есенина. История их большой любви взволновала современников.]! Боже, теперь мне все стало ясно! Смотри, Костик, какой Андрей Юрьич был красавец!