Ева

Он поднялся, глядя на нее сверху вниз. Кто-то почти неслышно пробежал на цыпочках по коридору.

– Джо, что ты такое говоришь? – слезливо воскликнула она. – Нас завтра утром будут встречать, я послала телеграмму, что мы приедем в правительственном вагоне вместе с королем и министрами, как мы теперь отсюда уйдем? Неужели ты хочешь выставить меня врушкой перед всеми родственниками и испортить мне поездку? Мы не можем приехать в простом вагоне, ты это понимаешь? Это невозможно, совершенно невозможно! Я сделаюсь посмешищем. Я буду навсегда опозорена только потому, что твоему Быку что-то померещилось с пьяных глаз. Ну пожалуйста, подумай сам, что здесь может случиться?

– Может и ничего, – угрюмо ответил Хофф и сел. Его трясло.

– Вот видишь! Умница. Ложись спать, а утром ты сам посмеешься над своими страхами, – она легла. – Ложись рядом. Ты такой душка.

– Может и ничего, – продолжал бормотать Хофф. – Может и ничего. Вот только зачем Бой оказался на этой маленькой станции? Или это был не Бой?

Он встал и выглянул в окно. Ему показалось, что поезд стал замедлять ход. Дорога тут делала плавный широкий поворот, и он увидел, что весь основной состав, начиная с вагона-ресторана, отцепился от них и отстал уже метров на двести. Впереди ничего видно не было, но правительственный вагон действительно замедлял ход. Пикнули часы, отмечая два часа ночи, и словно им в ответ далеко впереди заревел гудок паровоза, который тоже отцепился и спешно уходил от них налегке. Хофф все понял. Он еще мог попытаться выпрыгнуть в окно и скатиться вниз по откосу, но вместо этого сел и нашел в темноте руку Доры. Ему захотелось ударить ее кулаком в лицо, но она что-то пробормотала и ласково сжала его пальцы.

– Не хочешь прилечь?

В этот миг прогремел взрыв, и вагон полетел в тартарары, унося в темноту и его, и Дору, и Мбвану, и всех остальных.

II

Потом вспыхнул свет в конце тоннеля, ослепительно яркий и такой манящий, что в него хотелось войти как в воду и раствориться без остатка. Никакой боли. Ночные птицы бесшумно носились по небу с поломанными о ветки крыльями и с опаленными жаром перьями. Вытянув вперед руки, Хофф по локти погрузил их в ласковое тепло, готовясь войти, но свет вдруг погас и он очнулся среди груд искореженного взрывом металла. Сверху медленно сыпался серый пепел.

Близилось утро, все железо было покрыто холодными капельками росы, и по этой росе и остывшему металлу Хофф понял, что довольно долго пробыл без сознания. Издали слышался одинокий собачий лай и приближающиеся мужские голоса. Кто-то размахивал во тьме большим красным фонарем. Хофф со стоном повернулся и, волоча за собой искалеченную ногу, пополз на звук частого дыхания, больше похожего на смесь всхлипываний с икотой.

За торчащими из земли шпалами он увидел Дору. Она медленно скребла скрюченными пальцами по земле. Встроенный в зажигалку фонарик помог разглядеть детали. Жизнь отсчитывала ее последние секунды. У Доры не было одной руки, а из груди торчал двадцатисантиметровый дюралевый уголок, которым окантовывают двери в купе. Он был скручен и свернут набок страшным ударом и весь покрыт запекшейся кровью. Потрясенный Хофф тоненько заскулил. Дора вскинула на него огромные сухие глаза, в которых плескалась едва сдерживаемая нечеловеческая боль.

– Милый, – с трудом промолвила она. В ее груди забулькало, и на губах выступила красная пена. – У тебя ведь остались те билеты? Ты прав, Джо, давай перейдем в другой вагон.

Конец