Грозненский альпинизм советского периода
Выскакиваем в большой кулуар и мчимся вниз. Метров через двести догоняем Лену, которая нас ждала. Спускаемся к кошарам. Я выпиваю две кружки чая, головная боль утихает.
Мы прикидываем прогноз погоды, наличие оставшихся дней, сил и продуктов и решаем отказаться от восхождения на Шан. Утром четвёртого октября мы отправляемся вниз, ночуем под скальным навесом и спускаемся в долину Салги. Сахара и хлеба у нас уже не осталось, в сельском магазине нам ничего не продали, а есть хочется. Мы надеемся на завтрашний автобус, но он приезжает только к полудню. Мы уже изголодались и рады, что наконец-то возвращаемся домой! Так заканчивается эта эпопея, в итоге которой мы становимся чемпионами ЧИАССР по альпинизму и даже получаем призовые зелёные свитера от своего тренера Вячеслава Андреевича Смирнова.
Комито. Справочные сведения: вершина Комито покорена в 1892 году немцем Готфридом Мерцбахером по южному гребню из Тушетии. Это и по сей день единственный классифицированный маршрут.
В 1960 г. на Комито всходит ещё молодой А.И. Масленников (г. Грозный) с тремя товарищами. В 1971 году попытку восхождения по маршруту 4А предпринимает команда В. Смирнова (г. Грозный). Дело происходит в ноябре, и попытка успеха не имеет. Участники получают обморожения и за двое суток без остановок выходят в Итумкале.
Вершина Комито (чеч. Кхуметта-лам) 4271 метров в Пирикительском хребте
На следующий год та же команда повторяет попытку летом и поднимается на вершину по западному гребню. Восточный гребень горы остаётся непройденным и по сей день. В 1979 году по пути Мерцбахера на вершину выходят грузинские альпинисты, а в 1980 году Радий Детков, Иван Рожин, Александр Курочкин и ещё два человека (г. Грозный). Надо добавить, что Мерцбахер в 1892 году в сопровождении Иоганна Виндиша и Генриха Мозера побывал не только на Комито, но и на вершинах Донос-Мта, Тебулос-Мта и одной из вершин Махис-Магали, всего совершив девять первовосхождений. Район Снегового хребта, в котором находятся первые три вершины, посещается очень редко. То же можно сказать и о районе Махис-Магали.
***
27.04.1991. Двадцать пятого из Салавата прилетели Серёга и Саня, закупаем продукты. Последнюю ночь, почти всей командой, ночуем у Искандера. Спим всего пять часов, да и то на полу. Утром поднимаемся с Серёгой, жарим две сковороды картошки, которую все с удовольствием съедают. Рюкзаки со вчерашнего дня остаются в контрольно-спасательной службе, и мы подходим туда утром налегке.
Автобус приезжает вовремя. Получаем кроки маршрута. В восемь часов покидаем Грозный и катимся по равнине к Чёрным горам. Выглядим мы достаточно живописно. Иногородние ребята привносят свежие краски в общую картину. Теперь же их три человека, и везём мы их не куда-нибудь, где и сами будем гостями, а в свои родные горы, в Чечню, где никто из них никогда не бывал.
Серёга Бирюков и Саня Козлов мои друзья, мною лично приглашённые. С ними я закрывал значок «Альпинист СССР» в альплагере Уллутау, с Серёгой даже в одном отделении. С Вероникой Малишевской из Липецка познакомились в альплагере Цей. Кроме них – Костя Колокольников, закрывший в 1989 году третий разряд у Радия Деткова, а теперь перебравшийся к нам, Славик Кондратьев, увлечённый математикой и наконец решившийся на выход в горы, и Серёга Белый. Ну, и костяк – Сазонов Андрей, он же руководитель экспедиции, отличный мужик, уже семейный к этому времени. Имеет второй разряд по альпинизму и много превосходных качеств. Искандеров Сергей, лучшего напарника в связке не найти, второй разряд. Буренков (второй разряд) – хочет быть во всём первым, но, если он первый, за ним надо внимательно присматривать. Крайникова Елена, так же, как и все, кроме меня, из Грозненского нефтяного института. Ну, и я, Плотников Александр. Вот такая компания едет на автобусе в Итумкале, чтобы отправиться в район Снегового хребта на Восточном Кавказе, примечательного своей редкой посещаемостью альпинистами и четырьмя четырёхтысячниками – Диклос-Мта, Донос-Мта, Комитодатахкорт и Тебулос-Мта.
Автобус проезжает равнину, углубляется в горы и кое-как добирается до Итумкале. Дальше шофёр везти нас отказывается и, получив оговоренные деньги, уезжает домой. Несколько минут мы надеемся поймать попутку, но надежда быстро улетучивается. Мы совещаемся, решаем идти, и караван трогается. Очень скоро вся молодёжь убегает вперёд, сзади плетёмся я и Сазонов, два наших рюкзака перевесили бы, наверное, небольшого бычка, мы тащим их титаническими усилиями.
Мимо проезжает автобус, шофёр даже не подумал останавливаться, хотя Андрей делает попытку его тормознуть. Вскоре вступаем в село (товарищей вроде нас тут не видели лет десять, а то и больше), на нас глазеют, как на инопланетян. Пройдя половину села, мы сворачиваем на верхнюю дорогу и идём по лесу. Здесь нет назойливых взглядов и вопросов, но и сюда к нам приезжают два мужика на мотоцикле, неизвестно по какому поводу, с жаром интересуясь нашей дорогой и пытаясь что-то объяснить. Ещё минут через пятнадцать останавливаемся на ночёвку. Палатки ставим довольно разбросанно, ужинаем и часов в восемь я ложусь спать. Поспать удаётся лишь до десяти. В десять из Видучей приезжает гусеничный трактор с четырьмя местными нашего возраста, следом подтягиваются детки подрастающего контингента из Итумкале. В заглушенном тракторе включают дискотечную музыку. Но детям гор нужны не водка и не общение с мужиками, а девушки, которых они увидели среди нас в селе. Поэтому через некоторое время они начинают ломиться в палатки, вызывать всех на откровенные разговоры и всё в таком духе. Настроение резко падает.
Мне кажется, что кончится это плачевно, но страха нет, я жду худшего, чем просто разговоры и попытки к действию. Дело подходит к двум часам ночи. Тут своё решают взять четверо трактористов, а они постарше итумкалинских ребят. Они спроваживают их домой, разыгрывают перед нами сцену благородных спасителей и принимаются за старое. После ухода первых восьми, я выбираюсь из палатки, одному из оставшихся удаётся отвести меня в сторону, но ненадолго, я забираю Веронику и возвращаюсь в нашу палатку. Ребята настырничают, хотя перевес уже на нашей стороне и нам удаётся уломать их отправляться домой. Долго они не могут завести трактор, но к половине третьего уезжают. Поспать удаётся только три часа. Кое-как собираемся и, с кислыми минами, двигаем дальше. Дорога выходит из леса на гребень водораздельного хребта, дышать становится легче. Часа через полтора слышим звук трактора, но до него далеко, мы идём к перевалу, не заботясь больше о ночных посетителях.
На развилке поворачиваем вправо и поднимаемся по крутому гребешку перпендикулярно тропе на гребне. Выглядывает солнце и с гребешка, через ложный перевал, мы замечаем кусочек снежного хребта. На перевал выходим достаточно быстро. Нас накрывает туман. Лена с Серёгой Бирюковым идут вперёд, а я и Буренков надеваем пуховки, ставим примус и ждём остальных.
Туман остаётся позади, мы выходим в небольшую долину и поворачиваем налево. Тропа сворачивает на склон, на бугре сидят Серёга с Леной. Мы поднимаемся к ним, оказывается, дорога дальше проблематична. Вечереет. Долина сужается, Сазонов проходит по каньону и говорит, что тропа есть, но пора ночевать, поэтому ставим палатки. До намеченного места мы не доходим: после трёх часов сна и десяти часов ходьбы уже никуда идти не хочется. Дальнейший путь откладываем на завтра, а на сегодня оставляем ужин и тепло палаток.
29.04.1991. Утро, какое нас встречает утро! Небо синее и внизу, между чёрными бортами ущелья, белая вершина Донос-Мта, с красиво изогнутым гребнем и привлекательными окрестными вершинами. Сегодня мы намерены наверстать упущенное вчера. Дорогу ищем на левом склоне притока, по которому идём, но вовремя отказываемся от этой затеи. Вскоре мы у начала тропы, уходящей наверх. Поднимаемся на перегиб и видим место слияния Данейламхи и Шаро-Аргуна, так называемое сухое озеро.
Ущелье Данейламхи, увенчанное вершиной Донос-Мта, сравнивают по красоте с Домбаем. Когда-то возникала даже идея построить там альплагерь, но это невозможно, так как Снеговой хребет сложен филлитами и сланцами и маршруты в большинстве объективно опасны для передвижения, и поэтому непригодны для учебно-тренировочных восхождений. Практически негде устроить надёжную страховку и категории маршрутов не поднимаются выше третьей. Но турбаза здесь была бы превосходная.
Справа открывается ущелье с башней Кебасоя. По этому ущелью нам и надлежит идти. После башни ровная тропинка до самого Сандухоя. Раньше здесь проходила отличная дорога в Грузию, укреплённая каменной кладкой. Кладка кое-где обвалилась, но, при хорошем ремонте, она послужит ещё не одному поколению. Пока идём до Сандухоя, сильно растягиваемся. Спустившись из аула к реке, в левом боковом ущелье, первый раз видим вершину Комито.
Перейдя речку Шаро-Аргун, останавливаемся на берегу речки Гешой-Ламура. Остаётся ещё самый трудный отрезок пути, а именно крутой подъём по ущелью до запланированной ночёвки. Сначала предстоит нудный подъём по траве до верхней поляны, указанной в кроках В. Смирнова. Мы долго ищем тропу, я нахожу её там, где уже смотрели и сказали, что ничего нет. Эту просеку Смирнов с друзьями прорубили двадцать лет назад, и она уже порядком заросла. На наше счастье какой-то охотник не так давно ходил этим путём, и я ориентируюсь по сломанным веткам. Тропа приводит нас на перемычку между обрывами и на голый склон, поросший травой. Метров через сто опять начинается лес, где мы находим поляну со столом из камней. В лесу тропа снова исчезает, и мы выходим на обрыв. Кромка обрыва закругляется метрах в ста пятидесяти наверху и уходит вниз другим обрывом, в двухстах метрах напротив нас. Мы держимся кромки обрыва и подходим под небольшой снежник в мульде. Не доходя до верха снежника, сворачиваем на камни и поднимаемся на маленькое плечо. Находим ночёвку охотника. Пересекаем осыпной склон и выходим на скалы с множеством турьих троп.
Вечереет, и мы торопимся дойти до назначенного места. На скальном склоне пересекаем пару снежников в кулуарах. После второго снежника выходим на плечо, служившее нам ориентиром. Отсюда кроки отправляют нас по двадцатиметровой сланцевой плите вниз. Но плита в три раза длиннее и ползти по ней мы не рискуем, тем более что под ней беснуется поток. Мы идём траверсом по траве к снегу, который корытом лежит внизу. По борту этого корыта мы съезжаем на дно, закрывающее речку и тут, на другом берегу, присматриваем бугор, на нём вполне могут разместиться наши четыре палатки. После утреннего выхода проходит девять часов.
Пояс скал проходим уже в темноте. Теперь наш рабочий день насчитывает уже двенадцать часов, а ещё предстоит приготовить еду и поужинать. Рядом с бугром есть отвесная стена, под которой мы устраиваем кухню. Все устали, но не унывают. День закончился, завтра предстоит выход на ледник. Ночью я сплю, несколько выгнувшись дугой, повторяя форму бугра. Возможно, это вызывает тревогу за день грядущий. Меня волнует, что наверх надо тащить много бесполезных вещей. Во сне меня озаряет мысль оставить здесь одну палатку с лишними вещами. Палатку мы заваливаем, накрываем полиэтиленом и закрепляем камнями. В верхнем лагере палаток будет только три.
30.04.1991. После тяжёлого вчерашнего дня выходим только в десять часов. Пройдя узкое место, мы забираемся на старую лавину из правого кулуара. Где-то тут находится «труба», узкая осыпь между бараньими лбами, по которой нам надлежит выйти в предварительный цирк. Я не очень тщательно изучил описание Смирнова и тороплюсь поворачивать вправо. Шура, как будущий геофизик, подошёл к вопросу серьёзней и оказывается на более верном пути. «Труба» заканчивается через десять минут, осыпь лежит под снегом. До следующего взлёта остаётся небольшое, метров в триста, корыто. Взлёт круто уходит вверх и заканчивается выходом на ледник. Присев отдохнуть на морене, замечаем, что камни лежат на льду. По этой срединной морене мы и продолжаем путь. Морена разделяет небольшую долину надвое, такие морены часто используют, чтобы обойти снег. Через пятьсот метров морена заканчивается и, несмотря на то, что шли мы всего два часа, мы разбиваем лагерь.
Площадки под палатки тщательно вытаптываем и строим из снежных кирпичей ветрозащитные стенки. Метрах в десяти выше, на морене, сооружаем камин для примусов. Девушки готовят. Шесть человек вызываются идти на Обзорную вершину.
Подъём по склону к вершине Комито
Сидя около кухни, я созерцаю в течение часа, как они поднимаются на перевал. Вершина Комито смотрится отсюда внушительно. Завтра нам предстоит штурм, это немного волнует. Я чувствую себя усталым. Неудивительно: наш лагерь стоит на высоте 3200 метров, и это похоже на проявление горной болезни. Когда группа скрывается из виду, я забираюсь в палатку и засыпаю. Возвращаются они в сумерках и будят меня своим гвалтом. Договариваемся выйти на восхождение в четыре утра. Сазонов идти отказывается. Он вконец сбил ноги и это его сильно беспокоит. Пойдут семь человек, включая двух девушек.
Нам удаётся выйти только в шесть часов. Солнце ещё не проникло в эту высокогорную долину. Перед нами высится ледопад, прикрытый снегом. Вершины Комито и Шаихкорт теряют утренний розовый цвет и слепят нас отражённым солнцем. Мы не спеша поднимаемся по так кстати оставленным вчера следам. За ночь они подмёрзли и превратились в отличные ступени. Я иду не торопясь, понемногу отстаю и оказываюсь последним. Проходим ледопад. К счастью, почти все трещины засыпаны снегом, и петлять не пришлось. Благополучно минуем нависающий справа лёд. Слева простирается терраса на леднике. Следы вчерашней группы ведут по гребешку, надутому параллельно перевалу, на вершину вправо. Тура там наши друзья вчера не нашли. Поднимаемся по гребешку и пересекаем склон с выходом на перевал. Снег слежался, и приходится выбивать ногами ступени.
На перевале глазам предстаёт мрачная картина. Горы Тушетии стоят под снегом, и только далеко внизу угадывается зелёный оазис долины. Я пытаюсь узнать хотя бы одну вершину, но все они мне незнакомы. На перевале находим записку, оставленную киевскими туристами в 1987 году. Отсюда очень хорошо просматривается западный гребень и мы намечаем вариант подъёма. Дует сильный ветер, те, кто подмёрз, уходят вверх по гребню, я выхожу замыкающим.
Гребень сложен заурядными филлитами, правда, блоками, похожими на большие ступени. Перед первым крутым подъёмом останавливаемся и надеваем обвязки. Впереди оказывается вездесущий Буренков, как я потом узнаю, его подзуживает Крайникова, идущая следом. Я иду предпоследним и недоумеваю, зачем Буренков пошёл траверсом над гребнем, идти там неудобно и опасно. За мною идёт Серёга Бирюков, мы с ним быстро смекаем, что пора на гребень, куда и поворачиваем, отстав от группы. Серёга выходит вперёд, и я замечаю, что на скалах он чувствует себя очень уверенно, и я вспоминаю, что у него первый разряд по скалолазанию. Через десять метров мы уже на гребне и по большим ступеням ползём вверх, значительно обогнав других. Я ещё вижу их некоторое время, потом мы уходим за перегиб. Камни кончаются, мы выходим на снег перемычки. Садимся на подветренной стороне и созерцаем ущелье, по которому сюда поднялись. Остаётся преодолеть вершинную башню. По одному подходят остальные.
Немного выше виднеется снежный желоб, оказавшийся впоследствии ключевым местом маршрута. Когда собираются все, я выхожу первым. Через полторы верёвки подходим к снежному желобу, под снегом угадывается лёд. Погода испортилась, из Тушетии надуло тучи, и они плотно сидят на вершине. Слева остаётся обрыв, справа стена, посередине снежный желоб. Я иду слева по кромке камней.
Наверху мы забиваем ледоруб в снег и закрепляем на нём перила. По желобу поднимаются остальные. Двигаюсь дальше, видимость метров десять, не больше; но идти по фирновому склону гораздо легче, чем по снегу. Иногда останавливаюсь, чтобы отдышаться, но поднимаюсь достаточно быстро и вскоре выхожу на вершину. Брожу туда-сюда, чтобы в этом удостовериться, вижу, что подъёмов больше нет. Я нахожусь на снежном куполе моего первого четырёхтысячника – вершине Комито.
На камнях недалеко от вершины нахожу некое подобие тура, но записки там нет. Как потом нам говорили, тур надо было искать ниже, на небольшом плече, но тогда мы этого не знали. Подходят остальные, поздравляют друг друга. Подъём занимает у нас всего пять часов, и происходит это первого мая 1991 года. Мужики вспоминают, что вершина несколько раздвоена, ходят взад и вперёд в поисках тура, но везде только спуски. Я пакую записку, написанную ещё внизу, в контейнер и складываю тур. Метёт нещадно, но я всё же щёлкаю несколько раз фотоаппаратом. К сожалению, выпить здесь чаю не представляется возможным. Мы даже не перекусываем и начинаем спуск.
В жёлобе навешиваем перила. Я спускаюсь первым и спускаюсь по гребешку до перемычки. Второй приходит Лена, за ней Вероника, потом Бирюков с Козловым. Искандер и Буренков застряли наверху, они находятся на прямой видимости всего в полутора верёвках, но за туманом ничего не видно. Помимо прочей одежды на мне тёплые штаны из синтепона и у меня только стали подмерзать ноги в ботинках. Остальные отчаянно прыгают, чтобы согреться. Временами пелену туч поддувает выше, и мы видим внизу свой лагерь. С перемычки решаем спускаться прямо вниз по крутому снежному склону до самой террасы.
А. Плотников после восхождения на вершину Комито
Связываем две верёвки, и я выпускаю Буренкова на всю их длину. Следом отправляем окоченевших девушек. Я спускаюсь за ними. Тумана нет. Склон дальше становится более пологим, и мы идём без перил. Внизу виден бергшрунд, и, чтобы в него не попасть, мы забираем влево. После бергшрунда Буренкову надоедает идти, он садится на пятую точку и едет. Глядя на него, делаю то же самое. Все благополучно минуют бергшрунд, только Искандер проваливается по пояс. Ещё несколько минут изматывающего снега, и мы идём по морене.
От места, где стоят наши палатки, отделяется Сазонов, идёт навстречу. У него в руках две огромные кружки с горячим какао. Не знаю, как кто, а я счастлив. Оказывается, это такой кайф, когда тебя встречают. Проходит всего два с половиной часа с тех пор, как мы стояли на вершине, всего на восхождение ушло семь с половиной часов. Погода испортилась, отдыхаем, обедаем и собираем лагерь.
Решено сегодня заночевать под Сандухоем, на траве. Безжизненное холодное царство всех утомило. Сборы заканчиваются, и мы уходим вниз. И снова наш рабочий день насчитывает двенадцать часов.
Сверху тянет непогоду, временами срывается дождь. Видимо, вершина разгневана нашим вторжением. На впадении Гешой-Ламуры в Шаро-Аргун ночуем. У нас в запасе ещё целых четыре дня. К обеду собираемся и уходим к Кебасою. Потом за один день доходим до села Итумкале и, во избежание эксцессов, ночуем у муллы. На следующий день долго ждём, за нами никто не приезжает, до Шатоя добираемся на автолавке, нахватавшись по дороге пыли в её будке. В Шатое садимся на автобус и за полсотни доезжаем до Грозного.
Через несколько дней попытку восхождения на Комито предпринимает другая грозненская группа, но безуспешно. Так что записка наша до сих пор лежит на вершине.
Владимир Щербаков. Люди и горы
Грозненские секции альпинизма, туризма и спортивного ориентирования составляли сообщество людей, влюбленных в горы. Так уж получилось, что события не только разбросали нас, но и многих скрыли за завесой времени. Не хочу, чтобы забылись имена, события и дела тех, кто нам дорог, кто жил не только для себя.
Я расскажу о людях, с которыми встречался в Грозненском нефтяном институте, ходил в горы, рисковал и работал. Почему я говорю о горах, а не о туризме или альпинизме? Потому что они существуют независимо от нас и даны нам в хороших и памятных ощущениях. Посвящается живым и тем, кто не вернулся, кого нет уже в живых. Посвящается нашему времени и нашим местам: Восточный Кавказ от озера Кезеной-Ам до Кармадона и Цея; Баксан, Домбай, Фаны…
В. Щербаков (справа) и В. Роговской возле дворца спорта ГНИ перед выездом на восхождение
Сагайдачный Юрий Маркович. Буду здесь называть его ЮМС, как звали его мы в то время. С ним мне довелось много раз путешествовать в горах в начале шестидесятых годов. Не раз бывал у него дома в Грозном на улице Мира 15. Отношусь к нему с глубочайшим уважением без всяких «но», но недоброжелателей у него было немало. Не любят у нас людей неординарных и не умеют прощать им маленькие слабости. А он иногда любил мечту выдавать за реальность. По призванию был он Учителем, а по работе учительствовал в школе, в описываемое время это была школа № 35 на дальнем краю Грозного.
В начале шестидесятых годов горных групп в нашем городе было не так много, обо всех мы знали. Были наслышаны и о ЮМС, в том числе как об очень строгом тренере. Поэтому первая с ним встреча нас сильно удивила. Валера Радкевич для официального представления Юрию Марковичу своей группы (в которой был и я) выбрал праздничные дни и скалу над Чишками, где мы разбили лагерь и принялись кашеварить в ожидании церемониала. Конечно, с собой кое-что было и в честь праздника. Кавказ все же. Но на стол ставить боялись, опасаясь строгого мэтра. Ближе к вечеру он поднялся к нам в лагерь, расселись за столом, ЮМС с прибаутками полез в свой рюкзак и достал… четверть вина из собственного виноградника. Знакомство состоялось в непринужденной обстановке, страхи развеялись.
Ну а следующий день был заполнен тренировками. Для проверки нашей альпинистской подготовки ЮМС устроил спуск «дюльфером», то есть сидя на веревке, со скалы высотой шестьдесят метров. Потом было много походов в родной республике и за ее пределами. Надо отдать должное ЮМС – каждый поход был неповторимым в деталях, изобретать которые был он большим мастером. Помню выход в Таргим под Новый год. В конце того похода была дневка в Армхи. ЮМС скомплектовал из нас несколько групп и отправил вверх по правобережному склону искать вершину горы Столовая, возвышающуюся над Орджоникидзе. Я бы сейчас не рискнул послать детвору самостоятельно в горы, а он делал это не раз. Помню полное безмолвие наверху, начинался мягкий снегопад, трава местами переходила в скалы. Вершину мы тогда не нашли, но самостоятельность приобрели. Спасибо Юрию Марковичу.
Потом в то же ущелье Армхи ЮМС на месяц вывез спортивный лагерь школы № 35. Нас, уже считавшихся опытными горными асами и имевших первый разряд по туризму, назначил руководить отрядами – классами. Мне достался десятый класс, а я тогда учился в девятом. Каждое утро выводили свои отряды на зарядку с бегом через реку и вверх по склону горы Столовой. Готовили еду в полевой кухне, отрядами дежурили по лагерю. Выходили вверх по ущелью Армхи и Шандона. Сводили своих подопечных в поход в Таргим. В общем, действие масштабное. Не знаю, проводил ли кто-нибудь такое же, кроме ЮМС. Это и был его уровень: выше, больше, громче, ярче. Став альпинистом, я на равных смотрел на наших туристических деятелей, но считаю, что никто из них не был на уровне ЮМС, нашего Сагайдачного Юрия Марковича.
Дудченко Игорь Александрович. Тренер и руководитель секции альпинизма ДСО «Труд», выпускник ГНИ. Погиб в Безенги с группой грозненцев. Вероятно, сошла лавина из снежных досок и снесла всё на своём пути. Памятники им были очень заметны на грозненском кладбище. Осталась мемориальная табличка на поляне Миссескош в ущелье Безенги.
Он был в хороших отношениях со всеми альпинистами ГНИ, в том числе с Е. Николаевой, несмотря на наличие определенной конкуренции двух секций. В его ближнее окружение входили, пожалуй, Игорь Бородацкий, Игорь Сазонов и Хасан Минтуев.
С Игорем я ходил в горы и тренировался в 1965 – 1969 годах. Когда не хватало обычных тренировок, вечерами час-два бегали по городу, потом в треке, вдоль Сунжи. Пару раз я был с ним на Мальчоч-Корте. Один раз поднимались как обычно без рюкзаков, оставив лагерь в Кистинке. Но на спуск Игорь для разнообразия и удовольствия повел прямо с вершины вниз по кулуарам. Мы скользили по снежникам, по-пижонски держа ледоруб в руке. А своих подопечных он учил спускаться по всем правилам, опираясь на ледоруб. Для создания дополнительных трудностей, а также для прохождения перевала Охкур одновременно с вершиной Мальчоч-Корта Игорь повел своих подопечных и нас, приглашенных за компанию, с полной выкладкой. Причем не обычной тропой – серпантином, а прямо вверх по кулуарам к вершине. Обратно спускались в ущелье Армхи. Бежали безостановочно, чтобы успеть на автобус, который ждал внизу, так как контрольное время заканчивалось.