Ты будешь жить (сборник)

Доктор быстро и сноровисто осмотрел его рот, уши, пальцы, спросил грубовато-насмешливым голосом:

– Яйца на месте, солдат, отрезать не успели? Значит, повезло, такое тоже бывает. Пулемёты на БТРах настороженно и пугливо косили на них своими длинными носами.

В часть Макарова отправили не сразу, пару недель он провёл в Моздокском госпитале. Несколько раз к нему приезжал особист, расспрашивал, при каких обстоятельствах попал в плен, у кого держали, как часто били, кто из пленных находился вместе с ним. Особист угощал сигаретами, был участлив. Когда Сергей рассказал о том, как погиб контрактник Олег, он долго молча смотрел в окно, потом сказал:

– Всякая война – подлая штука, гражданская война омерзительна вдвойне, потому что воевать приходится со своими согражданами.

Уходя, офицер сказал:

– Для тебя, солдат, война, наверное, закончилась. Завтра должна приехать твоя мама. Если больше не увидимся, желаю тебе успеха, – пожал руку и ушел, большой и сильный мужчина, от которого даже на войне пахло хорошим и дорогим одеколоном.

Раненых и больных солдат в госпитале переодевали в застиранные кальсоны или старое обмундирование, которое носили ещё в советской армии. В уродливом тряпье, с цыпками на руках и болячками по всему телу Макаров чувствовал себя не солдатом могучей военной державы, а отбросом общества.

На следующий день приехала мать. Сергей набросил на плечи шинель, провёл её в палатку, где на двухъярусных кроватях лежали больные. Мать прижимала к своей груди его голову, плакала, рассказывала, потом снова плакала:

– Дома всё хорошо, отец наконец-то нашёл работу. – Она единственный раз за всю встречу улыбнулась. – Отец стал такой заботливый. Когда я собирала тебе гостинцы, он сам бегал по магазинам, по рынкам, брал тебе всё самое лучшее. Отец у Сергея был неродным, и отношения до армии у них были натянутыми.

– Я как узнала, что тебя украли, хотела всё бросить и ехать на поиски. Сына учительницы Нины Ивановны тоже раненым в плен захватили, так она полгода его в Чечне искала, до самого главного чеченского командира дошла – Дудаева или Басаева, даже не знаю. Простые люди ей искать помогали, те же чеченцы её кормили и ночевать пускали. – Она вздохнула. – Господи, и когда же кончится эта война?

К вечеру мать уехала. Она работала медсестрой в больнице, и утром ей надо было быть на работе. Перед отъездом она робко спросила, тая в голосе надежду:

– Сережа, а тебя не отпустят домой, хотя бы в отпуск? Ты ведь такое пережил.

Не зная почему, Сергей ответил:

– Мама, я буду служить.

Через неделю в госпиталь пришёл грузовой «Урал» и Макаров уехал в полк. Спустя несколько месяцев, под Грозным «чехи» расстреляли мотострелковую колонну. Оставшихся в живых вывели на отдых, убитых вывезли в цинках и полиэтиленовых мешках. Подразделение, в котором служил Сергей, перебросили на их место. Вместо Грозного были сплошные руины, из под развалин били снайперы. У «чехов» было много наёмников, женщины-биатлонистки, арабы, татары, попадались даже славяне – русские, хохлы из организации УНА УНСО. Воевать они умели, устраивали засады, минировали дороги, резали часовых, война им была привычна.

Сентябрьским утром два БРДМа разведки попали в засаду. Передняя машина подорвалась на фугасе. Пока водитель второй машины пытался развернуться, её подбили из гранатомёта. Экипаж машин погиб сразу, уцелевшие десантники укрылись в развалинах молокозавода. Оборону заняли в цехе. В живых осталось восемь человек. На каждого было по четыре магазина и по пять выстрелов к подствольнику.

«Чехи» били по цеху из автоматов, орали «Аллах акбар!» Пули попадали в пустые ёмкости-цистерны, рикошетили, звенели. Стоял жуткий грохот. Через полчаса боя кончились патроны. Когда из цеха перестали раздаваться выстрелы, «чехи» пошли в атаку. Пятнистые бородатые фигуры с зелёными повязками на лбу двигались перебежками. Догадавшись, что у солдат кончились патроны, стали подниматься с земли и хохотать:

– Русский, выходи, не бойся, долго мучить не будем, убьём сразу.

В это время солдаты ударили из восьми подствольников, «чехи» исчезли, их сдуло, как ветром. Оставшиеся в живых связались с кем-то по рации, через полчаса притащили гранатомёты. После второго залпа на Сергея обрушилась стена, и он потерял сознание под завалом кирпичей.

Очнулся Макаров в кузове грузовой машины. Страшно болела голова, лицо и руки были в чём-то липком, пахло свежей кровью. Он попробовал приподняться в темноте, но на его грудь наступил тяжелый сапог. Несколько дней Сергея и ещё десяток пленных держали в подвале разбитого дома, днём и ночью у дверей сидел «чех» с автоматом. Среди пленных было двое штатских, корреспондент какой-то газеты, приехавший в Чечню за горячими репортажами и отставной подполковник, лётчик. «Чехи» нервничали, орали на пленных, не задумываясь, пускали в ход кулаки.

Особенно тяжело приходилось гражданским. В той жизни, до плена, они не могли себе такого даже представить. Потрясённый журналист всё время повторял: «Если я останусь жив, напишу такую книгу, что весь цивилизованный мир содрогнётся. Здесь будет второй Нюрнберг, я назову всех, кто организовал этот геноцид, нашего президента в первую очередь».

Журналиста застрелили в первый же день. Пленных гнали за колонной боевиков. На них нагрузили мешки с провиантом, медикаментами, вещами. Большое рыхлое тело, привыкшее к мягкому креслу и спокойной жизни, отказалось повиноваться. Журналист сел на дороге и сказал:

– Больше не могу, можете меня убить.

Его никто не уговаривал и не поднимал – отряд спешил.

К нему просто подошёл один из боевиков и выстрелил ему в рот. Тело журналиста осталось лежать в придорожной канаве. Лётчик с содроганием произнёс:

– Господи, я вспомнил, это же был журналист с мировым именем. Я читал его очерки в западных газетах.

После этого убийства у Саши, московского МЧСовца, привезшему в Чечню гуманитарную помощь, поехала крыша. Он безостановочно что-то бормотал. На коротком привале он кинулся на часового и стал его душить. Его били по голове сапогами и прикладами автоматов. Когда Саша отпустил горло, его за ноги оттащили в сторону и после короткого совещания отрубили сначала руки, потом голову.

Ночевали в лесу. Боевики разожгли костёр. Пленные сгрудились в одну кучу – так было теплее. Сергей отошёл под дерево справить нужду. Вытащил из ботинок шнурки, сделал удавку. Потом вернулся к своим. Боевики дежурили у костра по двое, несколько раз за ночь часовые подходили к пленным, светили фонариком, пересчитывали. Сергей подождал, когда один из часовых залез в палатку. Потом он подполз к костру и дождался, когда второй караульный хоть на минуту выпустит из рук автомат, накинул ему удавку на шею и, упершись коленями в спину, задушил. Затем снял с мёртвого тела вонючую разгрузку с запасными магазинами и гранатами, с пояса – длинный нож в кожаных ножнах. Мёртвое тело оттащил в темноту, накинул на себя бушлат, натянул на глаза шапку, сделал вид, что дремлет. В это время вернулся первый часовой, от него пахнуло запахом анаши.