Шаги за спиной

– Я спрашиваю, о чем задумался? – спросил чертик.

– О ней.

– Зря ты с ней связался.

– Откуда ты знаешь, о ком я говорю?

– А я не знаю. Ты просто зря связался и с той, и с другой.

– Знаю, – Валерий простучал пальцами по скамейке тему Турецкого Марша. – Но не могу о них не думать.

Был последний день перед выпиской. Впереди громадный разнос на работе, материальная ответственность, похороны жены, которая никогда не была женой, изгнание из квартиры и дальше полная муть неизвестности. И еще телефонные звонки.

А сегодня утром ему прислали конверт. В конверте лист бумаги, аккуратно сложенный вчетверо. На на нем рисунок, сделанный вроде бы детской рукой: виселица. Прислали прямо в больницу. И никакой записки. Так что же делать?

Ограбить, что-ли, банк? А почему, собственно, не ограбить?

– Не получится, – сказал чертик. – Это в Америке банки большие и просторные, как концертные залы. Ты входишь с автоматом, заставляешь всех лечь и места вокруг столько, что можно в футбол играть. Тебе насыпают мешок денег и ты уходишь, захватив парочку заложников. Ты в наших банках бывал?

– Нет пока.

– То-то же. Наши банки переделаны из канцелярий. А канцелярии строились так, чтобы легче было заблудиться. Ты входишь в узкий коридор, поворачиваешь направо и налево, там и здесь ступеньки, а потом тебя выгоняют, потому что пропуск выписан не по форме. В наши банки без пропуска не пускают.

Да и денег в наших банках нет – все разграбили заранее.

– А если все же попробовать?

– Не стоит, – ответил чертик, балуясь в песке, – все равно не выйдет. Если хочешь грабить, то выбери что-нибудь попроще.

Например, богатый дом – мало ли богатых домиков?

Валерий вспомнил дом, виденный недавно. Дом стоял на той улице, где живет Пашка и поражал даже не роскошью, а превышением любой возможной или необходимой роскоши. В таком могут быть дверные ручки из золота. Еще тогда мелькнула сегодняшняя мысль.

– Брось, этот Дом будет ограбить еще труднее, чем банк, – сказал чертик.

Слово «Дом» он выговаривал с большим уважением. Было понятно, что он имеет ввиду не просто здание, а именно Дом.

– Может быть, мы говорим о разных домах?

– Крайний Дом по улице Космонавтов. Рядом с домом Пашки.

– Ты мне советуешь?

– Очень верный способ самоубийства. Вернее, чем бутылки.

Тут уже осечки не будет – тебя прихлопнут, как муху. А то, что от тебя останется, сожгут в топке или утопят в болоте.

Уже не одного такого как ты сожгли и утопили.

11

Валерий сидел на скамье в компактном больничном парке.

Парк состоял из полутора аллей, жестко обрезанных решетками.

В одном конце аллеи – церквушка из крашенного дерева, совсем игрушечной величины; в другом – кто-то довольно правильно играет на гармошке добросоветную «Катюшу», пытается украсить мелодию музыкальными фокусами и на них застревает. Вот, перешел на попурри из слез сорокалетней давности. По ступенькам спускается старик на костылях; медсестра придерживает его за талию; старик сердится и говорит, что он и сам еще ходить может. Чертик взобрался на скамейку и уселся, качая одной лапкой, поскребывая коготками.

– Я, как, так и не перестану тебя видеть? – спросил Валерий.

– Перестанешь, собственно сегодня мы видимся в последний раз. Жалко мне тебя. – Он начал жевать травинку.

– Мне самому себя жалко, – ответил Валерий.

– Не везет тебе в жизни.

– Знаю.

– Знать – пользы мало. Делать что-то нужно, – посоветовал чертик.

– Что же я могу сделать?

– А что бы ты мог сделать ради?..

– Ради чего?

– Ради всего. Смог бы например убить или предать или ограбить? Или взойти на Эверест, или доказать великую теорему Ферма, или стать первым человеком, кто ступит на поверхность Марса?

– Я бы постарался. Ограбить я бы смог, взойти на Эверест – тоже. Я бы не смог только предать, наверное.

– А убить? Ради того, чтобы изменить жизнь, раз и навсегда?

– Не знаю. Ты хочешь предложить мне сделку? Кого я должен убить?

Чертик посмотрел скептически. Мол, тоже мне, Фауст засушенный. Видали мы таких.

– Почему я с тобой разговариваю? – спросил Валерий, – тебя ведь нет. И помочь ты мне не хочешь. А если хочешь помочь, то подари мне удачу. Я знаю что такое удача, у меня бывают удачные дни. Когда мне везет, я сразу попадаю ногами в тапочки, я разбиваю яйцо так, что оно не разливается, я стреляю наугад и попадаю в яблочко, я не злюсь на друзей и не злюсь от того, что кто-то лучше меня, мне девушки улыбаются на улицах, я не втягиваю язык на собраниях, я выигрываю в лотерею, в конце концов. Пусть мне везет всегда, особенно с женщинами. Пусть ни одна женщина не сможет устоять передо мной. Что, не можешь? Пусть мне везет!

Валерий сосредоточился и чертик стал прозрачен. Еще усилие. Чертик исчез, осталась только его парящая над скамейкой голова.

– Вот еще что, – добавила голова, – забыл тебе сказать…

Но Валерий напрягся и голова превратилась в колечко дыма, наподобие сигаретного, и исчезла.

Он встал и направился к ступенькам. Шумели деревья, наклоняя верхушки, быстро проплывали рельефные облака (рельефом книзу), на дорожке лежала бумажка в пятьсот тысяч современных микроскопических денег. Кто-то выронил только что. Или старичок на костылях, или медсестра; больше некому. Валерий поднял бумажку и взошел на ступеньки.

Только бы хозяин не обернулся. Не обернулся.

Приятно.