Единоборец

Я выдвигаю из запястья пару крючьев и поворачиваю их так, чтобы они охватывали штангу с обеих сторон. Это вам не человеческая рука с ее слабыми пальцами. Мы прыгаем и скользим вниз. Я неплохо спружиниваю ногами, сразу же переворачиваюсь и запрыгиваю в окно. Пока все проходит отлично, если не считать нескольких порезов острыми кусками стекла. На этот раз квартира пуста, так мне кажется поначалу.

Но только поначалу. Из темноты на меня бросается тень. Это не собака, собака не станет атаковать молча. Тем более, что собака не может двигаться настолько бесшумно. Это леокан, генетическая модификация леопарда. Их обычно использую для охраны богатых квартир. Стоят они безумно дорого, потому что не размножаются естественным путем. Зверь весит килограмм шестьдесят, поэтому он сбивает меня с ног. Все дело в неожиданности атаки. Поднявшись, я оттаскиваю его за хвост и запихиваю под стол.

Потом сбрасываю штангу вниз, предварительно посмотрев, нет ли внизу людей. Она грохается на мостовую со звоном.

– Что ты с ним сделал? – спрашивает она.

– Я не хотел его убивать, поэтому просто усыпил. На теле любого живого существа есть точки, позволяющие его отключить. Даже на твоем теле.

– Он спит?

– Не совсем. Скорее можно сказать, что он парализован.

– Почему ты не хотел его убивать?

– Слишком большой ущерб. Это благородное животное дорого стоит. Мы и так оставили без телевидения целый дом. Хорошего должно быть понемножку. А тем более плохого.

– Почему? – удивляется она.

– Это трудно объяснить. Ты должна это почувствовать сама. Когда-нибудь так и будет.

– «Хорошее» и «плохое» это просто слова, – возражает она. – Что хорошо для одного, то плохо для другого. А потом вы меняетесь ролями, вот и все.

– Я же сказал, ты просто этого еще не почувствовала. Кстати, я не могу с тобой нормально общаться. Я до сих пор не знаю, как мне тебя называть.

– Называй меня «госпожа».

– Мне это не нравится. Это напоминает мне какую-то старую сказку.

– Я могу приказать.

– Не думаю, что ты настолько закомплексована.

Похоже, что она собирается сказать какую-нибудь колкость, только не может придумать какую.

– Хорошо. Тогда называй меня «Госпожа К.» Так лучше?

– Так сойдет. Но это напоминает мне Кафку. Он любил этой буквой своих персонажей.

– Ты читаешь книги? – удивляется она. – Находишь время?

– В свое время я поставил себе блок быстрого восприятия информации. Я читаю по двадцать страниц в минуту.

– Тогда называй меня любым именем, каким захочешь.

– Будешь Кларой, – говорю я.

Я отпираю дверь, и мы без приключений уходим.

6

Я никого не вижу, хотя погоня наверняка идет по нашим следам. У меня есть несколько вариантов действий, но все они сводятся к одному: поначалу нужно оторваться от преследователей. В метро это сделать легче всего. Под городом такая паутина линий, что проследить передвижение отдельного человека просто невозможно. Большинство преступлений совершаются именно в метро, потому что слой почвы экранирует и отражает сигналы, идущие от индивидуальных чипов, и спутники не могут их отслеживать. На каждой станции есть системы ретрансляции, теоретически они должны быть и в каждом вагоне, но, на самом деле, система срабатывает не всегда. Например, убийство, грабеж или любое другое серьезное преступление, абсолютно невозможное на поверхности земли, иногда случается здесь. Впрочем, это происходит настолько редко, что никто не считается с этой опасностью. Последний успешный террористический акт случился тоже здесь, но это было очень давно, еще до моего рождения. Я решаю добраться до местной линии Софьино – Троицк – Подольск. На линии всего три станции, зато в Подольске есть переход на несколько глубоких скоростных линий, ведущих к окраине. Там мы и затеряемся.

Наземная часть города – это только вершина айсберга. Гораздо больше находится под землей. Я говорю не только о десятках подземных этажей (или даже сотнях, как в некоторых районах исторического центра, на Кутузовском, например); ниже линий метро идут грузопроводы и топливные магистрали. Еще ниже – производства обслуживания, они поставляют городу пищу, воду, лекарства, химию, предметы быта. Пищевые производства занимают громадные площади и объемы. А еще ниже расположены несколько магматических электростанций, снабжающих город дешевой энергией. Все это тянется не менее чем на пятьдесят километров в глубину. А раз так, то появляются вертикальные и наклонные линии метрополитена. Есть немало резервных, летних линий, которые включаются лишь в сезон наплыва гостей. Существуют закрытые линии, военные линии, убежища гражданской обороны и секретные линии, соединяющие их между собой.

До Софьино примерно три километра. Уже наступила ночь, и автомагистраль отключена. Машины стоят ровно и аккуратно, в шестнадцать рядов, расставленные в шахматном порядке, так, что зазор между бамперами всегда пятнадцать сантиметров. В пять утра магистраль включится, и все машины придут в движение, поедут одной ровной полосой, перестраиваясь лишь на специальных развязках. Спутник будет поддерживать все тот же пятнадцатисантиметровый зазор. Несмотря на такую точность, автокатастрофы все же случаются. Но в любом случае человеку здесь делать нечего.

Зато вдоль тротуара идет движущаяся полоса шириной в два с половиной метра. Это пешеходная дорожка, которая доставит нас к станции примерно за десять минут. Она изготовлена из гибкого материала, который может растягиваться сильнее, чем змеиная кожа. Когда ты заносишь ногу над дорожкой, кусочек полотна на мгновение замедляется, а потом снова догоняет остальную часть дороги. На самом деле это удобно лишь тогда, когда нет большой толчеи. Например, ночью.

Я становлюсь на дорожку, но она неожиданно останавливается. От удивления я чуть не падаю. Это невозможно – это так же невозможно, как если бы в кране закончилась горячая вода или в доме отключили электричество. Такого просто не бывает, это против всех законов природы. Бегущая дорожка не может остановиться.

Тем не менее, она стоит.

– Что это значит? – спрашиваю я Клару.

– Ее отключили. Они не хотят, чтобы мы добрались до станции.

– Как может кто-то отключить дорожку?

– Они могут все.

– Кто такие «они»?

– Тебе не обязательно знать.

Я хватаю ее за руку, и мы бежим. Три километра – это ведь не так много. Это короткая дистанция даже для разминки. Меньше чем восемь кругов по стадиону. Для разминки я обычно пробегаю десять. Дальний свет фар освещает нас сзади. Поначалу я не реагирую на это: магистраль отключена; ночью движется лишь подземный транспорт. Но волна рева нагоняет нас сзади. Я оборачиваюсь и вижу автомобиль, несущийся на нас прямо по пешеходной дорожке. Ноги срабатывают прежде, чем я успеваю оценить этот нонсенс – мы бросаемся вниз по склону и скатываемся к самой реке.

На реке непрочный лед, но, надеюсь, что он нас выдержит. На другом берегу есть еще одна пешеходная дорожка. Возможно, она не остановится. Мы бежим по льду; я ощущаю, как он прогибается под моими ногами. Ширина реки всего-то метров пятьдесят. Мы добираемся благополучно. На последнем метре у Клары проваливается нога и погружается в ледяную жижу по колено.

– Если бы мы провалились? – спрашивает Клара.

– Я бы тебя вытащил. У тебя обычные легкие или амбиланг?

– Причем здесь легкие! Я же замерзну в ледышку!

Не может быть, чтобы ее организм оказался настолько несовершенным, что не может поддерживать собственную температуру. В наше время только ненормальные не ставят себе системы терморегуляции. Такие системы очень дешевы, они есть даже у бездомных бродяг, которые спят на улицах зимними ночами.

На другом берегу в кустах слышен шорох. Три тени спускаются по склону. Вначале я не понимаю, что это, из-за темноты, но потом настраиваю глазу и вижу, как к реке подходят три стальных волка.

В свое время я встречался с этими механизмами на арене. На показательных выступлениях. Что-то вроде современной имитации гладиаторских боев. Мне даже приходилось драться одному против двоих. Я знаю их устройство и знаю все их уязвимые точки. Но я знаю так же и то, что с тремя одновременно мне не справиться, в какой бы хорошей форме я ни находился. Стальные волки работают в группе. В этом их сила и преимущество. Они всегда нападают с разных сторон, неожиданно и согласованно.

Волки уже ступили на лед. Они движутся медленно и осторожно, боятся провалиться. Вес каждой такой машины около ста килограммов. Возможно, лед не выдержит, но глупо было бы надеяться только на это. К тому же, несмотря на большой вес, они умеют плавать.

– Поднимись наверх, – говорю я Кларе, – и поезжай к станции. Или нет, лучше подожди меня. Там может быть еще кто-то.

Она начинает карабкаться по склону, выложенному темной полупрозрачной плиткой. Днем эту плитку включают, и она начинает работать как огромный экран длиной в несколько километров. По нему бегут рекламные слоганы, вперемешку со строками последних анекдотов. Но сейчас экран отключен. Плитка гладкая и скользкая. Ничего, поднимется как-нибудь.

Я иду навстречу волкам. Они уже достигли средины реки. Заметив мое приближение, они останавливаются, потом начинают расходиться в разные стороны, чтобы напасть по одиночке. Возможно, что один из них займется Кларой, а двое будут атаковать меня.