Психология зла

Впрочем, на ней сидят уже несколько вирусов – вот еще один такой же невдалеке; его голова-мешок уже частично опала; сейчас ее содержимое сквозь хвост-иглу впрыскивается в жертву. Пройдет всего 25 минут и ДНК вируса, как черви, съедят содержимое бактерии и построят сотню собственных копий – все это быстро и безошибочно. Идеальная машина умервщления. Вот он лежит передо мной, видимый во всех деталях, во всей красе, и жизнь его выглядит более мертвой, чем сама смерть. Он лежит на поверхности, напоминающей чистейший речной песок или мелкие камешки. Прозрачность среды вокруг него – это не прозрачность воды или воздуха и даже не прозрачность вакуума – так выглядело бы, возможно, существо, живущее в прозрачном бензине или в парах какой-нибудь ядовитейшей смеси. Если это и жизнь, то жизнь, сущность которой мы никогда не сможем постичь. Это странная жизнь без света, без звука, без запахов и вкусов и вообще без любых ощущений, известных человеку. Возможно, единственное, что роднит ее с нами, это чуство боли, известное и там и здесь. Она более чужда нам, чем гипотетические жители отдаленных галактик.

Иногда клетка, заметив вторжение вируса, совершает самоубийство, чтобы новые вирусы внутри нее не успели созреть – так она спасает соседние клетки.

Оказывается, на самопожертвование способны не только люди.

Вирусы слишком просты, чтобы иметь систему ремонта и восстановления, такую, какая есть у клеток, поэтому они чрезвычайно часто мутируют; поэтому почти невозвожно создать хороше лекарство против них; поэтому их убивающая способность может быстро увеличиваться и ослабевать; поэтому они могут поражать все новые виды живых существ. Вирус слишком мал, чтобы с ним можно было эффективно бороться; он живет внутри клетки; лекарство, уничтожающее его, должно было бы, не разрушая клетку, разрушить вирус – такое лекарство очень сложно создать.

Вирус неактивен, то есть практически мертв, когда он находится не внутри живой клетки. Он не умирает от старости, и в этом отношении вечен, он вроде бы умирает от недостака пищи, но вновь оживает при первой же возможности кого-либо убить. Он существует на нейтральной полосе между жизнью и смертью – и делает вылазки как в одну, так и в другую сторону. Внутри клетки он оживает и делает то что он только и умеет делать – разрушать и размножаться.

Компьютерный вирус ведет себя так же, как и биологический. Он мертв, пока программа не работает, а затем активизируется, размножается и убивает. И те, и другие вирусы имеют системы защиты и нападения. Как компьютеры, так и организмы имеют системы, позволяющие находить вирусы и уничтожать их – более или менее успешно.

2.2. ИНФОРМАЦИОННЫЙ ВИРУС

ПРИМЕР 7. Вирус на бумаге.

Передо мной лист бумаги, мелко исписанный от руки ровным женским почерком.

Письмо. В нем сообщается, довольно подробно, что данное письмо распространяется уже более тысячи лет и его получали Данте, Конандойль, Пугачева и многие другие.

Некоторые из получателей пренебрегли письмом и тем обрекли себя на несчастья: один погиб, другой потерял любимых людей, третий стал инвалидом и так далее.

Это системы нападения информационного вируса. Способ кнута. Вторая система нападения использует способ пряника: перечисляются исторические личности, которые последовали призыву письма и выполнили его требования. Один выиграл битву, другой стал богат, третий удачлив и так далее. Еще одна система нападения заключена в том, что перечисляются именно выдающиеся личности, люди, имеющие авторитет. То есть данная система нападения использует так называемую власть авторитета. Кроме того, частично использована информационная власть, то есть сообщаются те сведения (философского характера), которые могли бы слегка перепрограммировать поведение человека в нужную сторону. Чего же требует это письмо? Все очень просто: мы должны переписать от руки двадцать копий и подбросить в почтовые ящики тех людей, которым желаем добра. Если те люди получат письмо и выполнят его требования, то получат и счастье. А если нет?

Тогда их постигнет тяжкий удар судьбы, возможно, смерть – так стоит ли подвергать дорогих людей такому риску? Вот здесь заметен логический прокол и здесь защитная система человека, т е. его разум (если таковой имеется в нужном количестве) убивает информационный вирус. Но возможно, что из двадцати копий одна или две выживут и дадут потомство. Это информационная форма жизни, ее вариант. Внедриться и размножить себя за счет другого. Этот вирус довольно безвреден, хотя возможны штучки и пострашнее.

Письмо из предыдущего примера можно назвать информацмонным вирусом по следующим причинам:

1) Оно представляет собой нечто вроде паразитической или хищной формы информационной жизни, оно состоит из информации и свои копии строит тоже из информации, размножается делением или, скорее, отпочковыванием собственных взрослых копий. После того, как 20 взросных копий отпочковались, родительский организм гибнет.

2) Оно имеет "генетический материал", т е. ту короткую фразу на непонятном языке, которую требуется переписать и размножить.

3) Оно имеет системы защиты и нападения, о которых мы уже говорили.

4) Этот вирус поражает не наше тело и не наш мозг – он поражает нашу ПСИХИКУ, или СОЗНАНИЕ, которое нематериально и, в самом грубом приближении, состоит из идей. Сам вирус также является идеей, а все остальное, бумага и чернила – это только предмет, с помощью которого вирус может передвигаться в пространстве, находить и поражать новые жертвы. Он оживает в сознании человека и именно туда стремиться внедриться.

5) Этот вирус строит свои копии из информации, которая наносится на лист бумаги, и из материального носителя – капсулы, внутри которой эта информация может существовать в принципе неограниченно долго. Если такое письмо будет вскрыто с опозданием лет в двадцать, информационный вирус оживет и постарается размножится.

6) Такой организм, в принципе, может эволюционировать, развиваться по двум линиям: во-первых, усиливать свои системы нападения и изобретать новые; во-вторых, случайным образом мутировать, при этом его жизнеспособность будет изменяться.

7) Для передвижения в пространстве он использует психику многих других людей, например, почтальонов, которых не заражает.

8) Подобное письмо может переписываться множество раз и давать новые и новые поколения, множесто людей могут болеть идеей этого письма, но, к счастью, эта болезнь не приносит заметного вреда.

ПРИМЕР 8. Еще один информационный вирус.

Село NN состояло из одной длинной и пыльной улицы с несколькими ответвлениями. Много лет на улице не расло ничего, кроме травы. Не хватало идеи. Несколько старых, почти мертвых разломленных деревьев стояли у нижнего ее конца, под холмом. Они уже никак не могли дать потомство. Не могли физическим путем, зато могли ИНФОРМАЦИОННЫМ. Однажды человек шел мимо. Был жаркий и душный день, человек спрятался в тень полумертвых деревьев и подумал: а почему бы не посадить деревья на улице? Однажды возникшая идея бессмертна, – в том смысле, в каком бессмертен вирус. Прошло еще несколько лет и тот же человек, будучи в лесу, вспомнил о своей мысли посадить деревья и вырезал палку, и взял ее с собой. Из этой палки вырасло первое молодое дерево на улице. Прошло еще лет семь-восемь и дерево подрасло. Другие люди увидели, что это хорошо, и стали во множестве садить деревья – каждый напротив своего дома. Сейчас вся улица засажена деревьями в несколько рядов.

Вначале идея инфицировала человека, но не нашла благоприятной среды, она оставалась в латентном состоянии, ждала, как вирус вдали от клетки-жертвы.

Попав в нужные условия, она проклюнулась – и было посажено первое дерево, которое содержало не только листья, кору, ветви и корни, но и ИДЕЮ большого зеленого насаждения. Со временем большинство людей, живущих поблизости, оказались инфицированы этой идеей.

2.3. МУТАЦИЯ ИДЕИ

Идею роднит с вирусом еще одно обстоятельство: как идея, так и вирус способны к мутации и мутируют, изменяются довольно быстро.

Сократ пожертвовал жизнью ради интеллектуальной свободы (жертва жизни ради идеи – очень интересный феномен). Но он же, согласно Платону пропагандировал идею цензуры: искусство должно быть подчинено морали, а все, что не служит морали, должно быть запрещено. Цензура запрещает матерям читать сказки своим детям, а неверные представления о боге должны караться как преступления (что в точности было осуществлено потом).

Сенека, автор нравственных писем к Луцилию и сам образец нравственности, был учителем одного из худших деспотов в истории – Нерона. Полное любви учение Христа вылилось в Малеус Малификарум (так назывался учебник пыток, кстати, книга очень толстая и подробная), сожжение еретиков, в отрицание радости. "Христа распяли, а ты смеешься!" – возмущенный выкрик учителя в школе средневековья. Идеи, как и вирусы, имеют свойство быстро мутировать. Учение Маркса, сориентированное на благо человечества, сожрало, как минимум, сто миллионов жизней. Полезные постановления, пройдя чрез умы трудолюбивых чиновников, обрастают такими коментариями, что становятся нелепыми, вредоносными или просто преступными. ИДЕЯ ВСЕГДА МУТИРУЕТ – это одно из ее фундаментальных свойств. И это свойство снова роднит ее с биологической инфекцией. Но идея не просто мутирует, она довольно плавно, хотя и не всегда медленно, ПЕРЕПОЛЗАЕТ ОТ ДОБРА К ЗЛУ – это один из главных механизмов ее эволюции. От добра ко злу, и практически никогда – в обратную сторону.

Святой Франциск, основатель ордена францисканцев, был добрейшим и самоотверженым человеком. Он действительно любил ближнего. Он проповедовал идеал бедности в самом строгом смысле: францисканец должен был питаться только подаянием, не иметь жилища и пр. Однако уже очень скоро францисканцы выстроили себе обитель, а после смерти основателя идеал бедности был предан забвению. В последующие годы францисканцы были вербовщиками солдат, а потом стали инквизиторами. И тогда они сожгли на кострах тех своих товарищей, которое все еще были верны идеалу бедности. Идея добра переползла в в отъявленное зло всего за несколько десятилетий.

ПРИМЕР 17. Как не нужно взвешиваться

Весы были не совсем точными и изменяли показания в зависимости от того как на них стать и на какое место нажать. Разница была небольшой, около килограмма, но так как я твердо решил похудеть, то меня интересовали даже самые маленькие сдвиги. Я стал взвешиваться каждое утро. Вскоре я понял, что не могу узнать свой точный вес. Всякий раз я слегка наклонялся таким образом, чтобы вес уменьшился. И чем меньше были результаты моей диеты, тем сильнее я наклонялся.

Тогда я решил, что это временно и любому искажению есть предел, нельзя же наклониться очень сильно. Но такое решение только освободило, не знаю что освободило, но примерно через неделю я искривлялся так, что просто падал с весов и мне стоило большого труда удерживать равновесие в этой неудобнейшей позе. По всем показателям я худел, но когда я закрыл глаза, выровнялся, а потом быстро взглянул на шкалу, результат получился обратный. Потом я пробовал становиться на весы строго вертикально, но очень трудно было определить что такое строго и к тому же, я научился менять вес с помощью напряжения пальцев ног. Как только я принимал новое решение о правильном взвешивании, что-то внутри меня начинало искать обходные пути и находило их. В результате взвешивание стало столь сложно регламентированной процедурой, что я от него просто отказался и, обидевшись на весы, продолжал преспокойно набирать вес.

В данном случае абсолютно правильная идея о необходимости для похудания регулярного контроля веса приводит к прямо противоположному результату. То же самое происходит со многими законами и постановлениями, направленными на благо человека – они в конце концов приносят лишь вред, а причиной этому оказывается некоторый неучтенный фактор, как в случае со взвешиванием – неточность весов. Если же, например, бронировать места в очередях для беременных женщин, то им вскоре придется проводить в очереди гораздо больше времени – они просто станут брать заказы на стояние в очереди от тех, кому дорого время. Здесь действуют другие факторы, но результат тот же: взаимодействуя с реальностью, полезная идея незаметно переползает в свою противоположность.

Идея каждый раз мутирует и при передаче. Чем чаще идея передавалась от одного человека к другому, тем сильнее она искажена.

Мы представляем себе мир более неподвижным и конкретным, чем он есть. В мире много неопределенностей и двусмысленностей. Поэтому при передаче инфор– мации мы преувеличиваем значение конкретных факторов и преуменьшаем значение случайных. Этот процесс называется поглощением неопределенности.

Любое наше понятие искажает действительность. Возможны сотни оттенков коричневого цвета. Если мы называем каждый из них просто "коричневый", мы делаем их одинаковыми, то есть искажаем. Сине-зеленый цвет один назовет синим, а другой зеленым.

Мы не можем передать информацию полностью и поэтому отбираем то, что нам кажется главным. Другому человеку покажется главным иное. Да и нам самим в другой день или в другом настроении захотелось бы сказать иначе. "Мысль изреченная есть ложь" – слова всегда ограничивают мысль, а при устной передаче слова еще и подбираются случайно и не всегда верно. Мы искажаем информацию, пытаясь представить себя в выгодном свете. Искажаем ее вежливостью, стараясь не обидеть и не навредить. Мы можем неверно истолковать услышанное, потому что все слова, кроме объективного, имеют еще и личное значение. А еще человек больше верит интонации собеседника, чем смыслу его слов. Мы ищем в услышанном то, на что заранее настроены и не замечаем того, чего не хотим замечать. Если мы не доверяем человеку, то мы преуменьшаем значение фактов, о которых он нам говорит.

Если же человек обладает для нас большим авторитетом, то мы поверим его словам, не сомневаясь и возможно, примем за глубокую истину случайную его оговорку.

Следующий тип искажений – это искажение внутри индивидуального разума, без передачи. Мы запоминаем буквально, но с пробелами, затем подгоняем услышанное под те шаблоны, которые уже существовали, и искажаем так, чтобы включить в наш устоявшийся опыт. И уже после этого идея продолжает усваиваться, изменяясь, облекаясь в новые слова, а если мы используем идею на практике, она всякий раз корректируется результатом практики.

Существует искажение идеи при ее проникновении в массы. Она упрощается, облекается в легко запоминающиеся формулы, конкретизируется, обрастает неточными примерами. Выпячиваются частности и пропускается главное. В результате рождается новое толкование, то есть новая идея, прикрывающаяся именем старой.

ЛЮБАЯ ПОЛЕЗНАЯ ИДЕЯ МОЖЕТ ОКАЗАТЬСЯ БОЛЕЗНЕТВОРНОЙ, СЛЕГКА ИЗМЕНИВШИСЬ В

УМАХ МНОЖЕСТВА ЛЮДЕЙ. Любая идея способна стать человекоядной. Любая, в том числе и идея этой книги. Поэтому читайте осторожно.

2.3. ИНФОРМАЦИОННЫЕ ЭПИДЕМИИ

У психических болезней есть одно большое преимущество перед телесными: они, в большинстве своем, незаразны. Те же, которые заражают или дают небольшие эпидемии, можно пересчитать по пальцам. Большинство этих случаев описываются как массовая истерия, при которой заражение происходит ИНФОРМАЦИОННО. Но информационно заражают не только болезни.

Небольшие психические эпидемии дает также любовь, например, толпа влюбленных фанаток повсюду следует за сомнительного качества звездой или половина пионерш отряда влюбляется в юного пионервожатого. Причем в последнем случае налицо именно заражение: подружки влюбляются парами, что легко и забавно наблюдать – одна заражает другую при непосредственном общении. И такая, "ненастоящая", «наведенная» любовь, иногда оказывается действительным чувством.

Та, которая влюбляется второй, обычно любит дольше и самоотверженнее.

Эпидемически распространяются любые слухи. Эпидемически появляются люди, которые уверены, что видели летающие тарелки. Эпидемически распространяется мода. Эпидемически распространяются увлечения. Эпидемически распространяются простые формы антисоциального или преступного поведения: в 1959 году в течение нескольких недель появились сотни свастик на синагогах и общественность обеспокоилась тем, что возобновились нацистские преследовния евреев. На самом деле имело место просто психическое заражение – заражение идеей поступка.

Достаточно было совершить поступок одному, как многие последовали его примеру.