Мечта

И, улыбаясь мечтательно, представлял себе, как встретится он с ней на пышном балу, как отведет ее в сторону и снимет со своей груди тонкий шелковин шнурок с ладонной, в которой зашит «ее» двугривенный! По ночам Елпидифор выходил на платформу, садился на скамейке около колокола и прислушивался к грохоту бегущих мимо поездов.

И чего-то трепетно, смутно ждал…

V

В один из дождливых осенних дней, почтовый поезд привез Елпидифору большой серый пакет с сургучной печатью.

Было как-то жутко держать его в руках. И тревога закралась в душу телеграфиста, не получавшего никогда никаких писем.

Он долго и растерянно вертел конверт в руках.

Несколько раз перечитывал адрес.

Письмо было из города, где родился Елпидифор. И он решил, что это пишет почтовый чиновник, до сих пор ему не писавший. Но вскрыть сразу конверт не решался, проходил с ним весь день и только вечером, уйдя в свою комнату, с тревогой еще раз на него взглянул. Зловеще смотрело на Елпидифора красное, немигающее око печати. Будто скрывала за собой страшную тайну.

И опять сделалось жутко. Дрожали пальцы, надрывая серую бумагу.

В конверте были два письма. В одном – почтовый чиновник извещал, что пересылает письмо недавно умершей матери Елпидифора. И второе, – написанное неровным женским почерком, адресованное Елпидифору, открывало тайну его рождения…

Никогда ничего так быстро не читал Елпидифор, как это, пришедшее внезапно, письмо!.. Словно верстовые столбы перед экспрессом, – мелькали перед глазами телеграфиста неровные, вычурные буквы…

Прочел, все понял, и похолодел:

«Сын семинариста!»…

И милая, бесконечно дорогая мечта уплыла сейчас же куда-то вдаль, как любимый цветок, упавший в море, вырванный из рук налетевшим шквалом… Оборвалось что-то внутри и стали далекими и смешными и пышный дворцовый зал, и «Марина Мнишек»… и экспресс с белокурой красавицей…

И не верилось, что когда-то мечтал…

Шатаясь, вышел Елпидифор на платформу, подошел к краю ее, снял с шеи тонкий шелковый шнурок с ладанкой и, широко размахнувшись, бросил на полотно…

Затем пришел возбужденный, с горящими глазами, к Валентину Петровичу… Тот сидел, по обыкновению, за графином, и осмысленно и медленно пил. И так же, как всегда, стоял у порога почтительный Матвей…

– А ну-ка, налейте и мне!.. – задорно сказал Елпидифор, подставляя пустую рюмку.

Валентин Петрович удивился:

– Водки?..

Телеграфист криво улыбнулся:

– Разумеется!.. Будем теперь пить вместе!.. Веселей будет!..

На платформе было мокро от мелкого, нудного, осеннего дождя… И круглые, холодные капли прыгали по дереву злорадно, выбивая однообразную, жуткую дробь…