Женщины сидели потупившись.
– Что же вы молчите?! – заговорил весело Провушка. – Почему вы меня не поздравляете?..
Мастиф налил рюмку водки и протянул ее Провушке, криво улыбаясь…
– Поздравляю… граф!..
Поздравили и остальные. Поздравили, с улыбками, намеренно себя взвинчивая, но чувствовался какой-то холодок и в словах, и в движениях.
Оживились только к концу обеда, когда уже много было выпито. Анатолий сел за рояль и играл бравурный марш… А Провушка все пил, шутил, рассказывал…
– Прежде всего, господа… – говорил он, размахивая бокалом шампанского, – я выстрою большое студенческое общежитие!.. Так, человек на двести!.. За десять рублей в месяц, каждый неимущий студент будет у меня получать комнату, стол, белье постельное и прачку… А папиросы, конечно, пусть покупает сам!.. Я высчитал уже это приблизительно, и вышло, что мне придется добавлять на каждого студента так… рублей сорок!.. Итого – восемь тысяч в месяц!.. Но это… ерунда!.. Затем: общежитие будет носить имя моего покойного отца графа Александра Владимировича Шелгунова!..
Мастиф был пьян. Он развалился в квадратном мягком кресле с сигарой в зубах и иронически слушал Провушку.
– А если… десяти-то рублей не найдется у меня, чтобы за твое общежитие заплатить? – спросил он. – Что же, ты меня, значит, и не пустишь в это общежитие?..
Провушка смутился.
– Нет… тебя… ну, какие могут быть разговоры?!.
– Ну, не меня… студента Хлопова, а, например, какого-нибудь второго Сидорова, у которого еще не выявилось отца-графа!..
Провушка обиделся. За что его Мастиф высмеивает?.. Ведь, он рассказал свой проект друзьям, для которых душа его раскрыта на распашку!.. Да и напрасно Мастиф уколол его этими десятью рублями! Они берутся только для того, чтобы ограничить доступ желающим!.. Ведь если ничего не брать – слишком много кандидатов будет!
К Провушке подошла Аннушка…
– А ты мне денег дашь?
Провушка встрепенулся…
– Когда?.. Сейчас?.. Или… вообще?..
– И сейчас… и вообще!.. – развязно улыбнулась тоже подвыпившая Аннушка. – Мне нужно непременно портнихе заплатить – она мне проходу не дает!..
Провушка нахмурился, вытащил бумажник и стал в нем копаться.
– Ну, на вот тебе пока… двадцать пять рублей!.. После я тебе еще дам!
Он что-то вспомнил и, деланно улыбаясь, обратился к Мастифу, Анатолию и Казимиру:
– А вам, господа, деньги нужны?..
Он держал бумажник раскрытым.
Мастиф скривился…
– Благодарю на ласке!.. Не знаю, как им… – кивнул он на товарищей, – но мне не нужны!..
Остальные тоже отказались, и Провушка быстро спрятал бумажник…
– Кому что нужно – прямо… без стеснений!..
Опять стало всем неловко, но этой неловкостью заразился теперь уже и сам Провушка…
Стемнело. По бульвару громыхала конка и её звонки напоминали о жизни большого города. Женщины вспомнили, что им пора на промысел.
Первой поднялась Юзька, посмотрела смущенно на Провушку, затем на Анатолия и вдруг покраснела:
– Мне… идти нужно!.. А то я… сегодня… еще ничего не заработала!..
За ней поднялись Розалия Францевна, Нюрка и Аннушка… Последняя, видимо, не хотела уходить, но Провушка молчал, и она стала медленно надевать шляпку…
Поднялся и Мастиф…
– Ну, и нам пора! – твердо сказал он и переглянулся с товарищами…
Провушка удивился…
– А вы-то… куда же?! Ну, я понимаю: они… – он показал на женщин… – им… действительно нужно!.. А вы-то?! Давайте… посидим еще!..
Мастиф загадочно усмехнулся…
– Вот потому-то мы и уходим, что «им» нужно! – кивнул студент головой, – Ну, граф… Спасибо за угощение!.. – быстро протянул он руку Провушке.
Казимир и Анатолий взялись за фуражки.
– Экая досада! – бормотал Провушка, прощаясь с товарищами. – а я думал, что мы проведем весь вечер вместе!.. Можно было даже дальше куда-нибудь поехать!
Мастиф хлопнул себя по карману.
– Денег нет!.. Ma пош сан грош!..
– Но, ведь, я предлагаю!.. У меня есть!..
– У вас – это не у нас!.. Однако – до приятного!.. Адью!..
Провушка один остался расплачиваться. Остальные вышли на улицу. И как только закрылась за ними дверь ресторана, Мастиф стал посреди панели…
– Прощай, Провушка! – сказал он и свистнул… – Прощай, товарищ, и… здравствуйте… ваше сиятельство!.. Это уже хуже!..
Женщины простились и шмыгнули на темный бульвар, и скоро их фигуры растворились в покрывале ночи.
Друзья медленно пошли, молча…
– Неужели этим несчастным он не мог, хоть на сегодня, дать, чтобы они не гуляли?! – нарушил вдруг тишину Анатолий…
Мастиф молчал. И только на Страстной площади, прощаясь с товарищами, он бросил в темноту ночи, ни к кому, собственно, не обращаясь: