Принуждение к миру

Раненых уже перевязали более основательно, каждому вручили сигареты и они теперь, блаженно щурясь от солнца и сигаретного дыма с благодарностью смотрели на своих товарищей, которые вытащили их из этого ада. Среди разведчиков, рассевшихся вдоль забора, то тут, то здесь вспыхивал смех, слышался неестественно громкий разговор людей, только что перенёсших смертельную опасность. Лица из бледно-землянистого цвета приобрели нормальный цвет и только продолжавшие лихорадочно блестевшие глаза, выдавали внутреннее напряжение.

Под стеной школы лежит солдат. Тело вздулось, голова, грудь и плечи от жары стали совсем черные. Запах уже очень тяжел. Хорошо, что сегодня еще ничего не ел.

На соседней улице еще один, рядом с очередным сожженным танком. Голова расколота и на неё надет целлофановый пакет – чтобы не смотреть. В перевернутой рядом каске красно-серое. Неподалеку еще тел пять – их по очереди обыскивает какой-то человек, отвернув голову и зажав нос. Достает документы.

Вокруг воняет гарью. И людским страхом. Там, только там, понимаешь, что у страха есть свой запах.

Я почувствовал, как участился пульс, как изменилось дыхание. Он никуда не бежал, но дыхание, тем не менее, срывалось, как после быстрого подъема по лестнице на двадцатый этаж. Руки начали дрожать. Ладони вспотели.

Стены заходили ходуном – удар за ударом, взрыв за взрывом – посыпалась крошка, загремели фляги, котелки, запрыгали лавки. Вспышки выстрелов заискрились повсюду: веером, снопом, фонтаном огня. Казалось, бетонные плиты не вынесут этой мощи и вот-вот развалятся… Но нет – пока стояли.

Короткими очередями по всем подозрительным кучкам и воронкам! Автомат дёрнулся и заглох. Надо менять рожок!

Неслышно ступая тяжелыми грязными ботинками по застеленному коврами полу, прикрывая друг друга стволами автоматов, среди обычной обстановки обычного частного дома из комнаты в комнату переходили люди в камуфляже и в набитых боеприпасами разгрузочных жилетах. Чужие лица бесстрастно взирали на них из рамок фотографий, стоящих на комодах и висящих на стенах. Чужие зеркала отражали напряженные, непроизвольно пригибающиеся даже при виде собственных отражений фигуры.

Огромный обугленный остов; уродливые балки и перекрытия, вздымающиеся к черному небу. От седьмого этажа дома уже не было; только маслянистые клубы жирного дыма, поднимающиеся вверх. Нижняя часть коряво скособочилась, просела набок, сжав окна и повыбив оставшиеся стекла. Горы щебня, кирпича, искореженного металла вокруг. Гарь и вонь.

Я осмотрелся. Ничего ценного и интересного. Полупустой шкаф с какими-то тряпками, довольно старое облезлое шатающееся трюмо. Я посмотрел на себя в зеркало и поморщился. Вид, как у профессионального бандита, только армейский головной убор резко контрастировал с остальным обликом. Хотя, впрочем, он уже успел прилично запылиться, так что существовал вполне реальный шанс, что и он вскоре гармонично вольется в общую картину.

Скрипя битым стеклом под ногами, шаркая повсеместно осыпавшейся штукатуркой, наступая на горы щепок, клочков бумаги и всевозможного тряпья, мы прошли лестничную площадку первого и второго этажей, и вошли в квартиру на третьем.

В однокомнатной квартире мебели не было – пустота, всё возможное давно пожгли на дрова, на полу только мусор, горы стреляных гильз. Окна наспех, неаккуратно заложены кирпичом. Здесь явно кто-то был до нас, причём – совсем недавно. Наследил, натоптал и ушёл.

Пробравшись по грудам битого кирпича и щебня, я прошел внутрь не через двери, а через пролом в стене. Бетонная плита перекрытия между этажами от попадания снаряда в дом рухнула одной стороной вниз, перебив и разрушив все, что было в двух из трех нижних комнат. А вот третья комната была полностью цела.

Два ближних к нам дома разрушены до основания, только фундаменты каменные остались. Были дома – нет домов: здесь, вероятно, авиация наша постаралась; следующие два – с дырами в заборах и со снесёнными воротами, без крыш, без окон и без входных дверей. Там – сто процентов – ничего ценного, тем более – водки, давно нет. Даже несколько молодых деревьев в огородике перед домами снесены и затоптаны бронемашинами. Да, деревья на войне страдают не меньше людей.

Проходим мимо ещё нескольких обстрелянных и поцарапанных домов, сворачиваем влево, в проулок.

Шли молча. От напряжения нарваться на засаду или попасть под обстрел, мой легкомысленный хмель как рукой сняло. Я с опаской думал о будущем.

Через дорогу начинался частный сектор. Несколько раз мне уже приходилась бывать в частном секторе: аккуратные, ровные, добротно сложенные кирпичные одно и двухэтажные дома, обязательно окружённые высокими двухметровыми каменными или деревянными заборами. Крыши, в основном из нержавейки. Во дворах все хозяйственные постройки просторные и из хорошего стройматериала.

Всё то же самое: двухэтажные дома со снесёнными крышами, выломанными дверьми и выбитыми окнами, сломанные надворные постройки и детская игровая площадка, раскиданные в беспорядке бытовая утварь и обломки стройматериала, железный остов сгоревшего бэтра.

Успокаиваем дыхание, оглядываемся, исследуем открытые взору окрестности, оцениваем оперативную обстановку, нарезаем новые задачи.

Я осмотрелся: кирпичная стена, ровно в мой невысокий рост, за которой мы сбились в кучу, есть наш перевалочный пункт по пути к обозначенной командиром цели. Цель проста – без потерь дойти до углового пятиэтажного дома, выпирающего побитыми стенами на пересечение двух широких улиц.

Несколько часов мы практически не встречали сопротивления и, подавляя отдельные очаги выстрелов, двигались вперёд довольно быстро, что придавало уверенности в своих силах.

Нашему взводу, к установленному времени, необходимо было продвинуться по одной из улиц до конца нескольких небольших кварталов. Пацаны спешились, бежали за БМПшками и палили по первым этажам и подвалам зданий. Броня бомбила по вторым и третьим этажам. Иногда получалось не плохо.

Я передернул затвор автомата, на предохранитель ставить не стал. Вздохнул, поерзал задом и стал ждать. Жаль, что курить нельзя.

Через пару улиц наша охрана нашла два милых домика. Оба двухэтажные, оба утопали в садах. Война их пощадила, лишь только стёкол не было, а на дверях были видны следы пуль – выбивали замки. Внутри было как во многих домах. Только вот мебели почти не было, зато в подвале мы обнаружили нетронутые запасы вина. Когда попробовали, то долго не могли отплеваться.

Внутри дома все перевёрнуто. Были здесь мародёры. Выключатели выломаны с кусками штукатурки, люстры вырваны с «мясом». Большей части мебели нет. По всему дому раскиданы фотографии, какие-то бумаги, письма. Из всей уцелевшей мебели остался лишь стол на кухне, две табуретки. Для жилья мы выбрали комнату на втором этаже. Из соседних брошенных домов притащили топчаны, диваны, стулья, кое-как подмели, забили окно, чтобы не дуло, сверху прошлись куском толи.

Смерть. К ней как – то сразу все привыкли. Вполне достаточно было трех – четырех дней. По одному – двум убитым, или раненым товарищам в подразделениях, и на смерть уже никто не реагировал как на нечто из ряда вон выходящее. Убитые походили на нелепых кукол, ни к чему не обязывающих, и не вызывающих особенно каких либо чувств. Своим раненым оказывали посильную помощь без суматохи и истерик. Убитых спокойно переносили на руках, не показывая внутренних содроганий, и не особенно соблюдая какие то обряды.

Лента новостей.

Точное число погибших и раненых не называется; ранее сообщалось о том, что при обстреле позиций российских миротворцев получили ранения три военнослужащих.

На въезде в город кварталы практически целых частных домов чередовались с улицами разнообразие разрушений на которых было невиданным. На одной улице несколько домов сложились. На другой – во дворах лежали просто аккуратные, холмообразные кучи мусора. На третьей – размолоченные в труху останки битого в щебень кирпича разметены ровным слоем, хоть сразу асфальтируй поверху.

Лента новостей.

Возобновились бои по всему полуострову. Танковые и моторизованные части украинской армии при поддержке авиации движутся в сторону Ялты и Джанкоя. Корабли Украинского ЧФ обстреливают позиции бандформирований.

Вскоре мы вышли на окраину. За несколькими рядами домов виднелось заросшее высоким кустарником поле. Вот и нужная нам дорога. Старый асфальт был изрезан многочисленными бугорками и трещинами, сквозь которые пробивались к здешнему солнцу зеленые побеги травы.

Бомба разорвалась на пустыре, за городом. После нескольких сбитых самолётов, неприятельские пилоты стали бомбить с большой высоты. Бомбёжка получается "слепой", но безопасной. Здесь уже дело случая: может попасть в цель, а может, и нет. На этот раз нам повезло. Сирена, паника, гул, взрыв.

Все дело сводится к одному: либо ты стреляешь, либо в тебя. Кто не хочет ни в кого стрелять, пусть приготовится к тому, что игра пойдет в одни ворота.

Я не собирался оправдываться и уж тем более производить на кого бы то ни было благоприятное впечатление.

Забыли, забыли вы один нюанс. Ведь война же. И дело не в том, что она все спишет. Действительно спишет, будьте спокойны.

На войне люди часто погибают. Можно схлопотать случайную пулю. Можно нарваться на «растяжку». Мало ли мин понатыкано кругом? В общем, всегда можно списать на несчастный случай.

Лента новостей.

Украинские СМИ: Российские самолеты бомбят позиции украинских войск

Российские самолеты бомбят позиции украинских войск в Севастополе, сообщают Украинские СМИ. Как минимум пять украинских военных получили ранения. О погибших не сообщается.

Тысячи беженцев устремились в направлении Симферополя. Во время этого исхода, проходившего в очень плохих погодных условиях, произошло несколько инцидентов, когда украинцы обстреливали колонны из артиллерии и крупнокалиберных пулеметов.

Лента новостей.

По неофициальным данным, правительство Украины проводит частичную мобилизацию резервистов в возрасте до 30 лет. Ответственный представитель подтвердил, что в районах южнее и западнее Киева разворачиваются снятые с консервации устаревшие зенитно?ракетные комплексы С?75 и С?125. Тот же источник утверждает, что несколько десятков отставных офицеров ракетных войск и авиации, этнических украинцев по происхождению, приехали в Севастополь различных постсоветских государств.

Наши новые системы оружия уничтожат базы украинской армии. Украина – не Сербия и не Чечня, долгих бомбардировок не выдержит.

Противник располагал многочисленными наземными войсками, но слабыми авиацией и средствами ПВО, а флота практически не имел вовсе. После мобилизации численность украинской армии достигла примерно 600 тысяч, еще 150 тысяч составляли полицейские части. Авиация насчитывала свыше 500 истребителей и истребителей?бомбардировщиков Су?27.

Чистая победа в украинской операции едва не была упущена, потому что политические лидеры оказались не готовы пойти до конца. Боязнь политиков развернуть наступление на сухопутном фронте едва не обернулась профессиональным позором для всего военного руководства России. Политические лидеры должны понять: чем больше сил мы задействуем, тем убедительнее окажется демонстрация нашей мощи и нашей решимости.

Необходимо за три?четыре дня подавить узлы обороны ударами с моря и воздуха, а затем двинуть в бой наземные силы, одновременно высадив морскую пехоту в Украину и выбросив большой воздушный десант на Киев.

Лента новостей.

Украина направила в ООН заявление, в котором назвала международным разбоем объявление ее территории зоной, запретной для полетов авиации.

Хроника военных событий.