Белый шайен. Длинный Нож из форта Кинли. Их мечтой была Канада. Золото гор Уичита. Токеча

Глава 7

Трех месяцев, проведенных с шайенами, мне вполне хватило, чтобы по уши влюбиться в индейскую жизнь. Мои ожидания сбылись, я был как никогда счастлив и доволен своей судьбой. Оправившись от болезни, я жил как индеец, охотился как индеец, отдыхал так же, как он, и это не переставало мне нравиться. За прошедшие три месяца я успел снискать славу опытного укротителя мустангов и меткого стрелка на большой летней бизоньей охоте. Я стал свидетелем Танца Солнца – второго по значимости шайенского церемониала после Обновления Священных Стрел. Мне удалось даже поучаствовать в набеге за лошадьми индейцев кроу и обзавестись, как следствие, своим первым табуном из шести голов.

Теперь немного о том, что представляли собой южные шайены, ушедшие после Сэнд-Крик на север. Под напором белых цельный костяк племени стал крошиться еще в середине века, а к 65 – ому году от могучего лагерного круга, состоявшего из десяти кланов, остались лишь воспоминания. С Римским Носом пошли люди разных кланов. Тут были Сожженные Аорты – Хевикснипакис, Волосяные Веревки – Хевайтанио, Струпья – Ойвиамана, Люди Хребта – Хисиометанио, Солдаты Псы – Хотамитанио, Сутайи и другие, но сейчас они жили как Солдаты Псы – военными обществами. Воины скорее называли себя Красными Щитами, Волками или Кривыми Копьями, чем Волосяными Веревками, Сожженными Аортами и т. п. И, тем не менее, шайены были верны себе как никакой другой народ прерий. Их обычаи ничуть не изменились. Воины, как всегда, отличались храбростью, а женщины – редким целомудрием.

Я с первых дней жил рядом с Римским Носом и поэтому мог считаться одним из Химо-вий-юк-ис – Кривых Копий.

Как мне описать те восхитительные дни по выздоровлении, слившиеся в один, казалось, бесконечный праздник? Они были сказочно превосходны! Я любил, и был любим!

Это время высокой любви сделало жизнь настоящим чудом. Я каждую минуту хотел быть рядом с Лаурой, видеть ее прекрасные карие глаза, слышать ее нежный бархатистый голос и мягкий смех. И она, я это знал, тянулась ко мне всем своим существом. Ведь мы любили друг друга и решили, что в пору индейских свадеб, в сентябре, станем мужем и женой. По правде сказать, я мог считать себя счастливчиком. Молодому шайену требовалось что-то около пяти лет постоянного ухаживания за избранницей. Как уже говорилось, шайенские женщины были самыми недоступными и чистыми в прериях. Соблазнить шайенку до свадьбы являлось делом почти невыполнимым, а если это происходило, то клеймо позора оставалось на ней навеки. Ни один юноша не делал такой предложения.

Ожидая заветного срока, мы наслаждались нашим счастьем, думая, что ему не будет конца. И вдруг грянул гром.

Лагерь наш стоял на берегах Паудер-Ривер рядом со стоянкой северных шайенов Тупого Ножа. Я жил в жилище Бентов, а Лаура – в типи своей тетки, Легкой Антилопы. Как я уже отмечал, мы с ней почти не расставались, нас разлучала лишь ночь. И вот, одним проклятым утром в июле я не застал ее дома. Мне сказали, что она и ее подруга, Лиловая Заря, ушли в соседний лесок по грибы. Делать было нечего и я, сводив своих лошадей к реке, вернулся в жилище, чтобы убить время с друзьями-метисами. Мы курили, болтали, и крику лагерного глашатая сначала не придали никакого значения. К тому же, он шел с южного конца стоянки, его почти не было слышно.

– Наверное, очередное приглашение от северных шайенов на пир, – предположил Чарли.

Голос глашатая стал звучать отчетливее.

– Нет, это не приглашение, – покачал головой Джордж. – В голосе Твердого Вяза слышна тревога.

Они напрягли слух. Я уже немного знал шайенский и тоже прислушался. Глашатай приближался.

– Черт побери! – воскликнул Чарли, вскочив на ноги. – Что-то стряслось с Лаурой!

Меня словно окатила холодная волна. Я неподвижно сидел на шкурах, уставившись на Чарли.

– Что!? – наконец вырвалось у меня.

– Бежим! – крикнул он, бросаясь к выходу.

Мы с Джорджем ринулись за ним и, выскочив наружу, обнаружили такую картину: со всех сторон лагеря к типи Римского Носа бежали молодые воины; женщины и дети взирали на столпотворение, стоя у жилищ.

Глашатай уже разговаривал с Римским Носом. Мы кинулись к нему. Моя растерянность сменилась ужасом, когда Римский Нос в волнении произнес:

– Апачи захватили Белое Облако (так шайены называли Лауру) и едва не убили Лиловую Зарю.

Он говорил о двух апачах – мескалеро, незадолго до этого прибывших в лагерь. Лет десять назад, когда они были еще подростками, военный отряд шайенов взял их в плен в одном из южных походов. Они жили среди Кривых Копий как полноправные члены племени, но не забывали свою родину. И когда представилась возможность, сбежали на юг, в места кочевий мескалеро. Вскоре о них забыли. Однако недели две назад они вернулись, сказав вождям и приемным родителям, что сделали ошибку. Племя мескалеро Длинные Ножи загнали в голодную резервацию, говорили они, и им там не понравилось. Они хотят жить среди шайенов вольной жизнью, твердили молодые апачи, и вожди, вняв просьбам, приняли назад своих заблудших приемных сыновей.

Теперь они снова предали шайенов. Но на сей раз, прихватили с собой Лауру, и чуть было не обагрили руки кровью Лиловой Зари. Зачем они это сделали? Что, кому-то из них понравилась Лаура?

Я терялся в догадках, не находя ответа.

– Когда это произошло? – глухим голосом спросил я.

– Только что, – ответил Римский Нос. – Нам надо спешить. – Он взглянул на Чарли Бента. – Чарли, со мной поедут Джордж, Ниго Хайез, ты и еще шесть надежных воинов, которых выберешь сам. Нас хватит, чтобы догнать паршивых собак мескалеро и спасти Белое Облако… К оружию!

Через считанные минуты я, мои друзья и избранные воины уже ожидали Римского Носа у южного конца лагеря. Его приближение мы приветствовали восторженными кликами. Он скакал на красивом гнедом жеребце в боевом наряде Кривых Копий, его пышный головной убор из орлиных перьев с бизоньим рогом в широкой налобной повязке, словно разноцветный шлейф, красочно развевался на ветру.

– Братья! – громко вскрикнул он, остановив гнедого. – Я воин, а не оратор. Поэтому я буду краток. Белое Облако в опасности. Разве позволят Кривые Копья, чтобы дочь шайенов была обесчещена паршивыми собаками мескалеро? Разве они позволят это?

Протяжный вопль негодования вырвался из глоток воинов и не затихал до тех пор, пока Римский Нос не поднял руку.

– Я знал ваш ответ. Великий Дух и Отец Солнце следят за нами, и они будут на нашей стороне.

Он развернул жеребца и хотел было пустить его вскачь, но один из воинов, Бегущий Ворон, своими словами приостановил движение:

– Вокуини говорил о Великом Духе и Отце Солнце, которые всегда хранят наш народ. Я думаю, они не одобрят отправления на военную тропу без священной пляски – Танца Войны.

Римский Нос смерил взглядом чересчур религиозно настроенного бойца.

– Если Бегущий Ворон нуждается в том, чтобы Танец Войны придал ему смелости, то пусть он останется в лагере. У нас нет времени. Храбрые воины понимают, что надо спешить… Или Бегущий Ворон старая женщина, а не бесстрашный шайен? Или звон шаманской погремушки для него важнее чести девушек нашего племени?

Бегущий Ворон заметно смутился.

– Я просто хотел сказать, что священный танец нам бы не помешал, – попытался оправдаться он.

Римский Нос отвернулся от него, не удостоив ответа. Я мысленно поздравил лидера Кривых Копий за благоразумную речь. Даже в цивилизованных странах люди не очень-то любили отправляться в поход без благословения священника. А что же говорить об индейцах, чья жизнь буквально спутана густой паутиной религиозных запретов и вмешательством шаманов? Я прожил с ними недолго, но и этого времени хватило, чтобы хорошо ознакомиться с индейскими табу и поверьями. Это была раса глубоко верующих людей, ревностно чтящих свои обычаи и богов. Как оказалось, при определенных обстоятельствах и они могли действовать быстро и решительно, если того требовало дело. Замечание Бегущего Ворона было проигнорировано Римским Носом, и его твердая решимость пришлась мне по сердцу.

Издав боевой клич шайенов, Вокуини возглавил погоню без дальнейших колебаний.

Найдя след мескалеро, мы к своему огорчению обнаружили, что они были хитры и предусмотрительны. Они знали о неизбежной погоне и, кроме трех лошадей, везших их и пленницу, прихватили из большого шайенского табуна еще столько же запасных. Меняя лошадей, негодяи могли скакать целыми днями. Поэтому преследование обещало быть долгим и утомительным.

След беглецов, не петляя, вел сначала на юго-восток, а за Норт-Платт повернул к югу. Мескалеро без передышки меняли лошадей и сумели оторваться от нас на многие и многие мили. Но затем появились первые признаки того, что они стали чувствовать себя более раскованно. Стремительный бег их лошадей сменился неторопливой рысцой, кое-где они даже позволяли себе делать короткие привалы. Видно было, что, приближаясь к родным местам, мескалеро утратили первоначальную бдительность. На пятый день преследования у истоков Симаррон-Ривер воины нашего отряда внезапно притормозили лошадей и стали принюхиваться к утреннему воздуху. Я вопросительно взглянул на Римского Носа. Тот как-то странно улыбнулся и произнес только два слова, но эти слова заставили мою кровь струиться по жилам в два раза быстрей.

– Дым костра!

Высланные на разведку двое шайенов вернулись скоро, однако показались мне сильно взволнованными. Я терялся в догадках о причине их озабоченности, пока один из них не заговорил. Его новости можно было сравнить со стаканом ледяной воды, вылитой за шиворот. Да, впереди находились беглецы. Да, это был дым их костра. Но кто мог предположить, что это была и стоянка двадцати верховых липанов, дальних родственников мескалеро?! Нет надобности говорить об охватившей нас растерянности. Все мы оказались не подготовленными к подобного рода новостям. Все, кроме одного. Вокуини был не тем человеком, чтобы поддаваться панике и колебаниям. Не даром шайены считали его своим не превзойденным военным предводителем.

Спрыгнув с гнедого и присев на корточки, он знаком показал нам последовать его примеру. Дав возможность желающим высказаться, он затем сам взял слово:

– Если мы нападем на стоянку липанов сейчас, когда еще не разгорелся свет утра, у нас будет преимущество во внезапности,

Вокуини говорил не утвердительно, а как бы высказывал предположение. Один из воинов, все тот же Бегущий Ворон, перебил течение его мысли:

– Как погибший во тьме шайен найдет дорогу в Счастливые Охотничьи Угодья?

Не глядя на воина, Римский Нос сухо бросил:

– Я слышу робкого койота. Дух храброго шайена найдет путь в самую темную ночь. Химавихийо, Правящий Наверху, проведет его туда за руку.

Это был обезоруживающий выпад. Больше Римского Носа не перебивали.

Я подозревал, что у такого опытного прерийного волка, как Вокуини, уже созрело решение. Просто он делал нужную паузу. Мнение воина становится веским, если он не спешит с ответом.

– Но мы не будем атаковать сейчас, – наконец твердо произнес он. – Тетивы шайенских луков отсырели за ночь, и шайены не совы, чтобы охотиться во тьме. Когда наступает утро, крапчатый орел взмывает с гнезда и поднимается в небо до тех пор, пока не увидит все вокруг. Заметив добычу, птица парит в вышине, выбирая момент для быстрого броска. Затем она складывает крылья и обрушивается на добычу стремительнее молнии, расщепляющей одинокое дерево… Так поступит Вокуини! Так поступят Кривые Копья!

Что может сравниться с подобным красноречием?! Римский Нос, мне кажется, лукавил, когда говорил, что он не оратор. Сам Логан, ирокезский любитель красивых слов, мог позавидовать подобной искрометной речи.