Лось и лосось. Фантастические истории

– Ты думаешь, что мы вернемся? – спросила Элли.

– Кто знает? – ответил Фарамант.

А.Волков. «Урфин Джюс и его деревянные солдаты»

I

Жара. Во рту у Верки пересохло, и неотвязный привкус кислятины заставлял нервничать, так же как и постукивающая, сдавливающая боль в висках. А ещё всё везде чесалось. А ещё этот маленький урод с закатившимися глазами и слюнявым ртом дёргал край её грязной джинсовой юбки и бубнил монотонным дебильным голосом:

– Ма купы рыгалик…

Верка стояла возле прилавка, бесилась и пыталась дрожащими руками пересчитать деньги, представляющие собой пару скомканных десяток и горсть разнокалиберной мелочи. Ещё и продавщица куда-то отошла, и деньги всё норовили проскользнуть меж пальцев на пол, глухо звякнуть и закатиться под прилавок.

– Ма купы рыгалик…

Верка в очередной раз нагнулась за убежавшей монеткой и почувствовала, как подкатила к горлу тошнота. Поморщившись и потерев пальцами лоб, к которому липли грязные волосы, она увидела, как приближается с другой стороны прилавка продавщица с недружелюбным выражением лица.

– Чего тебе?

– Поллитру. На какую хватит. Пересчитай.

Продавщица с омерзением взяла деньги, тут же ссыпала их в блюдце на прилавке, развернула десятки и принялась пальцем двигать по блюдцу монетки, вслух подсчитывая сумму.

– Ещё рубль пятьдесят.

– Ма купы рыгалик…

– Да заткнёшься ты, наконец?! – Верка схватила Илью за руку, оторвав её от своей юбки, и в сердцах оттолкнула от себя. Илья шлепнулся на задницу, наклонил голову на бок, прислоняя ухо к плечу, и стал протяжно ныть, пуская изо рта длинную струйку слюней.

– Я потом… занесу… – пробормотала Верка, уставившись парой осоловевших, опухших глаз в лицо продавщице.

– С тебя ещё с прошлого раза рубль, – процедила та, но всё же с грохотом поставила на прилавок бутылку без этикетки, которую извлекла откуда-то снизу, из неофициальных источников.

– Спасибо…

– Больше в долг не дам, последний раз! – грозно отрезала продавщица.

Верка схватила бутылку, сунула в тряпичную сумку, которая болталась у неё на сгибе локтя, и направилась к выходу, бросив:

– Илюха, пошли. Хватит выть.

Илья вытянул шею, словно прислушиваясь, встал на четвереньки, прополз так метра два, потом поднялся и засеменил за матерью, снова забубнив что-то про рыгалик. Хорошо, что идти было недолго. Завернув в подъезд, Верка огромным железным ключом отперла замок, зашла к себе в комнату, поставила на стол эмалированную кружку – единственную посудину, которую она так и не смогла разбить – и стала зубами откупоривать бутылку. Илья свернул на кухню. Открыл холодильник, оглядел пустые полки и, заметив недогрызанный хвост от воблы, схватил его и принялся сосать, сев тут же, возле холодильника, на полу.

Из комнаты некоторое время доносились булькающие звуки и ворчание матери, перемежающееся матом, потом всё стихло, а ещё через некоторое время донесся низкий гортанный храп с тоненьким присвистом.

II

Илья сидел на полу кухни, разглядывая жёлтые разводы на клеёнке, покрывающей стену, водил по ней пальцем и сопел. Закатив глаза, он пытался представить себе золотистый, посыпанный сладкими крошками рогалик, лежащий за стеклом витрины. Когда-то давно, несколько месяцев назад, он ел точно такой же. Вкус мягкого, рыхлого сдобного теста, хруст корочки и хлебный сладковатый аромат врезались в память и словно бы не отпускали Илью, да это и не удивительно – он ел мало, редко, и никогда ничего вкусного.

И сейчас он испытывал голод. Он поднялся и, словно зомби, стал бродить по квартире, оглядывая все уголки, куда могло завалиться что-то съедобное. У матери на столе рядом с недопитой бутылкой водки лежала зачерствевшая горбушка чёрного хлеба. Илья взял её и попробовал грызть, но это было всё равно что пытаться откусить кусок булыжника, и он вернул горбушку на место. Заглянув в шкаф и не найдя там ничего кроме грязных тряпок, он зашел в ванную. Лизнул кусок хозяйственного мыла. Начал плеваться, потом чихать, и в конце концов увидел себя в зеркале.

То, что он увидел, заставило его широко разинуть рот и начать царапать свое отражение, так же остервенело царапающее стекло с той стороны. В его голове, где-то за наморщенным потным лбом, висели два полупрозрачных зеленоватых рогалика.

Илья хотел вытащить их из отражения, но зеркало мешало, он всё время натыкался пальцами на холодное мутное стекло, а рогалики оставались дальше, недосягаемые, манящие, шевелящиеся…

Илью нисколько не смутило, что рогалики шевелились. В силу своей отсталости он никогда ничему не удивлялся, просто принимая мир таким, какой он есть, или, точнее, таким, каким он в данный момент оказался.

– Рыгалик. Хочу рыгалик… – бормотал он, постепенно осознавая, что «рыгалики» не с той стороны зеркала, а с этой, как и он сам. Они внутри, в нём, прямо в голове… Илья присмотрелся к своему отражению, пытаясь понять, как же до них добраться. Раскрыв рот, он запустил в него пальцы и попытался дотянуться до рыгаликов, но безуспешно. Засунул палец в ухо и попытался проковырять там дырку, но тут же понял, что и так ничего не выйдет. Под руку подвернулись ножницы. Илья схватил их и стал царапать по лбу. Лоб покраснел, затем посреди лба нарисовалась тонкая кривая линия, и из неё побежала струйка крови.

Илья в страхе выронил ножницы, пустил воду и сунул голову под кран. Он продолжал упрямо бормотать слово «рыгалик», вода попадала в рот, нос и уши, он мотал головой и плевался. Наконец он снова успокоился, выключил воду и снова взглянул в зеркало. По волосам, лицу и грязной футболке стекала вода. Кровь уже почти не сочилась, а внутри головы все также мерцали подковообразные шевелящиеся зелёные червяки.

Илья стал осторожно тереть лоб, мысленно пытаясь подозвать червячков поближе. Сначала это не имело никакого эффекта, но, когда по прихоти Ильи палец стал совершать круговые движения по коже, один из рыгаликов вдруг шевельнулся и, словно заинтересовавшись, двинулся по направлению к пальцу. Илья напрягся и вспотел. Червяк приближался, и вот уже его голова была возле самой поверхности лба, там, где двигался палец Ильи. Он быстро сжал пальцы, ухватил червяка за кончик и резко выдернул из головы. Во лбу что-то кольнуло, и слегка потемнело в глазах.

Червяк извивался в пальцах Ильи, полупрозрачный, склизкий, отвратительный, и Илья уже полностью осознал, что никакой это не рогалик, и есть его, конечно же, нельзя. Но что с ним сделать? Тем временем червь попытался заползти внутрь указательного пальца, делая судорожные движения головой и чем-то ещё на голове, похожим на губы. Илья в страхе стряхнул червяка на пол, однако тот, переждав пару секунд, вновь уверенно двинулся к Илье. Илья с размаху ударил по червяку тапком, но он, казалось, даже не заметил, что его хотят раздавить, и спокойно полз дальше, в сторону босой ноги Ильи. Тогда на помощь пришла стеклянная банка, стоявшая под ванной. Илья поставил ее на червяка краем дна, сильно надавил сверху – так, что стекло издало жалобный хруст – и увидел, что червяк лопнул и растекся по кафелю лужицей зеленой слизи, от которой шел легкий дымок или пар.

В голове Ильи словно бы что-то прояснилось. Он не понимал, что происходит, но ясно понял одно – того, второго, червяка в голове тоже нужно вытащить и уничтожить. Технология была уже отработана. Червь высунулся наружу в ответ на призывные движения пальца по коже, тут же оказался на полу и превратился в мокрое зеленое пятно, которое быстро испарялось с кафельной плитки.

Илья снова посмотрел на себя в зеркало. Червяков видно больше не было. Зато он впервые по-настоящему увидел в зеркале себя – ребёнка в засаленной футболке, у которого расцарапан лоб, мокрые волосы беспорядочно облепили голову, а с подбородка капает слюна. Илья снова включил воду, умыл лицо, нашел на полочке расческу и причесался. Потом понял, что не удовлетворён достигнутым, стащил с себя вонючую липкую футболку, штаны и пустил воду потеплее, заткнув пробкой сливное отверстие ванной.

III

Одинаковые скрипучие парты поносного цвета стояли в три ряда, и за каждой сидело по два ребенка. Кто-то ковырял в носу, кто-то, запустив в рот четыре пальца, разглядывал паутину на потолке, а девочка на задней парте сосредоточенно жевала розовый бант на конце своей косички.

– Дети! – с радостной интонацией произнесла полная женщина с фигушкой волос на затылке, Валентина Игнатьевна. – Сегодня мы с вами будем читать стихи великого русского поэта, Александра Сергеевича Пушкина. Не волнуйтесь, если у кого-то не получится, я буду вам помогать и объяснять, если что-то непонятно. Откройте ваши учебники на странице сорок три. Муромцев, начинай. Верхнее стихотворение, «Птичка».

– Тина Гнать… – отозвался толстый мальчик на первой парте, у окна, который непрерывно тёр глаза и что-то жевал. – Де… это… три сорок?

Валентина Игнатьевна подошла к нему, перевернула учебник нужной стороной и раскрыла на странице 43.

– Вот, Петя, читай.

Петя наморщил лоб, ткнул в страницу палец и начал протяжно, монотонно произносить:

– Пэ… тэ… и… чека… Вэ… чуж… дэ....

– Петя, внимательнее… Там «бэ», а не «дэ», – поправила Валентина Игнатьевна. – И не по буквам читай, а сразу словами. Ты же можешь, я знаю.

– Чуджинэ… всяко… – вдруг Петя остановился и, подумав с полминуты, начал громко реветь, всхлипывая и подвывая.

– Ничего, Петя, успокойся, не плачь… – Валентина Игнатьевна прижала голову Пети к своему животу и погладила по головке. – В следующий раз почитаем…

Муромцев тут же успокоился, закрыл учебник и продолжил тереть глаза.

– Голубев, давай ты тогда. Там же, только ниже, «Зимний вечер».

Илья сначала оторопело смотрел на учительницу, потом вдруг вспомнил, что Голубев – это он, взглянул в книгу и начал читать:

– Зимний вечер. Буря мглою небо кроет, вихри снежные крутя… – он замолк.