– Анатолий Сигизмундович! – воскликнула Валентина Алексеевна. – Мы попали в ад! А вы рассказываете что-то такое заумное, чего я даже не пытаюсь понимать. Как же можно?
– Чего же тут непонятного? – удивился Анатолий Сигизмундович. – Мы с вами являемся свидетелями воплощения наших совместных идей. Мы, несмотря на все сложности, смогли-таки представить себя в мире, нами же придуманном, причём настолько в это поверили, что мир в определённое мгновение выстроился из наших идей.
– Ничего не понимаю! – не унималась Валентина Алексеевна. – Идеи – это в голове. При чём тут эта мокрая погода, шаткий пол и противные молнии?
– Нет, Валентина Алексеевна, – возразил Анатолий Сигизмундович. – Идеи существуют не в голове. Ну, или, если вам так проще, представьте, что все мы внутри одной большой головы. И мы заставляем её думать то или другое.
– Простите, Анатолий Сигизмундович, – не согласился Володя, – но это антинаучно. Есть же, в конце концов, закон сохранения материи. Или энергии? Ну, определённо же есть какие-то законы.
– Так точно, – подтвердил полковник. – А также уставы и предписания. Не положено так, чтобы раз – и дом в середине моря. Непорядок!
– Володя, – ответил Анатолий Сигизмундович, – те законы, о которых вы упоминаете, выведены из нашего с вами ограниченного опыта. Кто вам сказал, что они должны действовать за его пределами? В момент, когда вы описывали, что у вас там рожали глаза, вы же не думали о законе сохранения энергии? Вот и получили то, что есть.
– Однако, место неприятное, – заметил Чурдомыжский. – Сыро, гнусно. Да и воняет – только не пойму, чем.
– Ну, как же… – Анатолий Сигизмундович усмехнулся. – Это воплощение фантазии господина Хорошева. Видите, чем стены облицованы?
Борта судна и фасад особняка были выложены тёмно-коричневыми бесформенными плитками, состав которых угадывался легко и недвусмысленно.
– Фу! – сказал Чурдомыжский, отдёргивая руку от дверного косяка. – Какая, однако, мерзость!
– Ну, уж и мерзость! – возмутился Хорошев. – Да мои фекальные плиточки здесь самая реальная вещь! Море прорисовано кое-как, корабль убогий и вообще существовать в природе не может, а мы все, господа, просто какие-то посредственности, которые считают себя писателями. Я уж молчу про господина полковника. Никто его имени не знает, никто не в курсе, в каких войсках он служил, да и форма на нём неизвестно какой страны и какой эпохи. Вы сами-то знаете своё имя, господин полковник?
– Да как вы смеете! – полковник замахал намокшими усами и зашевелил бровями. – Такая тыловая крыса, как вы, ещё смеет сомневаться в моих боевых заслугах! Да я неприятеля чую за двести вёрст… Ко мне ещё никто – слышите, никто! – не смог подобраться.
– Другими словами, ни в одном бою вы не участвовали, – подметил Хорошев. – Так я и знал! А вот вы, Елена, всё время твердите о высших силах, а на самом деле, небось, ни разу за всю жизнь не встречали ничего сверхъестественного.
– Само собой, – согласилась Елена. – Если я что-то встречу, то оно перестанет быть сверхъестественным.
– И вы, карикатурный господин в шёлковой рубашке… – продолжил Хорошев. – Да что там, от всех нас разит сильнее, чем от этих плиток…
– Что? – изумился Чурдомыжский. – Как кому-то могут не нравиться шёлковые рубашки?
– Прекратите всех третировать, в конце концов! – прикрикнула на Хорошева Валентина Алексеевна. – Анатолий Сигизмундович! Мне нельзя волноваться. Вы говорите, что мы внутри чьей-то головы. Чья это голова? Пусть он остановит это безобразие!
– Можете считать, что это ваша голова, – пожал плечами Анатолий Сигизмундович. – Не вижу особой разницы.
– Моя? – перепугалась Валентина Алексеевна. – Ни в коем случае! Я не могу выносить такую ответственность! Заберите меня отсюда! Мы все умрём!
Корабль заскрипел. Нос его стал опускаться всё ниже, а доски палубы напряглись и принялись выгибаться вверх упругим горбом.
– Ой, мамочки! – завопила Валентина Алексеевна, вцепившись наманикюренными ногтями в запястье Володи. – Давайте прыгать!
– Что вы так волнуетесь? – не понимал Анатолий Сигизмундович. – Ведь только от нашей с вами фантазии зависит, что будет происходить дальше.
– Я не хочу, чтобы что-то происходило! – крикнула Валентина Алексеевна. – У меня слабые нервы.
– А мне больно… – простонал Володя, пытаясь освободить запястье.
– Действительно, Анатолий Сигизмундович, – заговорил Чурдомыжский. – Это мероприятие рушит все мои планы на вечер. У меня, в конце концов, встреча с другом…
– Я бы не хотела состязаться с высшими силами в таких условиях, – подтвердила Елена. – На то они и высшие, чтобы нас одолеть.
Одна из досок палубы хрустнула и разломилась пополам. В воздух разлетелись мелкие острые щепки.
– Хорошо, – согласился Анатолий Сигизмундович. – Если таково общее мнение, давайте вернёмся в дом и закончим рассказ.
Все последовали за ним в гостиную. Пол раскачивался в такт волнам, а стол всё норовил уползти в сторону, но в остальном внутри всё оставалось таким же, как и прежде. Регина Анатольевна, как оказалось, не покидала своего места, ожидая всех с блокнотом в руках.
Анатолий Сигизмундович опустился в кресло и, подождав, пока все усядутся, заговорил:
– На чём мы там остановились? А, да. «Поезд долго мчался мимо густого леса, пугающего меня своими мрачными тенями, но постепенно деревья стали редеть, и я понял, что мы приближаемся к городу». Валентина Алексеевна, продолжайте.
– Как же можно! – всплеснула руками Валентина Алексеевна. – После этакого волнения… Да-да, я сейчас успокоюсь. Сейчас…
Она вцепилась руками в свои серёжки и, закусив губу, возобновила мыслительный процесс, что снова легко было наблюдать по активно шевелящемуся носу.
– А! – сказала она. – О! Придумала! «Поезд прибыл».
– Кхм, – сказал Володя. – Мне кажется, вы повторяетесь, Валентина Алексеевна.
– Имею право, – возразила Валентина Алексеевна. – Сама придумала, у себя и своровала.
– Действительно, Володя, вы чересчур строги, – мягко пожурил его Анатолий Сигизмундович. – Не придирайтесь.
Помещение качнулось в последний раз и замерло. Чурдомыжский вытянул шею, жеманно щёлкнул пальцами и произнёс:
– «Платформа встретила меня радушно: люди приветливо улыбались и расступались, а порой мне казалось, что они вот-вот начнут рукоплескать».
– Замечательно! – похвалил Анатолий Сигизмундович. – Господин Хорошев, прошу вас. Очень рад видеть вас бодрствующим.
– Взаимно, – кивнул Хорошев. – «В горле у меня пересохло, так что я поспешил направиться домой, где меня ждали ужин и первосортная выпивка».
– Кхм, – сказал Володя.
– Что не так? – встрепенулся Хорошев, и по его лицу было видно, что он готов отразить любую атаку.
– Всё нормально, – ответил Володя. – Почему же я не могу просто так сказать «Кхм»? Кхм… «Мой старый дом стоял на старом месте, нисколько не состарившись за время моего отсутствия…» Кхм… Что-то всё-таки не так.
– Что именно? – Анатолий Сигизмундович приподнял бровь.
– Ну, я предполагал, что мы выехали из дома и куда-то ехали, – ответил Володя. – А тут выходит, что домой приехали. Нестыковочка.
– Ну, – Анатолий Сигизмундович развёл руками, – лично я тут ничего страшного не вижу. Во-первых, явно не было сказано, откуда и куда мы едем, а во-вторых, Земля-то круглая.
– Да что вы! – воскликнула Валентина Алексеевна. – Как блин, что ли?
– Кхм, – сказал Володя. – Скорее, как голова.