Но пока ничего не сказал.
– У меня квартира в городе, – сообщила Мариса, – но здесь в родительском доме интерьеры симпатичнее, пойдемте, увидите сами.
– Родители дома? – спросил художник и в контексте того, в чьем доме он оказался, вопрос этот показался ему каким-то неестественным, словно речь шла о простой девушке, а не об Марисе.
– Вам нравится белый цвет, – поинтересовался художник, когда сели пить чай.
– Да, в нем нет ничего лишнего. А что, я вам в этом платье не нравлюсь.
– Вы очень милы, впрочем, как всегда, – ответил художник, а сам подумал: «Если бы ты не была Марисой, предложил бы позировать мне обнаженной, вот где действительно потрясающая красота».
Кроме художника и Марисы за столом был ее директор Вадим. Разговор велся вокруг живописи.
– Вам не кажется, что живопись умирает? – спросил Вадим.
– Наоборот, она по-прежнему живее всех живых. Никакие фотографии не проживут столько, сколько сможет холст. Это единственный способ оставить на века свой образ для потомков. Кроме этого, картина – семейная реликвия, цена на которую будет только расти.
– Пожалуй, вы правы, – согласился директор. Машины и квартиры имеют многие, а вот свой портрет не каждому по карману.
«И по интеллекту», – хотел добавить художник, но остановился.
– Как вы хотите меня изобразить? —Мариса спросила, глядя в глаза, словно подчеркивая этим – вопрос серьезный, не спешите с ответом.
– Сейчас я задумал картину «Купальщица» – летний пруд, купавки на воде, много зелени и из воды выходит очаровательная девушка, фигурка ее изящной формы – глаз не отвезти.
– И эта купальщица я? – засмеялась Мариса. – Вообще-то у меня есть замечательный купальник.
Художник задумался: продолжать или нет. Вроде бы пока скандалом не пахнет.
– Действительно, вы мне кажетесь замечательной купальщицей. Только купальник ей ни к чему. Она в костюме Евы.
Мариса засмеялась еще громче и веселее.
– Слышал бы это мой папа.
– При вашем папе я бы не решился, – сознался художник. – А что думаете вы?
– Да. Никогда художники цветов мне не дарили. И уж точно с подобными предложениями не обращались. За меня думает Вадим, это его работа.
Вадим молчал и до сих пор в разговор не вступал, обдумывал что-то. Когда Мариса засмеялась, он тоже молчал. Это художника насторожило. Оказалось, что зря.
Вадим ушел в соседнюю комнату, вернулся с несколькими листами бумаги и фломастером.
– Нарисуйте, как будет выглядеть эта картина.
Художник нарисовал.
– В названии имя Марисы не стало бы упоминаться, разумеется.
– Конечно, нет. Кто бы ее узнал, тот узнал.
– Но узнать-то ее будет легко с вашим талантом реалиста, – продолжал выстраивать какую-то пока известную только ему одному задачу Вадим.
– Ты серьезно? – насторожилась Мариса. – Сам же отговорил меня сняться обнаженной для толстого журнала, помнишь?
– Твой отец был категорически против. А здесь, – он подумал еще. – Картина – это не фотография, всегда есть возможность сочинять, фантазировать, интриговать и отказываться. Только бы твой отец согласился.
– А мне согласие не требуется, – обиделась Мариса. – Может быть мне на сцену выйти голой или сняться обнаженной в клипе?!
– Не сердись. Создание картины – это процесс. Сколько вы пишете картину?
– Месяц-полтора.
– Это хорошее время. Мы его сможем использовать с пользой – и для себя и для вас.
– Я чувствую, что затевается какое-то шоу, – пошутил на этот раз художник.
– Вся жизнь – игра, а шоу-бизнес – тем более, Шекспир был прав.
Воцарилась тишина, каждый обдумывал «за» и «против» из неожиданно возникшей идеи.
– Послушайте меня, оба, – Вадим стал серьезен. – Написать купальщицу с лицом Марисы – это еще полдела. Сейчас при мощной компьютеризации и фотографизации это не столь сложно. Главное – аура, которая должна появиться вокруг этого всего. Молодая, красивая девушка, певица, одна из завидных невест и модный художник… Вы женаты?..
– Да.
– … и женатый модный портретист, пишущий девушку в обнаженном виде… и вокруг этого романтическая история. Слухи, домыслы, восторги и оскорбления. Все, что в шоу-бизнесе стоит немалых затрат, а здесь произойдет само собой. Вы меня понимаете?
Художник и молодая певица отреагировали шутливо, но из шуток все отчетливей вырастало что-то серьезное.
Вадим знал, что говорит. Не случайно папа Алисы нанял для дочери самого-самого.
– Мне кажется, стоит попробовать. Детали выкристализуются по ходу дела нашей пьесы. Мне нужно будет уговорить твоего отца, а вам, вашу жену.
* * * * *
– Все же давайте я сделаю то, ради чего приехал и ради чего вы, Мариса, украсили себя этим платьем.
Мариса позировала привычно и охотно. Было ясно, что ей это дело знакомо и приятно. Вот только фотографирование – это одно, а быть перед художником – совсем другое, даже если сейчас у него в руках тоже фотоаппарат. То и дело художник вынужден был поправлять девушку.
– Мариса, не надо изменять после каждого щелчка камеры свою позу. Представьте, что вы мне позируете для набросков, а в моих руках вместо карандаша фотокамера.
– Хорошо, – отвечала девушка, – мне улыбаться?
– Скрытой улыбкой, когда губы сомкнуты, но через них и через глаза идет на зрителя приятный и радостный свет. Понимаете, Мариса, вам никто не говорил, что глаза и губы у женщины должны жить одной жизнью. Запомните тогда, это добрый и умный совет.
Марисе было приятно знакомство с этим человеком, она почувствовала, что, начиная с этой встречи, в ее жизни будет немало интересных мгновений, связанных с ним.
– Вы понравились друг другу? – вечером спросила жена художника. Кате не терпелось узнать все подробности. Как бывает с любой женщиной, вынужденной жить в обычной тесной двухкомнатной квартире, когда знакомый (а здесь твой муж) только что вернулся из дворца.