Союз трёх императоров

Рома Аренс – не Арон-с,
Он не барин-с, он барон-с.
Внешне облик Ромин
Кроток, мил и скромен.
Но выпьет Рома рому –
Берегись погрома!

Аренс был трудолюбив, усидчив и учился на «отлично». Его часто принимали за родственника известного историка и профессора Николаевской военно-морской академии Евгения Ивановича Аренса. Вообще, в Российском флоте существовала целая династия Аренсов, и многие её представители дослужились до весьма высоких постов. Однако Роман был всего-навсего их однофамильцем.

За шесть лет, проведённых в стенах корпуса, друзья неоднократно ссорились, мирились, вместе участвовали в разного рода «шкодах» – разыгрывали преподавателей (иногда совсем не безобидно), зашивали простыни одноклассникам, бегали в самоволки, нелегально проносили вино, после сдачи экзамена устраивали ритуальное сожжение астрономического альманаха…

Первую морскую практику друзья проходили в Финском заливе на учебном корвете «Верный». Им пришлось нелегко: во-первых, они угодили в порядочный шторм и однажды убирали паруса при сильнейшем ветре с дождём, после чего простудились, а Аренс вообще слёг с воспалением лёгких. Во-вторых, руководитель практики капитан 2-го ранга Дерибас оказался сущим зверем… Скорее даже не зверем, а редкостной скотиной! Кадеты меж собой именовали его Дерижопом, а корвет – «Скверным». Между прочим, все почему-то считали, что «Верный-Скверный» когда-то был парусно-паровым крейсером, на котором якобы даже служил мичманом будущий писатель Константин Станюкович. В действительности это судно было не таким уж старым и изначально строилось как учебное. Но легенда жила и исправно передавалась от старших воспитанников корпуса младшим.

Больше всех Дерижоп невзлюбил Мунивердича – вероятно, потому, что он никак не мог запомнить его фамилию. Каждый раз он обращался к нему одинаково:

– Кадет Муди… Как?

– Му-ни-вер-дич!

– Мунивердич… Ни хрена себе фамилия!

– А что вам не нравится? Знатная славянская фамилия с итальянскими корнями, известна с тринадцатого века… Со мной в гимназии учился Мося Прошман-Дыркин. Вот уж действительно фамилия! И ничего, живёт и в ус не дует. В люди, говорят, выбился.

В принципе, Гремислав не сказал ничего обидного – по крайней мере, так ему казалось. И он был очень удивлён, когда получил за свой ответ-комментарий трое суток карцера.

После летней практики кадетам присвоили звание гардемарин. Им вручили погоны с увесистыми латунными якорями и личное оружие – палаши в чёрных ножнах. Последние два года обучения в среднем и старшем специальных классах воспитанники могли считать себя «почти офицерами».

Из 119 выпускников Морского корпуса отличник Аренс стал вторым по успеваемости. Двоечник Казанцев оказался тоже вторым, только с конца. Ну, а Мунивердич, как и следовало ожидать, попал в середину списка. В учёбе он всегда был крепким середнячком.

Роман Аренс использовал своё право выбора места службы и отправился в Германию, где проходил испытания построенный для России лёгкий крейсер «Муравьёв-Амурский». На этом же корабле он гардемарином отправился в пункт своего предписания – во Владивосток. Сибирская флотилия, несмотря на свою малочисленность, считалась перспективным местом службы: там можно было быстро сделать карьеру. Не секрет, что морское министерство планировало в течение ближайших пяти лет превратить флотилию в могучий Тихоокеанский флот, способный бросить вызов нынешнему господству Японии в дальневосточных морях.

Недели три назад Казанцев получил от Аренса письмо, отправленное из Шанхая. Рома писал, что в очередное практическое плавание к берегам Китая и Кореи он ушёл в новой должности помощника вахтенного начальника. Свой крейсер «Муравьёв-Амурский» он трогательно называл: «наш «Мур-Мур»…

Мунивердич неожиданно для многих, в том числе и для своих друзей, вызвался служить в морскую авиацию и отправился на шестимесячные курсы летунов в Нижний Новгород. По их окончании получил назначение на Черноморский флот и прибыл в Севастополь. Казанцев искренне обрадовался встрече с другом. Он уже освоился в городе и теперь водил Мунивердича по кабакам и бульварам с видом знатока-краеведа.

Черноморский авиаотряд был укомплектован преимущественно «пятаками» – новейшими отечественными летающими лодками М-5 конструкции Д.П.Григоровича (последний к морскому министру Григоровичу никакого отношения не имеет). «Пятак» с его изящным фанерным корпусом, обводами похожим на скоростной катер, в то время был, пожалуй, самым совершенным гидросамолётом в мире. Ротативный мотор мощностью в сто лошадиных сил, оснащённый толкающим винтом, позволял развивать скорость порядка ста вёрст в час. Гидропланы – а их насчитывалось около двух десятков – базировались за городской чертой, в Круглой бухте.

Поначалу Казанцев не понимал выбора Мунделя. Полёты на аэроплане казались ему чем-то вроде цирковых трюков, развлечением публики. Променять на них романтику флотской службы для выпускника Морского корпуса он считал недостойным.

То ли дело: дальние походы, недели и месяцы в открытом море, сотни нижних чинов в подчинении, братство морских офицеров… А что у летунов? Поднимаешься на полчаса в воздух, сам крутишь штурвал и жмёшь на педали… Чувствуешь себя при этом не то жокеем, не то циркачом. О военном значении авиации моряки продолжали говорить с иронией.

Но очень быстро мнение об авиаторах переменилось. Манёвры флота показали, что для ведения разведки аэроплан просто незаменим. Да и бомбометание с воздуха при определённых навыках пилота может стать довольно точным.

Ну, и об ощущениях… Когда Мунивердич с восторгом рассказывал о своих первых самостоятельных полётах, все присутствовавшие ему откровенно завидовали. Многовековая мечта человечества подняться в небо наконец стала былью.

Казанцев стал просить своего друга как-нибудь прокатить его на аэроплане. Ему тоже очень захотелось взглянуть на севастопольские бухты с высоты птичьего полёта. Мунивердич обещал, но каждый раз что-то мешало осуществить задуманное. Так уж вышло, что выполнить своё обещание Мунивердич смог только через четыре года и при весьма драматических обстоятельствах. Но об этом мы расскажем позже…

* * *

– Ну что, Вова-Казанова, заждался? – хлопнул его по плечу тихо подкравшийся сзади Мундель. – Извини, дружище: задержался у дамы сердца!

Друг лукавил: не было у него никакой дамы сердца. А задержало его начальство, заставившее принимать неожиданно прибывшие бочки с авиационным бензином. Но Мунивердич знал, что правдивое объяснение Казанцев не воспримет адекватно, поэтому и выдумал другую причину своего опоздания. Он знал, что уж она-то в глазах Казановы точно будет уважительной.

– У тебя, никак, появилась пассия? – удивился Казанцев – Ну и кто же она?

– О-о-о! – протяжно пропел Мунивердич с иронией в голосе. – О-о-очаровательная барышня с золотистыми локонами и ресницами длиною в дюйм!

– Познакомь!

– Ни за что!

– Отчего так?

– Ха! О тебе же, негодяе, забочусь. Она та-а-акая красавица, что ты точно сойдёшь с ума. Только о ней и будешь думать. Службу забросишь, карьеру испортишь… Нет, не проси! Не познакомлю – зачем ломать тебе жизнь?

Вообще-то Казанцев и Мунивердич договорились сегодня о встрече, чтобы пойти в ресторан и отметить годовщину важного события. Ровно год назад они получили золотые погоны, то есть стали полноправными офицерами Российского Императорского флота. Успешно сдав практические экзамены специальной комиссии, они были произведены из корабельных гардемарин в мичманы (точнее, в мичмана, как говорили уважающие себя моряки). С того дня начался отсчёт времени нового этапа их по-настоящему самостоятельной жизни.

Друзья спустились по лестнице на Нахимовский проспект, пересекли Екатерининскую площадь и направились к гостинице «Кист», на первом этаже которой располагался их любимый ресторан – пожалуй, самый лучший в Севастополе. Они сели за отдельный столик, заказали графинчик водки, консоме профетроль на первое, котлеты марешаль под соусом бешемель на второе и кизиловое мороженое на десерт. Шеф-повар «Киста» Каприоти был просто кудесником, и каждое созданное им блюдо представляло собой шедевр кулинарного искусства.

Но в полной мере насладиться праздничной трапезой юным офицерам не удалось. За соседним столиком расположилась малоприятная компания – трое криминального вида мужчин, заказавших изрядную дозу элитного алкоголя. Мунивердич интуитивно почувствовал, что такое соседство может испортить вечер, подозвал официанта и попросил предоставить другой столик. Увы, это оказалось невозможным: свободных мест в ресторане не было. Ну что ж, нет так нет… Главное, не обращать на этих типов внимания – они того не заслуживали.

Но по мере опустошения бутылок развязная троица стала вести себя вызывающе. Особенно шумным был дёрганый тип с ярко выраженной семитской внешностью. Он изъяснялся на смеси суржика и уголовной фени с характерным одесско-еврейским акцентом. По его наглому виду и бегающим глазкам, ощупывавшим всех проходивших мимо дам, Казанцев предположил, что он является содержателем публичного дома. Про себя он нарёк его Рабиновичем.

Рядом с «Рабиновичем» сидел некий молчаливый сударь в хорошем костюме, но с совершенно незапоминающейся внешностью. Такому хорошо быть тайным агентом – невзрачен, незаметен… Во всех смыслах – тёмная личность.

Спиной к друзьям сидел бритый наголо мордоворот, похожий на портового амбала. Он пошло шутил и при этом сильно заикался. Однако по отдельным фразам можно было понять, что этот отталкивающего вида громила на самом деле непрост: он гораздо умнее и образованнее, чем хочет казаться. Казанцев мысленно назвал его Дубровским. Почему? Трудно сказать… Амбал совсем не был похож на героя повести Пушкина, но где-то на подсознательном уровне вырисовывалась картина: вот он оборачивается и говорит: «Я – Дубровский!». Казанцев определённо обладал даром предвидения – он почти угадал.

Развязка не заставила себя ждать. Пунцовый от выпитого коньяка «Рабинович» начал громко рассказывать скабрёзные истории. Судя по их сюжетам, Казанцев опять же точно определил род его профессиональной деятельности.

– Я её за волосья хвать: що ты ломаешься, дура! Нэ надо из себя деву Марию корчить! Даже государыня наша императрица делать минет Гришке Распутину не брезгует!

Последняя фраза была сказана пьяным «Рабиновичем» настолько громко, что почти все присутствующие в зале перестали жевать и повернули головы в его сторону. Ну, это уж чересчур! Гремислав Мунивердич первым встал из-за столика и командным голосом произнёс:

– Сударь, оскорбив Её Величество Императрицу и всю Высочайшую семью, вы нанесли оскорбление всем нам, Её подданным. Извольте немедленно, при всех, принести свои извинения и затем избавить нас от вашего присутствия!

Человек, похожий на Рабиновича, с удивлением посмотрел на соседей-мичманов, словно только что их увидел. Но пока он собирался с мыслями, сидевший спиной амбал слегка повернул голову и с немыслимой наглостью изрёк:

– Ж-желторотик, з-зат-ткни ед-дальник и в-вали от-сюда под-добру-поз-здорову!

Мунивердич опешил. Ему, офицеру и дворянину, таких слов в свой адрес слышать ещё не приходилось. Вне себя от ярости он подскочил к бритому здоровяку и нанёс удар, целясь тому в ухо. Мичман во время учёбы в Морском корпусе немного занимался английским боксом и в кулачном бою чувствовал себя уверенно.

Однако на сей раз соперника он явно недооценил: амбал оказался проворнее, чем можно было ожидать. Тот успел уклониться (кулак Мунивердича прошёл по касательной), вскочил и нанёс ответный – в прямом смысле зубодробительный – удар. Противники были разных весовых категорий, и Гремислав, не устояв на ногах, рухнул на пол под грохот опрокинувшегося стола, звон бьющейся посуды и визг наиболее впечатлительных дам.

Тут на подмогу другу бросился вышедший из состояния ступора Казанцев. Он выхватил из ножен кортик и ринулся было на негодяя «Дубровского», но его остановил сильный удар в плечо. В него угодила бутылка из-под шампанского – её метнул «Тёмный». Секундного замешательства оказалось достаточно, чтобы бритый амбал успел среагировать и выхватить из-под пиджака браунинг. Упёршись взглядом в чёрный глаз стального дула, Казанцев замер в нерешительности. В том, что мордоворот через секунду нажмёт на спусковой крючок, сомневаться не приходилось.

Но в этот момент вмешался сидевший за столиком «Рабинович»:

– Грища, умоляю, не надо щума! Давай уйдём отсюда на свежий воздух!