Контуженый

Мы зажимаем уши и открываем рты. Горячий хлопок и удаляющийся свист. Томительные секунды ожидания, и радостный вопль Русика в рацию:

– Ой, молодцы! Точно! Четверых положили!

Днестр крестится, а остальные прыгают от радости, как дети, забившие гол в решающей игре. Убийство противника сродни постыдному удовольствию, которое хранишь в себе.

Даже Вепрь одобрительно бурчит в рацию:

– Есть порох в пороховницах и ягоды в ягодицах.

У его штурмов теперь больше шансов на успешную атаку.

Эффектные попадания Русик записывает на видео. Просмотр заряжает всех оптимизмом – Победа будет за нами.

Радость после удачного боя лишь малая часть войны. По большей части война – это пот и грязь.

Наш миномет с опорной плитой весит двести восемьдесят кило, плюс боекомплект. Дружно навалившись, мы вытаскиваем «буханку» из черноземной грязи.

Чех вытирает пот и оценивает колею:

– Сюда бы Лупика на золотом «шевроле».

Шмель передразнивает гонор Макса:

– Четыреста лошадок, шесть секунд до сотни, полный улет!

Мы ржем. На фронте совсем другие ценности. Не красивый автомобиль или показная роскошь, не модные гаджеты или теплые моря, а то, что ты сыт, не замерз и живой.

Шмель хлопает Чеха по плечу:

– Помнишь, как заскочили на автомойку. Не только морду, но и оборудование Лупику помяли.

– От души! – подтверждает Чех.

В глупой выходке ничего смешного, но оба улыбаются. Война делит мир на своих и врагов. Врагов не жалко.

– После драки в клубе? – уточняю я. – Перед отъездом в ЧВК?

– Успели, – подтверждает Шмель.

На душе скребет пьяная кошка. Постыдное воспоминание вдруг возрождается из глубин черной памяти.

7

Дальский вокзал, железнодорожный тупик, паровоз-памятник «Победа». Долгая ночь после драки в ночном клубе продолжается.

Я в паровозной будке с рюкзаком с наспех собранными вещами. Заходит Злата. Она обещала нас проводить в учебный центр ЧВК «Вагнер». Пришла одна. Взволнованная, притихшая, в той же соблазнительной форме проводницы.

Я смотрю ей за спину:

– А где Антон?

– Тоху Денис куда-то увел. Ненадолго.

Ночь. Мы вдвоем очень близко друг к другу. Я слышу ее дыхание и спешу спросить о самом важном:

– Злата, ты будешь ждать меня?

– Я всех буду ждать.

– Меня, как всех?

Злата делает жест, словно вопрос риторический. Она подходит к окну, прижимается лбом и вглядывается в темноту. Мое сердце сжимается от ревности – здесь, в такой же позе она отдавалась Денису. А потом соврала мне, будто ничего и не было.

Жгучая обида требует выхода.

– Я видел тебя здесь с Денисом.

Злата оборачивается. Ее лицо тонет в темноте, но заметно, как глаза блеснули, расширились и прищурились.

– И что? Я клятву верности не давала.

– Почему он? Ведь мы встречались, и я тебе…

Напоминать о заявлении в ЗАГС, которое всегда со мной, стыдно. Наивная влюбленность оглупляет.

Злата не собирается сглаживать ситуацию и не увиливает. Прощание требует откровенности. В ее словах проскальзывает усмешка:

– Почему он… Денис не просит, а берет.

Злата коротко и точно характеризует Шмеля. Он так во всем. Оказывается, и в любви прет напролом. Или в том, что под ней понимает.

Ее слова плескают бензин под закипающий котел моей обиды. И внутренний пар срывает преграды. Жадными руками я хватаю Злату, дергаю на себя и впиваюсь губами в ее губы.

Она выворачивает шею:

– Отпусти!

Что ж, можно и без поцелуев. Злата в форме проводницы меня тоже заводит. Я рывком задираю ее юбку и валю на пол. Помню мысль: хорошо, что она сняла колготки. И бешеное желание пробиться в теплую плоть, где уже побывал Денис. Я тоже возьму без спроса.

Злата отбивается:

– Нет! Отвали! Сейчас придут!

Я разрываю ее трусики, раздвигаю ноги и наваливаюсь всем телом. Ее мольба меня лишь подзадоривает, обнаженная плоть возбуждает. Так, так, так! Злата моя, я достиг тайной мечты. Пусть придут! Пусть увидят! Я беру, а не прошу! Еще, еще, еще!

В какой-то момент Злата перестает отбиваться. Она плачет.

А меня накрывает волна кайфа. Я рычу слова любви: