Девяносто три. Сборник рассказов

Пожарных, как всегда, ещё не было, а пламя уже развернулось в полной своей красе, вовлекая в своё шоу всё новых и новых зрителей.

Я никогда не считал себя зевакой, любующимся на чужое горе, никогда не являлся героем, спешившим на помощь людям, но в данной ситуации пройти мимо не мог и поспешил к горевшему дому, совершенно не осознавая в тот момент, зачем мне это надо и чем могу помочь.

Этот пожар, выглядел как-то неестественно, если можно так выразиться, но я не понимал, почему именно. Наконец до меня дошло: толстый мужик в голубой застиранной майке поливал из шланга не объятый пламенем дом, а стоящий рядом, очевидно, свой.

Из дома, стоящего рядом с горящим, люди в спешке выносили свой скарб, очевидно у них не нашлось шланга, как у толстого.

Никто не тушил реальный пожар, все спасали своё барахло. Короче, каждый сам за себя, каждый сам по себе, каждый сам только для себя и баста. Кстати, это чисто по-русски…

Около горящего дома, вместо того, чтобы спать, если это их не касается, уже собралась приличная толпа зевак, c восхищением наблюдающая чужое горе. Разговоры этих сердобольных людей крутились вокруг вопросов: «Через сколько минут рухнет крыша? Смогут ли соседи спасти своё барахло? Когда приедут огнеборцы? Кто виноват в пожаре? Что с этим делать?»

Подойдя к толпе, я спросил: «Есть ли кто в горящем доме?» Одна женщина довольно спокойно и буднично ответила: «Там только старая бабка живёт.»

…В этот момент в моей в голове что-то перемкнуло; забыв об опасности, я кинулся к двери полыхающего дома. Никто даже не попытался меня остановить. Для зевак, наоборот, шоу разворачивалось в интересную, захватывающую сторону, с элементами героизма.

Хорошо, что дом – небольшой: сени, кухня и одна комната. Открытого пламени в нём ещё не было, зато чёрный едкий дым поднимался к потолку. Очевидно, пожар начался на крыше от раскалённой трубы. Печка, набитая дровами, сердито гудела и разбрасывала искры в разные стороны.

Закрыв рот какой-то тряпкой, я прошмыгнул в комнату.

На кровати сидела перепуганная старушка, лет девяноста трёх и что-то бормотала себе под нос. Заметив бабулю, я схватил её под руки и потащил на кухню, но кухня уже заполнилась дымом. Тогда, выбив окно ногой, я попытался силой пропихнуть туда бабушку.

Около окна стоял большой кованный сундук. Бабуля одной рукой вцепилась в него и истошно заорала: «Без него не пойду! Там моё похоронное!».

Пришлось сильно стукнуть её по руке, а затем выпихнуть в окно.

Когда бабуля оказалась на траве, я задыхаясь от едкого дыма быстро вылез и закашлялся.

Кто-то хлопал в ладоши, кто-то подбадривал меня, кто-то восхищённо смотрел, и только один человек дал воды.

В этот момент бабушка пришла в чувства, корчилась на траве и причитала по поводу оставленного в доме сундука.

Я отряхнулся. Наконец прибыли пожарники, и всё внимание толпы переключилось на них.

Спокойно спустившись на дорогу, я только теперь заметил, что на новых джинсах «Леви Страус» выше колена зияла дыра.

…Джинсы, конечно, жалко, ведь это, как ни крути, две мои стипендии.

Я побрёл своей дорогой, а пожарники обильно поливали пеной остатки бабулиного дома, полусгоревший кованый сундук и старую развалившуюся печку.

На следующий день я рассказал о случившемся своей девушке. Она внимательно меня выслушала и зло произнесла: «Дурак, ты же мог задохнуться и сгореть». Улыбнувшись, я ответил: «Нет, не мог!»

…Потом, когда сидели на лавочке в парке, я курил одну сигарету за другой и трясся от страха, вспоминая бабушку и её сундук. Только сейчас до меня дошло, что я опять прошёл по самому краю пропасти, опять сыграл с судьбой в рулетку.

Права была Наташка, – я дурак, ведь в два счёта мог задохнуться, и никто не пришёл бы на помощь.

…Теперь на месте тех деревянных домов построили современную многоэтажку и никто из жильцов этого дома даже не знает о том ночном пожаре…

Рассказ пятый. Хипарь в тёмных очках, на каблуках и с битловской шевелюрой

…Весна была в разгаре, тёплое солнышко согревало, окоченевших за долгую зиму сибиряков, снег таял, как кусок масла на раскалённой сковородке, сердце уже рвалось из груди, хотелось петь, пить, заниматься любовью и прощаться на раз…

Я учился в Университете на третьем курсе и, как в средней школе, вёл двойную жизнь, в том смысле, что числился примерным студентом, не пропускающим лекции, получал повышенную стипендию и являлся комсоргом группы, – но это всё была показушная жизнь. Настоящая жизнь начиналась в пятницу и заканчивалась в воскресенье вечером. В эти три дня мы отрывались по полной программе: весёлые попойки с друзьями, отёчными, вечно страдающими от кислородного голодания коры головного мозга (от похмелья), с девчонками лёгкого поведения, не страдающими комплексами.

Такой двойной жизнью, наверное, жила вся огромная Страна Советов.

Как правило, человек считался на работе ударником социалистического труда, а дома на кухне – махровым диссидентом, или пьяницей и дебоширом. Что делать, такая бурлила жизнь. Коммунисты обманывали людей, вешая им лапшу на уши, а люди цинично врали, единодушно поддерживая линию партии, делая вид, что работают или, учатся («Вы делаете вид, что платите нам зарплату, а мы делаем вид, что работаем»).

Отдушину в этом вонючем застое многие находили в вине, некоторые – в сексе, а мы носили причёски «а ля Битлз», одевались как хиппи и тайком слушали «Голос Америки».

…Весной, в выходные дни, все стремились на природу, а мы выбрались на крутой берег Томи в Лагерный сад. Если кто не знает, то довожу до вашего сведения, что Лагерный сад – это не парк с «зоной», а зона отдыха в центре города.

…Во время Великой Отечественной войны на этом месте находился огромный военный палаточный городок, где формировались легендарные сибирские дивизии. Война давно закончилась, на месте палаток выросли высокие сосны, берёзы и тополя, а название, как всегда, осталось…

Среди моих друзей не значилось ни одного студента, все – продвинутые работяги, читающие умные книги, фарцовавшие пластинками и штанами (джинсами).

Закупили, как всегда, батарею самого дешёвого вермута, на закуску, по обыкновению, килька в томате и плавленные сырки местного гормолзавода. Таким был обычный джентльменский набор всех бухариков того времени.

…В Лагерном саду полно праздно гуляющего народа: бабушки под ручку с дедушками, мамы с детскими колясками, влюблённые парочки, ищущие уединения.

…Как всегда, мы спустились по склону почти до реки, нашли более-менее ровное место, развели костёр и принялись веселиться. На бухалово собралось человек десять, может быть, чуть больше, я точно не помню. Конечно, подтянулись и девчонки, лица которых стёрлись из памяти, а вот пацанов помню всех.

Носил я тогда красные вельветовые штаны, сильно расклешенные книзу, яркую жёлтую куртку, присланную из Средней Азии, и туфли на высоких каблуках. Другие одевались примерно так же. Вот так, через вызывающий прикид, мы самовыражались и протестовали.

Да, совсем забыл обязательные атрибуты внешнего вида в то время: волосы до плеч, как у Харрисона, круглые тёмные очки, как у Леннона, и усы, как у Мулявина. Поэтому молодые люди моего возраста ходили по Томску одинаковые.

Несмотря на то, что часы показывали около двух часов ночи, пикник у обочины приблизился к своему пику, опьянённый народ уже стал неуправляем.

В этот момент мне приспичило сходить по нужде. Пробираясь по склону вдоль берега, я выискивая подходящее место. Этот участок начали понемногу благоустраивать, под ногами заскрипела галька, а внизу у воды навалены большие острые камни. Между этими камнями и водой виднелась узкая полоса ровного берега. Место очень опасное; можно запросто оступиться на крутом берегу, улететь прямо на камни и сломать себе шею.

Не успел я подумать об опасности, как поскользнулся на мокрой гальке и быстро поехал вниз, сидя на пятой точке. Скорость скольжения увеличивалась, вероятность упасть на острые камни – тоже, а шансы на спасение уменьшались.

Как-то вмиг протрезвев, я стал тормозить каблуками, но этого оказалось недостаточно; ещё несколько секунд – и я разобьюсь вдребезги.

…Наверху виднелся костёр, пьяные силуэты моих друзей, а кругом – чёрная ночь и зловещая тишина…

Почему я не кричал, скатываясь по круче? На этот вопрос у меня до сих пор нет вразумительного ответа.

…Внутренний голос шептал: «Доверься инстинкту, расслабься и не тормози каблуками». Наверное, в ту минуту это был самый правильный совет.

Я перестал активно тормозить и поехал ещё быстрее. На полной скорости врезался своими резиновыми каблуками в первый камень. Они каким-то образом амортизировали, оторвались, а я перелетел острые камни и приземлился у самой воды…