– Я вам мамой клянусь, букет от чистого сердца, специально для вас полдня по городу искал.
– Сдаюсь. Я почти поверила.
– Как добрались, Мария Игнатьевна?
– В целом нормально. С попутчиками крупно повезло, – со мной в купе находились приятная, интеллигентная женщина примерно моих лет и двое глухонемых, причём, все следовали от Москвы до Томска. Что самое интересное, – эта дама тоже училась в школе номер пятьдесят три, только выпускалась тремя годами раньше. Это невероятное совпадение! Мы с ней всю дорогу ностальгировали по школьным годам, наплакались вдоволь.
– Давайте ваш чемодан. У вас что там, московские кирпичи или золотые гири?
– Сергей, какие кирпичи, это подарки.
– У нас вроде всё есть; не надо было так тратиться…
– Но ты же раскошелился на шикарный букет.
– Цветы – это радостное настроение, незабываемое ощущение и приятные эмоции, это – духовное, а вещи, – они сугубо банальные, материальные, получил и тут же забыл. Согласитесь, что я прав?!
– Я гляжу, ты уже изъясняешься, как романы строчишь, ну вылитый писатель.
– Вы мне явно льстите, Мария Игнатьевна. Я всего лишь обычный ремесленник с пером в руке и метафорами в голове. Давайте дома об этом потолкуем. Холодно, пойдёмте к машине.
– Сергей, извини, но поезжай один. У меня нарисовалось одно важное дело. Буквально через час я буду. И не задавай лишних вопросов, это моя маленькая тайна.
– Мария Игнатьевна, в семь соберутся гости, умоляю, не опаздывайте. Вы же прекрасно знаете свою дочь, она напрочь изведётся сама и всех достанет.
– Всё, Сергей! Это не обсуждается; давай дуй, а то я время теряю…
…Зять смущённо пожал плечами и потащился с огромным чемоданом к своей машине. Тёща направилась на стоянку такси…
…Машины различных марок с шашечками на боку выстроились вереницей в ожидании клиентов, водители стайкой кучковались и дымили, высматривая конкурентов – бомбил. Таксомоторная, привокзальная мафия строго охраняла свою территорию, не допуская чужаков, пресекая малейшие попытки перехватить пассажира. Между таксистами и левыми бомбилами уже давно шла настоящая война за деньги клиентов; и те и другие нанимали крепких, спортивных ребят для разборок. Дело иногда доходило до массовых драк с серьёзными увечьями с обеих сторон, но никто не хотел уступать, отдавать доходное место – привокзальную площадь.
Эта не объявленная, жестокая, кровопролитная война длилась уже два десятилетия, а с появлением в городе лиц кавказской национальности, желающих подзаработать на извозе, только усилилась. Как ни странно, менты защищали не местных сибиряков, а приезжих, по той простой причине, что джигиты больше отстёгивали за ментовскую крышу. Никакого патриотизма, но как известно, деньги решают всё. По большому счёту, милиция-полиция, сама, того не желая, провоцировала национальную ненависть.
…Заметив грациозно вышагивающую даму семидесяти лет, совсем не похожую на томских старушек, таксисты разом примолкли и восхищённо переглянулись.
Бригадир водителей, аж присвистнул и философски изрёк: «Москвички, они в любом возрасте москвички».
Пожилой таксист, находившийся первым в очереди за клиентами, мигом набросил учтивую маску на своё, до синевы выбритое лицо и чуть ли не с поклоном прощебетал: «Мадам, куда изволите ехать?».
Назвать Марию Игнатьевну бабушкой у него не поворачивался язык, да и прикид её выглядел совсем не по-старушечьи.
– Любезный, мне нужно на кладбище, и как можно быстрее.
– У нас три кладбища. Вам на какое?
– На Бактин.
– Вам со скидкой! Приготовьте всего навсего пятьсот рублей.
– Если вы меня там подождёте двадцать минут и доставите обратно в город, то получите тысячу.
– Годится! Поехали!
– С вами приятно иметь дело. Когда я последний раз наведывалась в Томск, сервис оставлял желать лучшего.
– Что вы имеете ввиду?
– Сплошное хамство и…
– Извините, женщина, у нас тут глухая, забытая Богом провинция, новшества в предоставлении качественных услуг доходят долго, в отличие от столицы.
– Так мы едем, или станем обсуждать ещё и московских таксистов?
– Садитесь, пожалуйста, устраивайтесь поудобнее и наслаждайтесь поездкой. Букет можете на заднее сиденье положить. Кстати, весьма эффектные розы.
…Таксист услужливо открыл дверь перед пассажиркой и помог ей расположиться на переднем сиденье. Сам быстро прыгнул за руль и плавно тронулся с места. Один из водил с завистью почесал репу, сплюнул сквозь прокуренные зубы и тихо прошипел: «Везёт Кузьмичу, за одну ходку два тарифа сорвёт».
Водители дружно вздохнули и повернулись к вокзалу, высматривая следующую московскую фифу.
…Дождик набирал обороты, стало совсем пасмурно и город начал понемногу включать неоновую иллюминацию и фонарное освещение. Если наблюдать за холодными улицами из тёплого салона такси, то в двойне приятно и даже романтично, если же находиться в это время снаружи, то становится отвратительно и ужасно холодно.
Кузьмич, изучивший томские дороги на зубок, старательно объезжал рытвины и неудачные островки ямочного ремонта. Ощущение того, что везёт королеву Великобритании не покидало его и первые минуты он почтительно молчал. Однако, заставить его долго молчать можно только одним способом, – кляпом во рту и Кузьмич, не выдержав долгой паузы, начал допрос: «Как Белокаменная, стоит? Вы, наверное, и президента, и премьера, и саму Пугачёву живьём каждый день видите? А много негров в Москве? А зарплаты у москвичей, наверное, в сто раз больше, чем у нас?»
– Любезный, не могли бы вы помолчать, а то вы своими глупыми вопросами мне мозг выносите. Я в тишине желаю ехать, тем более, за свои деньги.
– Тысячу извинений… Я думал…
– А вы не думайте, а рулите правильно и на дорогу поглядывайте…
…Кузьмич, сглотнув обиду, заткнулся, поморщился и выругался про себя: «Однако, какие они всё-таки надменные, дерзкие и козлиные, эти долбаные москвичи, как будто в Сибири не люди живут, а быдло».
Вынужденное молчание ненароком спровоцировало таксиста на ностальгические воспоминания о том, как они с женой почти тридцать пять лет назад забурились в Москву на две недели, в первый и последний раз. Столица 1979-го года поразила Ивана Кузьмича изобилием дефицитных продуктов в гастрономах, огромным количеством людей и полным отсутствием пьяных граждан на улицах.
В легендарном Елисеевском гастрономе он с удивлением обнаружил конфеты «Птичье молоко» Томской кондитерской фабрики «Красная звезда», которые в Томске достать практически невозможно. Полки и витрины самого большого магазина в Москве ломились от деликатесов со всей необъятной страны. Понятное дело, – предолимпийский год, полно туристов и иностранцев, коих наглядно пытались убедить в том, что в Советском Союзе практически построен Коммунизм, – показуха откровенная, фальсификация не замаскированная.
Огромная страна от Калининграда до Владивостока горбатилась, надрывала жилы, недоедала, чтобы в Столице было изобилие.
Больше всего тогда поразил Кузьмича Старый Арбат: художники, музыканты, поэты, диссидентский самиздат на каждом углу, песни Окуджавы, Высоцкого, провокационные сувениры и девушки лёгкого поведения, – всё в одной большой куче.
Арбат манил своим невероятным притяжением, поэтому, они с женой почитай каждый вечер рвались туда, как безумные. Также им удалось посетить Бородинскую панораму, Кремль, Лужники, Воробьёвы горы, мавзолей, Большой театр…
Кузьмич чуть было не утонул в сладостных воспоминаниях, когда резкий сигнал клаксона вернул его в горьковатую реальность. Он резко затормозил и заорал: «Куда прёшь, пингвин! Купят права, а ездить не умеют, пидоры гнойные, прости меня Господи».
…Мария Игнатьевна, в свою очередь, тоже оказалась погруженной в приятные, яркие, неизгладимые воспоминания без малого пятидесятилетней давности, когда она и её Саша после второго курса на сенокосе всю ночь занимались любовью в стоге сена. Сухие травинки ласково щекотали нос, запах только что скошенной травы дурманил и без того помутнённое сознание, губы ныли от бесконечных поцелуев, руки устали от продолжительных объятий…
…И вот сегодня исполнилось ровно сорок дней, как Саши нет. Она слишком поздно узнала о его кончине, поэтому, смогла примчаться только сегодня; к тому же, этот печальный день невероятным образом совпал с юбилеем единственной дочери.
Машина остановилось возле ворот загородного погоста; Мария Игнатьевна направилась в кладбищенский офис узнать, где похоронили Александра Сергеевича Бородина. Она вышла довольная и объявила Кузьмичу адрес последнего пристанища когда-то любимого Саши: «Сто девяносто первый квартал, прямо по этой аллее, до конца».