Рублевка-2. Остров Блаженных

– Лена, Лена, – Томский сел на табурет и понизил голос, сообразив, что может своими криками разбудить ребенка. – Ты не просто моя жена, а мать. И мать кормящая. Тебе известно решение руководства станции – дети не должны подвергаться угрозе заражения ни при каких обстоятельствах!

– Скажи еще, что это решение ты принимал не для себя!

– Хватит. Так мы, чего доброго, еще и поссоримся.

– Кстати, а зачем Вездеходу карта? Вы опять куда-то собираетесь? Не хочешь рассказать мне о цели нового крестового похода?

Толик понял – жена его раскусила и намерена перейти в наступление. Что поделаешь? Придется рассказать…

Томский заговорил. Поведал о знакомом Вездехода, фитотерапевте Хиле, живущем в Жуковке. Попытался сгладить острые углы и убедить Елену в том, что путешествие на Рублевку сродни увеселительной прогулке. Зря старался. Жена прекрасно знала, чего ждать от таких путешествий. Елена нахмурилась, помолчала, а затем встала и подошла к кроватке.

– Малыш просыпается. Вездехода с картой можно позвать сюда.

Через пять минут Томский и Носов уже склонились над испещренной карандашными пометками картой. Она была такой большой, что заняла весь стол, а ее края все равно свисали по бокам. Истертая на изгибах, клееная-переклеенная скотчем, карта, казалось, могла развалиться от одного неосторожного прикосновения.

Разговора о том, чтобы выбираться за пределы города по Метро, не велось с самого начала. Анатолий и Николай были слишком популярными личностями, и даже знание Вездеходом множества потайных лазеек решить эту проблему не могло.

– Через Преображенскую и Сокольники до Русаковской эстакады. Хм… Надо бы сказать комиссару, что в его честь эстакаду назвали. – Толик провел на карте тонкую линию. – Дальше – Рижская эстакада. Савёловский вокзал…

Карандаш в руке Томского замер. Чистое сумасшествие. Только до МКАДа что-то около тридцати километров. А дальше, судя по отсутствию карандашных пометок, вообще начнется заповедная, совершенно неизученная территория. Сплошное большое белое пятно.

Вездеход уловил настроение Толика.

– Гм… Дело ясное, что дело темное. Пилить и пилить нам до этой Жуковки. Но ты, командир, раньше времени не раскисай. Десятку отчаянных, хорошо вооруженных парней такая экспедиция, на мой взгляд, вполне, по зубам. Постреляем, если придется.

– Лады, отчаянный парень, – Томский улыбнулся, в который раз дивясь кипучей энергии и оптимизму маленького человека. – Детали обсудим уже со всей командой. Займись этим, Коля. Покрепче и помоложе парней подбери. А я… Ох и не завидую сам себе! Пойду говорить с Русаковым.

Вездеход принялся сворачивать карту, а Толик направился к выходу, но замер у двери. За его спиной кто-то закашлялся. Заплакал Лешка. Лена хотела сказать малышу что-то ласковое, но ее одолел новый приступ кашля.

Томский еще пытался осознать, что происходит, а Носов уже бросился к Елене и отнял у нее ребенка.

– Ты… Ты заболела? – Анатолий шагнул к жене, но остановился на полпути. – Лена и как давно… это… у тебя?

Томская, наконец, справилась с приступом кашля. Вытерла выступившие на глазах слезы.

– Что ты, Толик! Уж не думаешь ли… Это обычная простуда. Я ведь принимала все меры предосторожности.

Томский опустил глаза. Он все понял и больше не мог смотреть на белое как мел лицо жены.

Глава 3

Черкес и черный король

В сорока километрах от станции имени Че Гевары Корнилов тоже смотрел на карту. Новенькую, полиграфически идеальную. Других в небольшой, но оснащенной по последнему слову техники личной типографии Садыкова не выпускали. От изобилия разноцветных кружков, точек и линий рябило в глазах.

Юрий с усилием оторвал взгляд от карты. Кивнул полковнику Сергею Хорошеву:

– Чего замолчал?

Проблема, которая обсуждалась, была настолько важной и настолько скользкой, что не терпела лишних глаз и ушей. В кабинете нового премьер-министра собрались только самые надежные его соратники. Делая доклад, Хорошев прохаживался по кабинету и с преувеличенным интересом рассматривал развешанные по стенам картины.

Степан Бамбуло развалился в одном из кресел, задумчиво морщил лоб и поглаживал свои рыжие усы. Максим Максимович устроился у Корнилова за спиной и смотрел на карту с видом барана, рассматривающего новые ворота.

– Так вот, по сведениям наших разведчиков отряд Коробцова дислоцируется на территории, которую контролирует банда Дракона. Не меньше двухсот сабель у нашего архитектора. И каких! Ты, Юра, сам из Метро и в курсе, какое там водится отребье. Так вот Коробцов заручился поддержкой самых отмороженных. Чего только сатанисты с Тимирязевской стоят. Какой-то Коготь[2 - Коготь – персонаж романа «Метро 2033: Темные туннели», главарь сатанистов Тимирязевской.] у них за старшего. Слыхал?

– Доводилось, – кивнул Корнилов. – Они с Коробцовым – старые дружки.

– Ну, Детки Дракона, само собой, – продолжал полковник. – Плюс – мутанты.

Все одновременно подняли головы.

– Да-с. Мутанты. Не зверье. Наполовину люди. Вроде как с Филевской линии.

– Живут там мутанты, – согласился Юрий. – Только никак не пойму, они-то как в этой банде оказались? Никогда ведь дружбы с сатанистами не водили.

– А они и не по дружбе. Пленные. Идут на нас без оружия. Коробцов их навроде штрафных батальонов использует. Впереди, значит, мы, а сзади компания Когтя в роли заградительного отряда. Если, что не так – свинцовую примочку в спину. Такие слухи… Может, и брехня, и у мутантов какие-то свои интересы. Жизнь покажет…

– Кольки у нас часу? – вступил в разговор Стук. – На организацию обороны.

– Пару суток. Может, меньше. – Хорошев подошел к карте. – Железку мы им перекрыли, но чтобы организовать полноценную оборону…

– Поэтому ничего и не будем организовывать! – громко заявил Корнилов. – Встретим их на подходе. Как можно дальше от Жуковки. Ты, Хорошев, пару сотен бойцов снарядить сможешь?

– Пожалуй. Еще и гастов вооружим.

– Ты еще и элиту сюда добавь, – усмехнулся Бамбуло. – Я бы на это народное ополчение слишком бы не рассчитывал. Тоже не хочу пулю в спину получить.

– А ты, Степан, кстати, никуда и не идешь, – не отрывая взгляд от карты, заметил Юрий.

– Шо?!

– Шо чув. Старшими здесь останетесь вместе с Хорошевым. Мне надо знать, что тылы у нас прикрыты. Заодно и обороной займетесь. На всякий пожарный. Не смотри на меня, Степа, так! Мало у меня надежных людей пока. Мало.

– Э-э-эх, а пострелять хотелось бы…

– А ты не волнуйся, Стук, – успокоил Хорошев. – Может еще, типун мне на язык, и здесь повоюешь. Как на вулкане живем. Наши аристократы зашевелились. Кучкуются. Не по нраву им новые законы. Да и номы, мать их так, ерепенятся. Вон до сих пор от людей, в Барвиху посланных, ни ответа, ни привета. Хреново все это. Там какой-то Фронкс объявился…

– Бронкс, – поправил полковника Максим Максимович. – Мистер Бронкс. И не объявился. Он там с самого начала, потому и в авторитете. Ему и Ахмаев не очень-то нравился, а уж мы… Не хочу огорчать вас, Юрий, но и в Жуковке наметился лидер оппозиции. По его собственному выражению, намерен представлять интересы элиты.

– Очередной пивень! – презрительно скривился Бамбуло. – Ты, Максимыч, только имя назови, я ему самолично и моментально клюв набок сворочу. Интересы…

– Я не сомневаюсь, господин Бамбуло, что вы мастер по сворачиванию клювов, но пойдя на открытую конфронтацию, мы только усугубим ситуацию.

– Конфронтацию… Слово-то какое… Стихами, говоришь, старик.

– Так вот, кличка этого оппозиционера – Черкес, – не обращая внимания на реплики Стука, продолжал Максим Максимович. – Из модных певцов. Сценическое имя – Митя Лав. Но пусть слово «любовь» вас не обманывает. Лав давно не поет, а свою новую кличку получил не только за то, что родился в Кабардино-Балкарии. Это очень жесткий, если не сказать – жестокий человек. Перещеголять его в безнравственности мог только покойный Умар. Ничего удивительного, что теперь Черкес выдвинулся на передний план. Не стоит его недооценивать. Не только аристократы не восторге от новых порядков. Боюсь, что и среди других группировок Черкес найдет единомышленников.

– М-да, свято место пусто не бывает, – проронил Корнилов. – Но сейчас этот Лав-Черкес – не самая большая головная боль для нас.