Бывшего офицера Ганзы, лидера рублевских повстанцев-гастов вынужденное безделье превратило в пьянчугу.
Корнилов, как и Томский, тоже переживал депрессию, но боролся с ней по-своему.
Прирожденные авантюристы, любители головокружительных приключений и риска, они не умели жить спокойно. Размеренность и предсказуемость, к которым стремились обычные люди, губительно сказывались на тех, чье существование было подчинено борьбе. С людьми и обстоятельствами, со злом и несправедливостью. С собственными комплексами и страхами. С мутантами, порожденными радиацией, и людьми, обрадовавшимися тому, что Бога больше нет и некому наказывать за совершенные при жизни преступления.
Толик вздохнул. А сабли-то действительно затупились.
Он вернулся к своему верстаку и сосредоточился на работе.
Часа через два Корнилов вышел из каморки, потер глаза.
– Толян, ты моей бутылки, часом, не видел? Голова трещит…
– Нет никакой бутылки, Юра, и не будет. Ты мне трезвым нужен.
– Ну, от ста грамм мне ничего не сделается.
– Иди-ка сюда.
Томский поманил Корнилова пальцем и подвел ко ржавой, наполненной водой бочке.
– Че тебе?
– А вот че!
Толик схватил друга за шиворот, подтащил к бочке и, надавив на затылок, окунул его головой в воду, удерживая в таком положении секунд десять.
– Совсем охренел?! – заорал Корнилов, отфыркиваясь. – Я чуть не захлебнулся. Вода же холодная!
– Да ну? А я тебе тепленького душа и не обещал. Еще разок!
Третий раз Юрий окунулся в бочку уже без помощи Томского. Пока он снимал мокрую гимнастерку и заканчивал свой туалет, Толик принес полотенце и кружку горячего грибного чая.
– Дело есть, Юрка. Без тебя не справлюсь. Пей чай.
– Дело? Давненько, Толян, дел у нас не было. Ты о чем?
Томский передал Корнилову содержание своей беседы с Громовым, опустив подробности членства Данилы в тайном правительстве.
– Дожидаемся Вездехода. Советуемся с ним. Готовимся к походу.
– Наш карлик может только через пару месяцев заявиться. Ну а сама идея хороша. Смыться отсюда надо. Не плющит меня больше Метро, совсем не плющит. Полная безнадега. Без стакана смотреть на все это тошно.
Допить свой чай Корнилов не успел. Со стороны блок-поста послышались крики. Грохнул выстрел. Люди на платформе бросили работу и с тревогой наблюдали за тем, как от торца станционного зала к его центру быстро идут пятеро незнакомцев в черной форме, вооруженные автоматами с откидными прикладами.
Позади них шли часовые. По их растерянным лицам было видно, что гостей они не конвоируют, а лишь сопровождают.
Мимо Томского и Корнилова прошел начальник станции комиссар Русаков в своей знаменитой кожаной тужурке. Он услышал выстрел и, шагая навстречу гостям, расстегнул клапан кобуры.
Толик, стараясь не привлекать внимания к собственной персоне, пошел к своей каморке.
Не дожидаясь, пока Елена начнет расспросы, поднес палец к губам.
– Тс-с… На платформу не выходить. Там… Непонятки какие-то…
Томский присел на корточки, вытащил из-под кровати фанерный ящик, отбросил в сторону стопку сложенной одежды. Достал со дна ящика «макаров», вставил в пистолет магазин.
– Не волнуйся, Лен. Разберемся.
Толик вернулся на платформу как раз к началу переговоров.
– Кто такие и по какому праву врываетесь на мою станцию со стрельбой?
Русаков уже успел вытащить свой пистолет из кобуры, но держал его стволом вниз.
– Все из-за ваших часовых, – холодно улыбнулся один из «черных», пожилой мужчина с аккуратной бородкой, из-за спины которого торчала обмотанная черной изолентой рукоятка самурайского меча, а на плече висел черный кожаный портфель. – Они даже не спросили у нас документы, а сразу пошли на конфронтацию. Пришлось выстрелить, чтобы привести их в чувство. А так вообще-то мы – люди мирные.
– Ага. Мирные, значит. Я – Русаков, начальник станции Автозаводская, комиссар Первой Интернациональной бригады имени Че Гевары. С кем имею честь?
– Мне хотелось бы поговорить с вами с глазу на глаз, комиссар. Мы представляем организацию, м-м-м, которая… В общем, посторонние уши нам без надобности.
– У меня нет секретов от товарищей, – мотнул головой комиссар. – Называйтесь, говорите, зачем заявились, или убирайтесь с моей станции.
К этому времени людей в черной форме уже окружало плотное кольцо вооруженных жителей Автозаводской.
Однако бородача такое положение дел, похоже, не волновало. Он продолжал улыбаться.
– Не рекомендую разговаривать со мной в таком тоне, комиссар. Ни к чему хорошему это не приведет. Мы пришли за человеком, который нам… Кое-что должен. Его зовут Данила Громов. Стало известно, что он скрывается здесь. Мы забираем его и уходим. Это все, что я могу предложить.
– О! Предложить. Мне. Так-так. А не пошел бы ты в жопу! Руки вверх, засранец!
Бородач поднял руку, но лишь для того, чтобы выхватить из ножен катану. Его товарищи одновременно вскинули автоматы и стали спиной друг к другу, готовые отразить нападение. Залязгали затворы автоматов автозаводчан.
Томский, повторяя жест Русакова, поднял свой пистолет. В этот момент он почувствовал, что кто-то трется о его ногу. Это была Шестера, верная спутница карлика Николая Носова, а вскоре, раздвигая толпу, появился и сам Вездеход. Он поразил всех тем, что сразу подошел к человеку с катаной и протянул ему руку.
– Здорово, Макс. Бороду отпустил? Тебе идет. Что за шум, а драки нет?
– Привет, Коля. – Бородач вернул меч в ножны и пожал Вездеходу руку. – Думаю, не появись ты, драка началась бы. Как жизнь? Плеер цел?
– Нормально. Цел плеер. Только вот с батарейками в последнее время засада. Комиссар, успокойтесь. Это – Макс Добровольский, мой старый знакомый.
– Странные у тебя знакомые, Вездеход. – Русаков засунул пистолет в кобуру. – Ладно. Поболтаем без пальбы. Добровольский, пусть твои люди опустят «калаши» и не провоцируют моих парней. Прошу ко мне.
Макс кивнул своим спутникам, и те опустили оружие. Русаков остановился, смерил оценивающим взглядом посвежевшего Корнилова.
– Юра, Толян, приведите в мой кабинет этого… Громова. Хочу выслушать обе стороны, а потом уж решу, кого и куда.
Данила стоял у двери своей клетушки. Спокойный и сосредоточенный.