Император. Книга четвертая. Александр

– Вы же его недолюбливали.

– Я и сейчас его не люблю, – честно ответил Суворов. – Но кто за ним? Безвольный Александр или трусливый Константин. Зверь проснулся в Европе, и скоро он захочет крови. Французских маршалов я бил, и ни разу не был битым. Но среди моих противников не было Наполеона. Он герой, он чудо – богатырь, он колдун! Кто его усмирит? Рано или поздно захочет этот зверь покорить Россию. Павел Петрович правильно говорил: России надобно отдохнуть от войны, сил набраться. А мы все лезем: то за Дунай, то в Италию, то в Голландию…

Он ненадолго умолк, тяжело прерывисто дышал, затем вновь заговорил:

– Ты, иди, Семён. Господь с тобой! Помни, что я тебе сказал. Будь честен и не изменяй присяге. Передай императору, коль вновь увидишь его, огромную мою благодарность за заботу о солдатах наших пленных. И пусть простит меня, ради Христа. А фон Палену не верь, – добавил он мрачно на прощание.

* * *

От Суворова я тут же направился к фон Палену.

– Мне нужно еще раз увидеть императора, – потребовал я.

– Одного приёма было недостаточно? Вы все равно не смягчите гнев Павла Петровича относительно генералиссимуса Суворова. Потом, и сами попадёте под горячую руку. Хотите лафиту?

– Спасибо, но я, пожалуй, откажусь от вина.

– Как знаете, – пожал он плечами. – Я бы не советовал вам уж очень рьяно добиваться справедливости, пока вы сами не достигли высокого чина. Поймите, Добров, справедливости, как и Рая не нужно искать на земле. Я же советовал вам попросить у императора должности. Вы этого не сделали. Пришлось мне за вас хлопотать.

– Спасибо, конечно… Но не стоило.

– Думаете, я за вас хлопочу, потому что вы мне очень симпатичны? – Фон Пален тяжело и протяжно вздохнул. – Дочь меня уже извела. Давно бы ей нашёл хорошую партию. Но она не хочет ни оком слушать.

– Но, погодите, – возразил я. – Мы с ней не виделись два года. Она мне даже не писала.

– Писала, – уверенно сказал фон Пален. Нехотя потянулся к сейфу, достал пачку конвертов, аккуратно перетянутых ленточкой, и швырнул на стол. – Вот. Здесь их не меньше сотни.

– Но почему?

– Потому, что я отец. Простите, но я хотел лучшей судьбы моей дочери. Берите. Читайте.

К конвертам я не притронулся. Какой смысл читать старые письма? С Софьей я могу и без того поговорить. А поступок фон Палена мне показался бесчестным, пусть он и отец.

– Разрешите идти?

– Идите. Жду вас на ужин. И не стройте из себя обиженного Ромео. Думаете, мне легко в роли сеньора Капулетти?

* * *

Вечером в доме генерал-губернатора пришло несколько гвардейских офицеров. Некоторых я знал раньше. Среди них князь Яшвиль. Играли в карты, хотя карточные игры были строго запрещены. Сам фон Пален задерживался на службе. Мне предложили составить партию, но я отказался, так, как не силен был в карточных играх. Спасаясь от скуки, я вышел освежиться на улицу. Вечер стоял ясный, ветреный. Пыль вихрями носилась по улице. С Невы веяло уходящей зимой: с Ладоги пошёл лёд.

В дверях я столкнулся с мужичком. Низенький, бородатый в длинном армяке. Несуразный какой-то, может убогий. Обычно такие на папертях толкутся, милостыню выпрашивают.

– Здравствуйте, барин, – поклонился он, снимая шапку. Голос у него был ненатурально высокий, да и сам он казался каким-то не настоящим.

– И тебе того же, – ответил я. – Ты по какому вопросу и к кому?

– Я к губернатору, – сказал мужичек, стараясь говорить басом.

– К губернатору? – удивился я. Неужели к фон Палену могут вот такие убогие запросто заходить?

В это время из-за моей спины выскочил лакей и странно вежливо пригласил мужичка пройти в дом, при этом расплылся в такую милейшую улыбку, что мне стало противно. Может, колдун какой-нибудь или знахарь? – подумал я. – А возможно из соглядателей. Фон Пален нынче еще и полицию возглавляет. Я пошёл по своим делам, тут же забыв о странном мужичке.

Вернувшись с променада, я заметил оживление в собрании. Офицеры забросили карточную игру. Все столпились в круг и о чем-то оживлённо беседовали.

– Позвольте, господа, я вижу юного героя, прошедшего с боями пол Европы, – послышался мелодичный женский голос. Слова относились к моей персоне.

С мягкого кресла, из середины круга, грациозно поднялась Ольга Жеребцова. Офицеры расступились. Ольга, как всегда, была великолепна, со свежим румяным лицом, в скромном, но элегантном платье; украшения подобраны с безупречным вкусом. Я подошёл, поцеловал её миниатюрную ручку, затянутую в жёлтую шёлковую перчатку.

– А вы возмужали, – произнесла она с едва заметным восхищением. – От того провинциального мальчика мало что осталось.

– Вы же нисколько не изменились. Все так же напоминаете цветущую лилию в саду Афродиты, – выдал я первую, попавшую на ум, глупость. Но Ольге моя глупость понравилась.

– Александр Васильевич рассказывал мне о ваших подвигах.

– Помилуйте, какие подвиги? – смутился я. – Таких героев у Александра Васильевича полная армия. – А когда вы пришли? Я не заметил вашей кареты у подъезда?

– Дык я – пёхом, – пробасила она, точно так же, как тот несуразный мужичок.

– Так это были вы? – изумился я.

– Приходится переодеваться, – засмеялась она. – За мной ведётся строжайший надзор.

– Что же вы такого сотворили? Прошу извинить меня за бестактный вопрос.

– Родилась в семье Зубовых, – уклончиво ответила Ольга.

В зал тяжёлой поступью вошёл фон Пален, привлекая всеобщее внимание. Поздоровавшись со всеми, растерянно сказал:

– Господа, твориться черти что!

– Что же случилось? – поинтересовался майор Яшвиль.

Прежде, чем объяснять, фон Пален оглядел собравшихся, чтобы убедиться: всем ли можно доверять. На мгновении задержал взгляд на мне, но всё же сказал:

– Сейчас у императора проходило долгое обсуждение. Говорили об участи наших пленных. Прибыл представитель Франции от первого консула с предложениями выкупа или обмена. Но царь заупрямился. Сказал, что он – император и по праву не может вести переговоры с человеком без рода и звания.

– Так он отозвался о Наполеоне? – попросила уточнить Ольга Жеребцова.

– Именно о нем. Но пленных наших надо выручать. Министры предложили несколько решений, но государь их все отверг, а придумал следующее: велел написать письмо. В письме он предлагает первому консулу объявить себя императором Франции. А раз уж Папа Римский в его власти, тот и уговорить понтифика венчать его на трон. Тогда кто пойдёт против воли Высокопреосвященства? Бурбоны изжили себя, так почему бы не объявить о новой династии королей Франции?

– И тогда Павел может говорить с Наполеоном на равных, – высказал предположение генерал-майор Беннигсен. – Интересно!

– Наполеон на такое не пойдёт, – замотал головой князь Яшвиль.

– Это невозможно, господа! – уверенно сказал генерал Беннигсен. – Зачем же нужна была революция? Народ не примет нового императора. Император, возглавивший республику – что за бред?

– Наполеон прислушается. А возможно и последует совету, – твёрдо возразила Ольга Жеребцова.