Сыновья Черной Земли

– Вылезай, щенок! – орал сверху надсмотрщик пьяным голосом.

Элиль поднялся по скрипучим перекладинам. Тут же получил хорошую затрещину, покатился по земле.

– Я тебя научу быть покорным, – ругался надсмотрщик заплетаю-щимся языком. Он был пьян и еле стоял на ногах. – Чуть не ослепил меня, щенок! Поднимайся! Тебя ждет нож жреца. Сейчас тебе отрежут все лишнее, и ты станешь девчонкой.

Надсмотрщик схватил его за волосы и попытался поднять с земли. Элиль резко вскочил, вывернулся и ударил пяткой под колени сторожа. Тот неловко покачнулся, оступился и полетел в яму.

Элиль бросился бежать. Но куда? Из двора вела единственная дверь. За дверью сад, примыкающий к дому хозяина. В саду злющие сторожевые псы. Забор высокий, через него не перемахнуть. Мальчик попытался вскарабкаться на гребень стены, ломая ногти, цепляясь за скользкие камни. Еще одно усилие, и рука коснулась верха. Но тут его крепко схватили за ногу и безжалостно сдернули вниз.

Элиля опять били так, что дыхание перехватило и зазвенело в ушах. Затем отволокли в темный подвал и посадили в клетку. Мучители ушли, оставив мальчика одного в темноте. В подземелье стоял тяжелый дух, как будто здесь хранили плохо выделанные шкуры животных. Элиль ощупал клеть. Небольшая, всего размером три на три локтя. Можно улечься только свернувшись. Прутья надежные, из прочного дерева.

Вдруг он почувствовал, что в подземелье не один. По каменному полу зацокали когти. Страх заставил волосы встали дыбом. Над ухом раздалось рычание. Он отпрянул в противоположны угол, но тут же рядом клацнули зубы. Элиль заметался по клетке. Со всех сторон сквозь решетку его пытались достать острые клыки. Кругом раздавалось голодное тявканье. Из пастей шел смрад. Элиль чуть не сошел с ума, оказавшись один в темноте, в окружении злобных голодных чудовищ.

Он закрутился, затем замер в центре клетки, готовый умереть от страха, а кругом сверкали глаза, клацали зубы, скребли когти. Элиль старался не упасть в обморок. Сами собой на ум пришли слова молитвы Богу Грозы. Та молитва, которая всегда оберегала его, с самого рождения, которую он выучил, едва научившись говорить. Если ночью с неба срывались ослепительные молнии, а гром сотрясал горы, мать поднимала с постели детей и заставляла взывать к Богу Грозы.

Элиль молился страстно и самозабвенно. Просил, чтобы Бог Грозы даровал ему мужество и силы. Богу – и только ему принадлежит жизнь и мысли Элиля. Он признает в нем своего покровителя и защитника. Готов умереть с именем Бога Грозы на устах.

И Небесный Покровитель его услышал. Со словами молитвы страх постепенно проходил. Элиль осознал, что сидит в надежной клетке. Гиены его не достанут. Да, это были гиены. Он распознал этих мерзких зверей по отвратительному запаху и еще более отвратительному злобному хихиканью. Рука нащупала в полу небольшую трещинку. Элиль подцепил ногтями и выкорчевал небольшой плоский камень с острой кромкой.

Гиена просунула половину морды и яростно грызла решетку. Элиль, что есть сил, саданул камнем по носу твари. Гиена громко жалобно заорала и отпрянула. На нее тут же набросились голодные сородичи и растерзали. Воодушевившись успехом, он врезал еще одной, и точно по носу. Ее постигла та же участь.

Вскоре звери поняли, что мальчишку не достать, и успокоились. Куда-то ушли, злобно огрызаясь. Но Элиль еще долго прислушивался к темноте, крепко сжимая в руке окровавленное оружие.

Сколько прошло времени, он не ведал, может два дня, может три. Тюремщики его не навещали. Иногда приходили гиены, принюхи-вались, рычали, но боялись близко подходить к решетке. Мальчик не расставался с острым камнем, так и продолжал сжимать его в руках. Силы совсем покинули Элиля. Ужасно хотелось пить. Язык опух. Во рту сухо. Живот болел от голода. От усталости сознание иногда ускользало. Элиль проваливался в черную дремоту, бился головой о прутья решетки и тут же вскакивал. В мгновение беспамятства ему чудилось, что гиены разгрызают прутья и кидаются на него. Он вскрикивал, отмахивался, но поняв, что все еще окружен надежной клетью, успокаивался.

Элиль думал, что бредит – перед глазами мешались грезы с реальностью. Яркий свет прорвался откуда-то сверху. Клетка отварилась. Его подхватили под руки и понесли. Камень выпал. Он хотел его подобрать – единственное оружие – но сил совсем не было. Несли долго. Ноги безвольно волочились по земле, бились о ступени. Обмякшее тело кинули на кучу соломы. Насильно разжали рот и влили вонючей воды. Элиль жадно глотнул, чуть не подавился. Все вокруг плыло. Звуки доносились гулко, словно голову замотали плотной тканью. Перед глазами низкий прокопченный потолок. Факела чадили едким дымом. Пахло застоялой водой и щелоком.

Он увидел, как мимо него повели юношу в соседнюю комнату. Юноша упирался, плакал. Раздался истошный крик и грубая ругань. Двое здоровых жрецов кинули юношу рядом на солому. Он весь скукожился и держался за низ живота. Из горла исходил жуткий хрип.

– Тащи мальчишку!

Элиль понял, что говорят о нем. Жрецы оторвали его от пола. Сил сопротивляться не осталось, даже крик замер где-то внутри. Его разложили на деревянном столе, ремнями надежно привязали руки и ноги. Он видел перед собой ничего не выражающие каменные лица. Жрецы делали свою работу, как пастухи остригают овец. Один из них с огромными волосатыми ручищами раскалил на огне масляного светильника острый нож.

– Может, вырубить мальчишку? – предложил его напарник. – Как бы, не помер от боли. И без того еле дышит. Тресну я его слегка дубинкой по затылку.

– Помрет – не наше дело, – безразлично ответил его подельник. Решив, что нож достаточно накалился, он повернулся к столу, готовый приступить к делу.

Элиль зажмурился и приготовился к самому ужасному.

– Остановитесь! – в комнату кто-то вбежал и дрожащим от страха голосом закричал: – Хозяин ищет мальчишку. Он в гневе. Грозится жестоко наказать всех без разбора.

– А мы – чего? – перепугались жрецы. – Нам первый прорицатель Баала, Астарим приказал…

– Отвязывайте его скорей! Шевелитесь, если не хотите милостыню просить в порту.

Элиль не выдержал и потерял сознание.

В очередной раз он очнулся от дуновения свежего ветерка. Сквозь входной проем поглядывали желтые лучики солнца, освещая убогое жилище. Он лежал на нарах, в той самой хижине, в которую его определили в первый день. Элиль попытался привстать, но тело пронзила острая боль. Боль отдалась везде: в шее, в груди, в голове, в животе. Элиль осторожно сжал и разжал кулак на правой руке, затем на левой. Руки целы. Подергал ногами – и ноги в порядке. Ныла спина, дергалась шея. Он вновь вспомнил слова отца: если больно – значит жив.

Во дворе упражнялись певцы. Долго и нудно вытягивали ноты, разучивали гимны, получали затрещины от наставника – все как обычно. Один из кастратов вошел в хижину, увидел, что Элиль лежит с открытыми глазами, тут же выбежал. Вскоре он вновь вернулся с глиняной миской и деревянной ложкой. Невольник встал на колени возле Элиля. Зачерпнул из миски пахнущую рыбой жижу и попытался накормить его. Бульон обжег разбитые губы. Но вскоре в животе забурлило приятное тепло.

После того, как миска опустела, кастрат участливо улыбнулся.

– Я могу попросить для тебя фруктов.

– Не надо, – буркнул Элиль, еле разжав рот. – Как тебя зовут.

– Гуле, – просто ответил мальчик.

– Ты откуда.

Он печально отвел глаза.

– Какая разница: откуда я и кто мои родители. Все было в той, забытой жизни. Теперь я Гуле – невольник и певец из храма Мелькарта.

– Давно здесь?

– Давно.

– Ты не пробовал бежать? – неожиданно спросил Элиль.

– Куда? – мальчик печально улыбнулся. – Город находится на острове. Даже если удастся переправиться на материк… что потом? Поймают стражники, изобьют и вернут в храм – это в лучшем случае. В худшем – продадут в каменоломни. Там долго не проживешь. А при храме кормят хорошо и не бьют до полусмерти.

Он безнадежно вздохнул.

– А остальные певцы откуда? – поинтересовался Элиль.

– Со всего света. Здесь есть те, кого родители сами продали за долги, кого пленили кочевники во время набегов…

– А тебя?

– Я плохо помню. Совсем маленький был. Жил с матерью и братьями где-то на берегу моря. Помню, все время хотелось есть. Отец был рыбаком, а может сплавщиком леса. Я собирал красивые ракушки возле воды, когда пристал корабль. Меня заманили на борт медом диких пчел, да так и увезли.

– И кто хозяин?

– Хозяин, – Гуле опасливо покосился на вход и понизил голос, – первый жрец Бога Мелькарта и племянник самого правителя. Храм принадлежит ему. И все, что в храме, тоже принадлежит ему. Он платит правителю большую дань, но и позволено ему многое. В материковом городе Ушу он владеет частью городского рынка. В порту у хозяина свои пристани и склады. Только через храм Мелькарта разрешено торговать рабами.– Гуле натянуто улыбнулся. – Но наш хозяин добрый и справедливый.

Элилю так и захотелось хорошенько врезать по пухленькой роже кастрата. Тоже, нашел добренького хозяина! Он людьми торгует, да на детях зарабатывает…

– А этот толстый, что приказал меня в яму посадить – он кто?

Глаза Гуле округлились от страха.

– Первый жрец Баала-Хамона. Он, так же, племянник правителя и сводный брат нашего хозяина. – Кастрат перешел на шепот. – Они не любят друг друга и часто ссорятся.

– Что это за бог Баал-Хамон?

– Подземного огня, гроз и ураганов. Если его не задабривать жертвоприношениями, он может наслать болезни или неурожай, а то и орды кочевников приведет из пустыни.