Император

– Если во дворце негде будет остановиться на ночлег, не стесняйтесь: вот мой дом. В любое время – милости прошу.

Несмотря на поздний час, на Дворцовой площади было много солдат. Ярко горели костры. Плотники сооружали полосатые караульные будки со шлагбаумами, точно, как в Гатчине. Я заметил группу офицеров. Среди них узнал Великого князя Александра в мундире Семёновского полка. А с ним рядом Аракчеева.

– Добров, – окликнул Аракчеев. – Как все прошло?

– Распоряжение выполнено в точности, – отрапортовал я.

– К Павлу Петровичу сейчас не суйтесь: дело не столь важное, да и спит он, наверное, уже. И вам бы надо поспать. Подите в кавалерские покои, потребуйте, чтобы вам отвели спальную комнату и накормили. Если дневальный офицер будет артачиться, ссылайтесь на распоряжение военного коменданта Петербурга.

– Вас назначили военным комендантом? – обрадовался я.

– Представьте себе, – сухо подтвердил Аракчеев. Вдруг заметил, что мне зябко и спросил: – А почему вы без епанчи?

– У меня нет, – пожал я плечами.

– Так получите на вещевом складе. Добров, давайте уже, будьте самостоятельным. Вы давно не ребёнок, и нянек здесь нет.

Из снежной завесы вылетел всадник в синей форме курьера.

– Где можно найти полковника Аракчеева? – спросил он.

–Нет такого полковника, – ответил Великий князь Александр. – Есть генерал-майор Аракчеев.

* * *

Впервые за все пребывание в Петербурге мне удалось выспаться. А все дело в том, что мне отвели самый тёмный закуток. Свет из окон сюда не проникал. Возможно, раньше здесь был чулан, но чулан сухой и тёплый. Когда дежурный офицер утром поднимал всех к вахтпараду, ко мне в закуток не заглянул. Я же, утомлённый вчерашним днём, так крепко спал, что не услышал побудки. Впрочем, ничуть не расстроился, когда встал и не увидел никого в кавалерских покоях. Ни храпа, ни запаха сапог, ни табачного дыма. На кухне меня накормили перловой кашей с салом. После я почистил мундир, натёр дёгтем сапоги и отправился на Царицын луг, где проходил смотр войск.

Погода стояла ясная. Выпавший за ночь снег таял, превращаясь в огромные тёмные лужи. Ветер трепал верхушки голых деревьев. Смотр войск уже закончился. Колонны гренадёров и егерей расходились по казармам. Горожане, пришедшие поглазеть на парад, прогуливались по опустевшему плацу. Тут же кучковались офицеры и что-то горячо обсуждали. Среди одной такой группы офицеров я заметил высокую фигуру Панина.

– Это ужасно, – говорил ему гвардейский ротмистр в богато расшитом мундире. – Назвать семёновец болванами – неслыханное оскорбление! Семёновский полк – лучший гвардейский полк в России, а то и в мире. А он их – бабьи юбки.

– Думаю, Аракчеев вам не по зубам, – остудил его Никита Петрович. – Терпите.

– Но как такое стерпеть? – возмущался офицер.

– Вы же не сможете вызвать его на дуэль, даже всем полком. – Панин заметил меня. – Кстати, хочу вам представить Семёна Ивановича Доброва.

Офицеры пожимали мне руку, представлялись, но как-то сразу забыли о моем присутствии и принялись дальше обсуждать новые порядки, вводимые в войсках.

– Тут такое было, – тихо объяснил мне Панин. – Новоявленный император смотр учинил гвардейским полкам, да Семёновский полк оплошал. Строй – ни к черту. Экзерсисы выполняли прескверно. Аракчеев в сердцах и назвал их болванами. Вот, теперь господа офицеры возмущаются.

Подкатила открытая коляска, в которой сидел фон Пален, кутаясь в плащ, подбитый бобровым мехом, А рядом в собольей шубке и в такой же шляпке сидела прелестная юная девица, в которой я, с замиранием сердца, узнал…

– Фон Пален! – приветствовали его офицеры. – Поглядите, кто это с ним? Неужели этот ангел – маленькая Софи?

– Рад видеть вас, господа, – ответил фон Пален, сходя на мостовую и помогая ангелу выпорхнуть из коляски. Румяное личико Софьи искрилось счастьем и молодостью. Глаза сияли от радости. Губки расплылись в очаровательной улыбке, обнажая белые крепкие зубки. Молодые офицеры страстно целовали ей ручку, вынутую из лисьей муфточки. Но меня она даже не замечала. Так – скользнула взглядом.

– Моя дочь, Софья, – представлял фон Пален ангела офицерам.

– Добров, Семён, – дошла очередь до меня.

Софья вспыхнула, но ровным голосом проворковала:

– Очень приятно познакомиться.

– А я думал, вы уже знакомы, – как бы удивляясь, проронил фон Пален.

– Ну что вы, папа, откуда же я могу знать этого юношу? – искренне удивилась юная плутовка. – Вы сами знаете, как у нас строго в институте. А может быть, – она поморщила чистый лобик, как будто что-то вспоминая. – Вы не были у нас на Рождественском балу в прошлом году?

– Я вам напомню, – усмехнулся фон Панин. – Он был той ночью, когда вы, мадмуазель, взламывали буфет тётушки Элизабет.

Очаровательные глаза прелестной Софьи зло сузились.

Она с презрением посмотрела пристально на меня: – Вы, сударь, все разболтали?

– Он не виноват, – тут же заступился фон Пален.

– Папа, вы должны вызвать его на дуэль, – задышала она гневно.

– Мадмуазель Софи, кого вызвать на дуэль? Мы готовы хоть сию минуту ради вас изрубить в капусту любого, – тут же нашлись молодые гусары.

– Нет, господа! – жестом остановила их Софья. – Это дело семейное. Я лично прострелю ему сердце. Именно – прострелю! О камень, что в вашей груди, шпага сломается.

– Софья, прекратите, – строго сказал фон Пален. – Семён не виноват, что у вас отец – опытный шпион.

– Что я слышу? – удивлению и гневу Софьи не было предела. – И вы ещё его защищаете? Вы на его стороне?

Она фыркнула и обиженно отошла в сторону.

– Мне надо как-то извинится? – несмело спросил я у фон Палена.

– Пусть остынет, – посоветовал он. – Девичий гнев вспыхивает, как солома, горит ярко, но недолго.

– Господа, Мария Фёдоровна и великие княжны, – пронёсся шёпот, словно порыв ветра. Офицеры вытянулись, обротясь к проезжающей карете. Шесть лошадей белой масти, запряжённые цугом, влекли длинную раззолоченную карету императрицы Елизаветы с большими стеклянными окнами. За тонкими шёлковыми занавесками угадывались профили императрицы Марии Фёдоровны, фрейлин и дочерей. Кучер важный, в пёстрой ливреи, восседал на передке. Форейтор на правой передней лошади кричал на зевак, чтобы посторонились. На задке стояли двое рослых лакея.

Вдруг карета остановилась. Один из лакеев соскочил на землю и приоткрыл дверцу.

– Что это, господа? – заволновались офицеры. – Посмотрите, там же Елена Павловна. Как она очаровательна. Надо же! А как подросла! Как расцвела! Лакей направился к офицерам.

– Кто из вас будет Добров, господа? – спросил он.

Офицеры изумлённо переглядывались: кто тут среди них счастливчик?

– Кому я понадобился? – не своим голосом ответил я, сглотнув ком.

– Вас просит Великая княжна Елена Павловна.

Я направился к карете, а за спиной услышал удивлённый гул голосов. Елена Павловна сидела с краю на плюшевом диване. Я снял шляпу, поклонился Марии Фёдоровне. Та едва кивнула. Елена Павловна позволила поцеловать руку и, нагнувшись к моему уху, быстро сказала: