Дорогами илархов. Книга вторая. Персидский поход
– Продолжайте, не смею вам мешать, – скромно ответил Александр. – Позвольте только узнать, где мой друг Демосфен14? Он не с вами? Очень жаль. – И ушел.
Вечером Александр устроил пир в честь прибывших из Эллады деятелей искусства. Но особой честью удостоилась Таис, знаменитая гетера, знавшая наизусть «Илиаду», хорошо разбиравшаяся во многих науках. Она свободно цитировала Геродота и Платона. Могла на равных с умнейшими мужами поддержать философскую беседу или поспорить об истории и географии. К тому же Таис прекрасно пела и танцевала, завораживающе играла на кифаре. Но главное ее достоинство – гетера была очень красива: обладала тонкими благородными чертами лица и стройным гибким телом. А ей всего-навсего исполнилось чуть больше двадцати.
Гости разместились огромным кругом перед шатром правителя Персии. Почетным гражданам Афин и других крупных мегаполисов постелили ковры. Положили множество подушек, чтобы они могли удобно возлежать и наслаждаться зрелищами. Кто имел меньше заслуг, сидел за ними на простых циновках. Пылали факела. Сновали слуги, разнося угощения. Перед гостями извивались гибкие танцовщицы, захваченные в Дамаске, под мелодии музыкантов, плененных там же.
Александр возлежал на мраморном постаменте, на котором раньше стоял походный алтарь Ахуры Мазды с неугасающим огнем. Он позволил сдавшимся в плен полководцам Дария присутствовать в первых рядах, среди прославившихся воинов, знаменитых ученых и ваятелей. Место нашлось и для Фидара. Исмену приказал сесть справа рядом с Клитом. Тут же примостилась Томирис.
– О, Александр! Я ослеп? Или мне мерещится? – воскликнул чернобородый, широкоплечий воин, увидев новых соматофилаков. Он носил одежду гетайра. По его запыленному плащу и грязных подтеках на висках можно было понять, что он только с дороги. Исмен и Томирис признали в воине лживого атравана-лазутчика.
– Кратер. Ты уже прибыл от Геллеспонта? Завтра сделаешь доклад. Сегодня у нас веселье. Но что тебя так возмутило? – спросил Александр.
– Мое бедро до сих пор ноет, вспоминая стрелу, которую я получил от этой девчонки. А рука еще гноится от зубов лохматого чудовища, которого они на меня натравили.
– Так прости их. Они выполняли свой долг. Но теперь скифы служат мне. Посмотри, многие вчерашние полководцы Дария теперь здесь. Они дали клятву верности мне.
– Воистину, ты творишь чудеса, Александр! – все еще удивлялся Кратер, присаживаясь рядом с Исменом. Протянул ему руку: – Друг Александра – мой друг.
– Я рад, что тебя тогда не казнили, – пожал Исмен его крепкую широкую ладонь.
– Спасибо, – сухо ответил Кратер.
– Но ты сам виноват: плохой из тебя атраван. Оделся бы лучше кардаком. Тогда бы мы тебя не схватили.
– Эх, малыш, ты ничего не понял. Меня должны были схватить и учинить допрос. Таков был план.
– План? Ты сознательно подвергся опасности? – удивился Исмен.
– Да. А что еще оставалось делать? В армии у Дария после Мемнонм остался только один грамотный полководец – Харидем. Вот его-то Александр и задумал устранить. – Он толкнул Исмена локтем, наклонился к самому уху и тихо сказал: – Еще неизвестно, к кому повернулась бы Ника15, будь на поле боя Харидем во главе гоплитов.
– Ты хотел его подкупить?
– Нет. У Александра не было столько золота, сколько обычно требует Харидем за предательство. Поэтому я должен был проникнуть в лагерь персов. Меня должны были схватить… а дальше все произошло, как и планировалось: бросить тень на Харидема, да так, чтобы ни у кого не возникло сомнения, что он – предатель. Гениальный план! Александр придумал.
– Неужели Александр тебя послал на смерть?
– Я сам вызвался. Простому воину персы могли и не поверить, но коль сам Кратер, один из полководцев Александра ведет переговоры с предателем… Вот тут Дарий испугался, да так, что предпочел придушить Харидема.
– Но если бы тебя убили вслед за Харидемом?
– Убили, так убили, – безразлично ответил Кратер. – Главное, я довел до конца возложенное на меня дело. В нашей грандиозной победе есть и моя заслуга. Этим можно гордиться.
– А не слишком ли это подло? – заметила Томирис.
– Да, подло, – согласился Кратер. – Так, и персы подкупают афинских ораторов, чтобы они поднимали народ против Александра. И лакедемонян они снабжают золотом. Старик Антипатр сколько уже воюет с ними. И Дарий сам не скрывал, что подкупил Павсания, когда тот всадил кинжал в спину Филиппа. Разве это не подлость? Война без подлости – это не война.
Публика взорвалась приветствиями, когда появилась стайка красивых женщин в тонких розовых хитонах. Воздух наполнился легким ароматом цветов. Одна из них, самая стройная и изящная, легкими шажками приблизилась к Александру.
– Приветствую тебя, потомок Ахилла, последователь Геракла, любимец богов Олимпа, – произнесла она звонким мелодичным голосом и возложила на его голову золотой венок. В ее черных живых глазах вспыхивали веселые искорки.
– О, Таис! – воскликнул Александр. – Я не мог поверить, что сюда, в эту глушь прибудет умнейшая женщина Ойкумены.
– Как же я могу сидеть в проплесневелых Афинах, когда тут, в глуши творится история,
– Рад такому вниманию дочери Афродиты к моим делам. Но скажи честно: одобрила ли твое путешествие Фрина Афинская16? И как вообще поживает неувядаемый цветок Эллады. Почему сама не покинула Керамику17? Я бы ее встретил с почестями, достойными богине.
– Чего захотел, – засмеялась Таис. – Фрина пришла в ярость, узнав, куда я отправляюсь. Она ненавидит тебя за разрушенные Фивы. Представляешь, предложила все свое золото на восстановление города.
– Ее золото – ее право, – рассудил Александр. – Присаживайся рядом, – пригласил он Таис.
– Хорошо, но прежде я хочу увидеть то, что меня заинтриговало не меньше, чем разгром непобедимой мидийской армии.
– Что же могло тебя удивить больше?
– Я слышала, среди твоих воинов находится юная воительница из племени Ипполиты. Где она? – Таис поискала взглядом. Глаза ее вспыхнули. Она протянула руку Томирис. Та невольно поднялась. – Да разве она похожа на тех кривоногих мужеподобных женщин, что описывает Геродот? Посмотри, как она мила. Совсем еще девочка. А какое чистое лицо. Нет, это не кривоногая азиатка. Она больше напоминает смуглую тонконогую критянку. Но что за ужасная грубая одежда! – поморщилась гетера.
– Хватит разглядывать меня, как товар на торжище, – возмутилась Томирис, придя в себя.
– Ты сможешь сотворить из девчонки чудо? – спросил Александр.
– Я украду ее на несколько мгновений. Пойдем со мной, – поманила гетера. Томирис нехотя поплелась следом.
Александр поднял чашу, гости примолкли.
– Я пью за вас, друзья, за новый эллинский мир, над которым больше не будет нависать страх персидского махайра.
– За мир! – подхватили все.
– За вечный праздник! Как там у Анакреона18, – попытался припомнить Александр: —
Что же сухо в чаше дно?
Наливай мне, мальчик резвый,
Только пьяное вино
Раствори водою трезвой.
Мы не скифы, не люблю,
Други, пьянствовать бесчинно:
Нет, за чашей я пою
Иль беседую невинно.19
– процитировал он под овации. Обратился к Фидару: – Скажи, это правда, что скифы пьют только неразбавленное вино?
– Правда, – ответил Фидар.
– И ты?
– И я.
– Почему? От крепкого вина теряешь разум.
– Если разбавить водой молоко, разве оно будет вкусное? – спросил Фидар.
– Гадость, – согласился Александр.
– А сок с водой?
– Теряет вкус.
– А если кровь человека разбавить водой?
– Он умрет, – вставил лекарь Филипп.
– Что не разбавляй водой – все плохо, – сделал вывод Фидар.
– Отлично сказано! – не сдержал возглас восхищения Гефестион. – Виночерпий, мне налейте неразбавленного.
– Тогда – и мне! – потребовал Неарх.
– И мне! – закричали гетайры.
– Ты так всех моих друзей споишь, – покачал недовольно головой Александр. – Они же не скифы.
– Скифы знают меру, – возразил на это Фидар. – Не важно, что пьешь, важно – сколько пьешь.
– Опомнись, Александр, – воскликнул Гефестион, – мы же – македоняне. Вспомни, на пирах Филиппа вино пили только неразбавленное…
– Замолчи! – оборвал его Александр, гневно сверкнув разноцветными глазами. – Не напоминай о грязных пьянках в Пелле. Умей различать культурные симпозиумы и обыкновенное свинство.
– Прости, – смутился Гефестион.
Тем временем появилась Таис. Она вела за руку тонкую красивую девочку в нежно-голубом коротком хитоне. Серебряный чешуйчатый поясок перехватывал талию, подчеркивая стройность юного тела. Высоко уложенные черные волосы открывали чистый лоб и маленькие розовые ушки с золотыми кольцами. Край одежды доходил до колен, оставляя открытыми стройные сильные икры, оплетенные ремешками сандалий. Подведенные глаза делали взгляд выразительным и строгим. Ожерелье, преподнесенное в дар Дарием, украшало ее тонкую шею и спускалось на грудь. Все зааплодировали. Исмен не сразу узнал в красивой девочке Томирис.
– Твоя подруга воистину – дочь Артемиды, – восхищенно произнес Александр.
Томирис села рядом с Исменом, положила руку с изящными тонкими браслетами ему на плечо.
– Не смотри на меня так, – сказала она и густо покраснела, смущенная вниманием стольких мужчин. – Подай соку, – попросила.
– Таис, станцуй нам! – начали требовать гости. – Таис, станцуй.
– Гегемон позволит? – спросила красавица.
– Могу ли я запретить? – развел он руками. – Тебя просит богема. Я – всего лишь простой воин, по сравнению с ними.
– Этот танец мы приготовили для тебя, Непобедимый.
Таис медленно, грациозно поднялась. Тонкие руки взвились над головой стройными лозами. Ладошки отбили такт. Музыканты тут же подхватили. Гетеры покинули своих собеседников и встали в круг. В руках каждая держала чашу, наполненную вином до самых краев. Плавные завораживающие движения: словно трава гнулась под ветром, словно лебеди поднимались в воздух, словно волны накатывались на берег. И ни одна капелька из чаши не упала на землю.
Танец окончился. Зрители аплодировали. Философы тут же подняли бурный спор о силе искусства. Раскрасневшаяся Таис вновь присела на ложе Александра.
– Тебе понравилось, гегемон.
– Нет танца чудесней, чем танец ялкаде, – недовольно произнес Александр, нахмурив брови. – Говоришь: этот танец приготовила для меня? Но его танцуют лакедомоняне. А ты знаешь прекрасно, как я к ним отношусь.
– Прости, – воскликнула гетера, сделав вид, что не на шутку испугалась. – Я не знала…
– Знала. Прекрасно знала, – упрекнул ее Александр. – Не пытайся со мной играть. Не забывай, что перед тобой сын Громовержца, а не финикийский торговец.
Щеки Таис вспыхнули, в глазах сверкнул гнев. Но умная гетера тут же подавила в себе чувства и ласково промурлыкала:
– О, Непобедимый, прости мою глупость. Но все афинские танцы ты уже видел. И критскими танцами тебе не удивишь. Что же мне оставалось? Прикажи, и я разучу любой, дабы в следующий раз усладить твой взор.
– В последнее время мне нравятся танцы варваров. Ты знаешь хоть один?
– Нет, мой повелитель. – Хитрая улыбка скользнула по пунцовым губам гетеры. – Но я знаю, кто может исполнить танец, который ты никогда не видел, – загадочно произнесла Таис.
– Что же это за танец? – немного отошел от гнева Александр.
– Посвященный Артемиде. Его исполняют амазонки.
Таис намеренно громко произнесла последние слова. Философы тут же прекратили спор и обратили взгляды к Томирис.
– Покажи нам танец, посвященный Артемде, – попросил Александр.
– Но, гегемон, – нахмурившись, возразила Томирис. – Его танцуют перед алтарем богини, а не перед веселящейся толпой. Я не хочу разгневать Аргинпасу.
– Послушай, – серьезно сказал Александр. – Артемида и ваша Аргинпаса – одна и та же богиня.
– Я знаю.
– Так вот, у Артемиды был чудесный храм в городе Эфесе. Ты о нем слышала?
– Слышала. Но храм сгорел.
– А знаешь истинную причину пожара?
– Его сжег сумасшедший, надеясь прославить собственное имя.
– Все правильно. Но ты не задумывалась, почему могущественная богиня не смогла спасти свой дом?
– Нет, – честно призналась Томирис.
– Артемида или, как ты ее называешь, Аргинпаса, в это время в образе простой повитухи помогала женщине при родах. Если бы не ее помощь, то роженица бы умерла, а ребенок так и не родился. Ужасные, тяжелые роды. Женщина уже молила о смерти, как вдруг появилась таинственная повитуха и помогла. Она положила на грудь измученной женщины младенца, и та с удивлением увидела ее прекраснейшее лицо под старым серым покрывалом, нежные божественные руки молочной белизны, вдохнула чудный, ни с чем несравнимый аромат. Вдруг в дом ворвался грозный воин, расшвыривая всех на пути, и крикнул повитухе: «Спеши скорее в Эфес. Там безумный Герострат сжег твой храм!» «Не могу, – ответила таинственная и прекрасная повитуха. – Разве не видишь, Арес20, – я помогаю сыну Зевса».
– Родился ты? – глаза Томирис заблестели. – Ты говоришь правду? Тебя касались руки Аргинпасы?
– Разве я смею врать? Так что, все твои грехи перед Артемидой я беру на себя. Танцуй!
– Хорошо! – Томирис резко встала. – Я не смею отказывать тому, кого избрала Аргинпаса.
– Ты будешь плясать с щитом? – поинтересовался ученый Каллисфен. – Я где-то читал, что амазонки танцуют перед алтарем Артемиды с щитами.
– Нет. Пусть мне дадут два меча.
– Не дозволяй ей, Александр, – воскликнул Неарх. – Она уже искалечила немало народу, – показал он свою подвязанную руку.
– Пусть принесут! – разрешил гегемон.
Томирис вынула заколки и распустила волосы. Локоны черными змейками заструились по плечам, укрыли спину и грудь до самых колен.
– Как она прекрасна! – запричитали ваятели.
– Подайте скорее дощечки и уголь! – потребовали художники.
Томирис принесли два ксифоса.
– Нет, – отвергла их девушка. – Дайте мне кривые махайры.
Ей дали короткие мечи с изогнутыми широкими клинками. Томирис воздела руки с клинками вверх и, как Таис, отбила такт. Музыканты заиграли, а девушка закружилась, раскинув руки с оружием в стороны. Она выскочила в центр и принялась вертеть клинками, так, что едва удавалось проследить за рисунком танца. Она почти припадала к земле, высоко выпрыгивала. Хитон и волосы развивались, как крылья у птицы. Клинки со свистом рассекали воздух. Все замерли, открыв рты. Мальчишка-прислужник проходил с амфорой, наполненной маслом. Томирис метнулась к нему и ударила в сосуд. Кувшин разлетелся. Мальчишка вскрикнул и бросился бежать. Томирис окунула клинки в лужу разлившегося масла, поднесла к факелу. Мечи запылали. Она понеслась по кругу, кружась в бешенном ритме.
– Уймите ее! – закричали ошалевшие гости, вскакивая и бросаясь прочь.
Пылающие клинки проносились рядом с их лицами, горящие капли разлетались во все стороны. Чуть не дошло дело до паники. Но Томирис пронеслась огненным смерчем по кругу, упала на одно колено перед Александром, вонзив шипящие клинки глубоко в землю. Таис взвизгнула. Гефестион уронил недопитую чашу.
Танец окончился в полной тишине. Томирис села на свое место и быстрыми ловкими движениями заплела косу.
– Парменион, – тихо позвал Александр старого полководца. – Она тебе напомнила кого-нибудь?
– Да. Она похожа. Очень похожа. Конечно не лицом, но та же страсть, тот же безумный блеск в глазах. Только тогда Олимпиада танцевала с факелами. Твой отец потерял разум и воспылал к ней неземной страстью.
– О ком он говорит? – осторожно спросила Таис, – О твоей матери?
– Да. Парменион вместе с моим отцом Филиппом ездил на переговоры в Эпир, где отец впервые увидел двенадцатилетнюю Олимпиаду.
– Неужели, ты тоже сражен это дикаркой, – хитро улыбнулась Таис.
– Но я же не Филипп, – гордо возразил гегемон. – Я – Александр и ненавижу историю Эдипа21.
Юный Агенор, тот, кому Томирис расцарапала лицо, порывался встать, но товарищи его одергивали.
– В чем твоя печаль, Агенор? – заметил возню Александр.
– Ответь мне, гегемон: почему амазонка сидит рядом с тобой? – обижено спросил юнец заплетающим языком. – С тобой рядом Таис, прекраснейшая из женщин, да еще и Ипполита.
– Так, чего ты хочешь?
– Я хочу, чтобы амазонка села рядом со мной.
– Ох, не надо было бы ему давать неразбавленного вина, – покачал головой Парменион.
– Пусть она сядет со мной! – требовал пьяный юноша.
Исмен напрягся. Фидар приподнялся и недовольно поглядел на крикуна.
– Я его сейчас убью, – зло прошептал Исмен.
– А достоин ли ты ее присутствия? – спросил Александр.
– Я взял ее в плен. Она – моя добыча! – не унимался юноша, несмотря на то, что товарищи вокруг уже грубо просили его сесть и заткнуться.
– А мне рассказали другое, – усмехнулся Александр. – Это она тебя с коня сбросила. Да на твоем лице все написано.
– Я хочу ее взять в жены, – кричал он уже под хохот друзей. – Я ей отдам все: дом, мое состояние – все!
– Сердце забыл, – напомнил Александр.
– Вот же, молокосос, не ведает, что несет, – сплюнул Гефестион. – Услышал бы его отец.
Исмен попытался встать и кинуться на пьяного Агенора. Томирис тут же схватила его и усадила обратно.
– Я сама разберусь. – Она встала. – Хочешь меня?
– Да!
Все тут же смолкли.
Томирис смело подошла к Агенору, гордая и красивая.
– Удержишь мою руку – я твоя до самой смерти.
– Удержу! – он, шатаясь, быстро подошел к ней и схватил своей лапищей ее тонкую ладонь. – Попробуй, вырвись.
– Не буду, – спокойно пообещала Томирис. – Но это еще не все.
– Что же тогда?
– Фидар, – обернулась к аорсу девушка. – Ты знаешь наши обычаи. Помоги.
– О, нет! – закатил глаза Фидар. – Так и знал, что она этого потребует.
– Что за обряд? – с нескрываемым интересом спросил Александр. – Ты его проходил?
– Да. Было дело. Так албаны испытывают мужчин, – нехотя поднялся аорс.
– Мы хотим увидеть! – тут же загалдели философы.
– Нужен большой кратер с водой, – приказал Фидар.
Слуги принесли медную чашу с двумя ручками. Они удерживали ее на весу, а Томирис опустила сцепленные руки, свою и Агенора, в воду.
– И все? – хохотнул юноша.
– Нет еще, – на лице Томирис появилась змеиная улыбка.
Фидар вынул из стойки на столбе два пылающих факела и сунул их под днище кратера.
Агенор начал трезветь. Все забыли про угощение, вино и с интересом ждали развязки. Вскоре над кратером взвился пар. Агенор побагровел. Губы его затряслись. Томирис же стояла спокойно. Наконец, юноша не выдержал и с криком выдернул руку из кипятка.
– Не удержал! – холодно усмехнулась Томирис и спокойно покинула праздник под восхищенные овации собравшихся.
Исмен вскочил, подлетел к юноше и крепко врезал кулаком ему в челюсть. Тот грохнулся, перевернув блюда с фруктами, расплескав вино. Исмен побежал вслед за Томирис.
– Ах, ты! – Агенор схватил меч и хотел броситься вслед за ним. Железная клешня Фидара остановила его. Аорс вырвал клинок и отбросил юнца назад.
– Вот это девушка! – покачал головой Птолемей.
– Я начинаю верить, что она дочь Артемиды, – подхватил Неарх. – Я даже горжусь, что ранен ее стрелой.
– Надо же, – поддержал их Гефестион. – А Аристотель нам говорил об амазонках: они – всего лишь выдумки Геродота. Вот она – живая.
– Послушайте меня! – громко сказал Александр, обведя грозным взглядом воинов. – Если кто еще посмеет задеть эту маленькую пантеру, – будет иметь дело со мной.
– Александр, что ты говоришь? – зашипел на него Парменион. – Кому ты это говоришь? Твои воины прошли за тобой полмира! Неужели девчонка тебе дороже гетайров?
– Нет, Парменион. Я просто не хочу, чтобы моих отважных друзей позорила эта маленькая кошечка. А ты, Агенор, за свой длинный язык, будешь неделю мыть лошадей вместе с конюхами.
– Прости, гегемон, – взмолился юноша. – Не наказывай меня так жестоко.
– Надо было следить за своими словами или терпеть кипяток. Бери пример с амазонки: она следит за языком, и стойко перенесла испытание. А ты – опозорился. И опозорил не только себя, но и своих товарищей. Сорвите с него пояс, – приказал он телохранителям. – Пусть носит недоуздок, пока не осознает до конца своего поступка.
Исмен нашел девушку возле шатра Уархага. Лекарь смазал ошпаренную руку маслом и перевязал чистой тряпочкой.
– Больно? – спросил Исмен.
– Немного.
– Я его убью!
– Поклянись мне, – потребовала Томирис.
– В чем?
– Что не тронешь его.
– Но…
– Клянись! – настаивала она.
– Клянусь, – буркнул Исмен. – Почему ты его защищаешь?
– Не будь таким же глупым, как тот пьяный мальчишка.
– Извини, – тут же остыл Исмен.
– Подожди меня. Я сейчас переоденусь.
Она юркнула в шатер. Вскоре появилась вновь. Стерла с лица краску, сбросила тонкую одежду, пахнущую лавандовым маслом. Предстала вновь в своей кожаной куртке, с боевым поясом и в анаксиридах.
– Сможешь сопроводить меня?
– Куда? Уже глухая ночь.
– Посмотри, какая луна, – показала она на холодный яркий шар, зависший в черном звездном небе. – Мне надо очиститься перед Аргинпасой. Полнолунье – самое подходящее время.
Они поднимались высоко в горы, пока лошади не начали храпеть от натуги.
– Здесь, – решила Томирис, указав на скальный уступ, посеребренный лунным светом. – Жди меня, – попросила она, спрыгнула на землю и поднялась на уступ.
Вскоре запылало яркое пламя костра. Исмен старался не смотреть, но голова сама так и поворачивалась. Ничего не было прекрасней и загадочней. Лунный холодный свет, всполохи огня и юное обнаженное тело Томирис, ее распущенные волосы… Она танцевала, изящно изгибаясь и взмахивая руками, словно птица, плавно кружилась, тянулась к луне, становясь на цыпочки.
Вскоре Томирис спустилась, судорожно поправляя куртку. Тело ее дрожало от холода. Лицо спокойное, сосредоточенное.
– Тебя простила Аргинпаса? – спросил Исмен.
– Не знаю, – пожала плечами девушка. – Я ничего не почувствовала.
Они сели на коней и поехали обратно. Но перед самым лагерем Томирис свернула в сторону.
– Куда мы? – окликнул ее Исмен.
– Езжай за мной. Я познакомлю тебя с чудесной женщиной.
– Зачем?
Томирис ничего не ответила.
Они остановились возле большого шатра, вход в который охранял недремлющий страж. Он поклонился Томирис, пропуская ее.
– Госпожа Барсина, разреши войти, – спросила она.
– Входи, – ответил тихий мягкий голос. – Только не шуми. Дети спят.
– Я не одна. Со мной брат, – предупредила Томирис. – Позволишь ему узреть тебя?
– Пусть и он войдет.
Исмен окунулся в уютный полумрак. Чуть теплился огонек масляной лампадки. Приятно пахло ароматным маслом и свежим хлебом. На ковре сидела женщина. Голову ее укрывала тяжелая головная накидка. Исмен едва мог разглядеть красивое лицо со строгими тонкими чертами.
– Здоровья и силы тебе, юный воин, – первой поприветствовала она его.
– Пусть охраняет тебя Ахура Мазда, – ответил Исмен.
– Садись, воин, и ты садись, красавица. Я вас сейчас накормлю.
– Мы только что с пира, – оправдывалась Томирис.
– Да что вы там ели, – всплеснула она руками. – Что могут приготовить армейские повара? Полусырое мясо, да подгнившие фрукты. Я вас угощу творогом с медом и лепешками, замешанными на молоке.
– Твои слуги вернулись? – поинтересовалась Томирис.
– Только служанка, что присматривает за детьми. Остальные, наверное, удрали вместе с армией. Да еще евнух старый. Его вы у входа встретили.
– А где служанка? – Томирис поглядела по сторонам.
– Спит вместе с детьми, – кивнула Барсина на дальний угол шатра, где в груде подушек угадывались человеческие тела и слышалось ровное посапывание. – Она, бедняжка, так перепугалась, завидев македонян, что еле успокоилась. Чуть дар речи не потеряла.
Пока Исмен и Томирис с удовольствием уплетали сладкий творог, женщина смотрела на них ласково, по-матерински, качала головой и вздыхала:
– Что же это с миром творится? Дети воюют наравне со взрослыми. Как Ахура Мазда допускает такое?
Когда серебряные тарелки опустели, женщина налила им из тонкого керамического кувшина по кружке молока.
– Расскажите о Галикарнасе, – попросила она. – Как вы сражались под предводительством моего супруга Мемнона.
Томирис принялась живо описывать дни героической осады. Исмен не встревал, лишь иногда кивком подтверждал слова Томирис. Его постепенно разморило, и он стал клевать носом.
– Погоди, – остановила Томирис Барсина. – Твой брат совсем утомился.
Исмен почувствовал, как нежные горячие руки укладывают его на мягкую подушку, ослабляют пояс. Ему в полусне показалось, что это мама. Он чуть не позвал ее. Вовремя опомнился. Попросил, еле шевеля губами:
– Мне надо в полночь заступать на стражу.
