Давай постреляем?

Вот оно что! Точно, в 85-м мы возили туда «Второй батальон» на премьерный показ. А потом еще была одна памятная история, и я заработала первую седую прядь.

– Слушайте, вас ведь Римма зовут? – водитель заволновался.

– Расма, – поправила я.

– Расма… Вы ведь не очень спешите? – глаза и голос его были теперь откровенно умоляющими.

Конечно, я не очень спешу… И еще я хорошо знаю некоторые русские народные речевые обороты и прекрасно ими пользуюсь… Но другого транспорта не предвидится.

– Что вы хотите? – обреченно проговорила я.

– Я спою вам. Вы позволите? – Правая татуированная рука осторожно прикоснулась к кофру. Татуировка изображала что-то армейское – парашютик с крылышками и какие-то цифры.

Я обреченно кивнула. Ну встретил бывший солдатик бывшую популярную артистку бывшего государства. Сейчас начнется подзаборно-казарменная лирика с надрывом под старенькую расстроенную гитару…

Когда он закончил петь, я около минуты была в ступоре. Это было… Нет, словами такую музыку не перескажешь. И ведь пел-то не по-русски, а на нашем, родном. И гитара совсем не расстроенная. А голос… Нет, этого словами не передашь.

– Слушай! – я неожиданно для самой себя перешла на «ты». – Хочешь со мной на праздник? Прямо сейчас?

Вот теперь уже ошарашен был он. Однако утвердительно мотнул белой головой. Ну удивил, однако, солдатик.

Почти всю дорогу мы молчали…

– Что, уже улетаете? А мы с бойцами вас так ждали…

Майор был высок, мощен телом и немного страшноват. Я с такими общаться не привыкла. Выгоревшая гимнастерка, такая же выгоревшая шапочка с козырьком, небритая, черная от загара физиономия. Солнце здесь активное, злое. И люди под стать.

– Опоздали, товарищ майор! – снисходительно проговорил сопровождающий из политотдела.

– А может, на полчаса к нам заедете? Прямо сейчас? – офицер заглянул мне в глаза. – А то ведь ждешь артистов месяцами, а тут… В аэропорт потом доставим! Машина надежная! – майор кивнул на свой броневик. – Ну как – туда и обратно?

– Наглец ты, майор! – произнес политотдельский. – Как Римма Людвиговна? – повернулся он ко мне. – Уважим гвардию?!

Они меня почему-то Риммой называли.