Долина смерти

– Кому не нравятся земные законы, я сейчас того выпущу в открытый космос, – с присущей ему убедительностью пообещал Азарий, даже на секунду не отрываясь от иллюминатора.

– Сам пробу сниму, – заявил Тимоха, снимая конфликт. – Я один раз с голодухи прошлогоднюю сохачью шкуру сжевал – хоть бы что.

Он понюхал из туба, выдавил на ладонь зеленой густой слизи, протер между пальцами, наконец лизнул. Десантура смотрела с пристрастным любопытством и опаской, как на самоубийцу. Тимоха запрокинул голову и даванул из туба себе в рот, почмокал – что-то будто не понял.

– Эй, ну? – не сдержался Лобан. – Как? Как оно?

– Есть эту заразу невозможно, – трагически заключил испытатель. – Хуже гнилой шкуры. Трава травой. Хоть бы кусочек мяса положили, сволочи! Ведь десантуру на свой борт взяли, не вегетарианцев.

– На что хоть похоже? – побаивался еще Лобан. – По вкусу? Пахнет, как ранешная ливерная колбаса…

Тимоха вдавил в рот порцию побольше.

– Если бы как ливерная! – мечтательно произнес с гадливым выражением лица. – А то как… дерьмо. Или голландская тушенка по три восемьсот.

– Я дерьмо не пробовал! – мгновенно отказался старшой.

– Сейчас наешься, – посулил Тимоха. – На всякий случай, мужики, ищите дверь в сортир.

Избавленные от опытов Шура с Игорем стали щупать и простукивать стены, за ними бросились в розыски все остальные, кроме Азария. Если приспичит, а туалета нет, это что же будет на борту?! На Земле потом вспомнить будет стыдно. Это же не Ан-2, тут на лету дверь не откроешь и не повисишь в свое удовольствие, как летучая мышь…

Сортира не было! Видно, после марсианской этой пищи он и не нужен вовсе, может, перерабатывается без остатка, но от земного-то груза как избавиться? А мужиков между тем давно уже всех приперло, и каждый боялся опарафиниться на людях – на Земле потом, сволочи, житья не дадут, приколами забодают!

Даже Азарий не сдержался, громыхнул в стену:

– Парашу давай, начальник! А то ваше дерьмо жрать не будем!

На экране телевизора между тем тоже показывали обед: толстый таможенник никак не хотел есть черную икру ложкой и просил хлеба – те же проблемы, что в космосе…

Гуманоиды почему-то никак не хотели проявлять свою расписанную в газетах гуманность.

Тимоха тем временем доел содержимое большого туба и переключился на маленькие.

– Ну и гадость! – кряхтел. – Сопли! Самые натуральные!

– А у нас в «мабуте» тридцать банок тушенки осталось, – тоскливо протянул голодный Лобан. – Она хоть и китайская, да все-таки земная.

– В принципе, и к такой пище можно привыкнуть, – сыто рыгая, сообщил Тимоха и уселся в кресло. – Помаешься года три и привыкнешь. Голландское дерьмо же кушаем, ничего…

И подскочил вдруг, будто его снизу шилом кольнуло.

Сиденье кресла раздвинулось, и обнажился серебристый металлический унитаз, встроенный в единственную толстую ножку.

– Говорю же – сервис! – вдохновился Лобан и набросился на свои тюбики. За ним вся десантура, и ждать не стали, когда пройдут два часа и у Тимохи пойдет процесс.

Космическую жратву умяли в минуту – жевать-то не надо. И оказалось не так уж плохо, как утверждал испытатель. Тут же расселись по креслам, приготовились на всякий случай. Один Азарий, словно часовой на посту, остался у иллюминатора, любуясь звездами и бесконечным пространством.

– Ешь, звездочет! – предложил Лобан. – Да закрой эту дыру на фиг! Когда ее не видно, вроде и жить можно.

Азарий даже взглядом его не удостоил. Между тем обед и индивидуальные сортиры подняли тонус команды на знакомый послеобеденный уровень: кое-кто уже и дрыхнуть изготовился, откинувшись на спинку, которая тут же норовила принять горизонтальное положение, едва коснешься головой. Старшой балагурил:

– Вообще-то кайф, мужики. Чего бы мы сейчас на Земле сидели? Там пахать надо, все дорого. Тут сплошная халява. Там дома бабы пилят, ребятишки орут… Кстати о бабах. Может, оно того? Может, после обеда из этого кресла девку подадут?

– Губенку-то закатай, – проворчал Тимоха. – Людка твоя узнает – головенку-то тебе смахнет. Не смотри, что в космосе.

– Да хоть электронную, хрен с ней, – согласился Лобан. – Главное, чтоб как живая была. За электронную-то не смахнет.

– А если гуманоидку подсунут? – с опаской и серьезно предположил молодожен Пашка. – При таком сервисе могут… А они же, сами видали, уроды. Вместо носов грибы какие-то.

Я не смогу. Психологический барьер у меня.

– Мне же по фигу! – расхрабрился как всегда старшой, когда дело касалось женщин. – У тебя, Павло, опыта мало еще. Известно же, баб некрасивых не бывает. Бывает мало водки. Мне б сейчас стакан с рубчиком налили, я бы с самой жуткой гуманоидкой поспал.

На экране телевизора Федор Сухов делал перекличку женщин Востока, отчего десантура мечтательно соловела.

– Азарий, ты, правда, закрой это окошко, – попросил Тимоха. – Неуютно как-то, будто черным сквозняком тянет.

– Перетопчешься, – буркнул тот.

– Вот, опять воровские правила, – заметил Шура. – Давай голосовать. Кто за то, чтобы иллюминатор закрыть?

И поднял руку. Но здесь Лобан аж подскочил, хотя унитаз под ним был давно открыт.

– Кончайте вы!.. Я же понял! Понял, зачем нас гуманоиды с Земли выкрали! Понял, японский ты бог!

– Ну? – проявил интерес Азарий.

– Загну! – светился от озарения старшой. – Какая ответственность на нас ложится, мужики? Да мы же самые… Вот это удача! Но и ответственность. Я чуял, они за нами давно охотились. Изучали нас, качество проверяли. Потому что на такое дело каких попало мужиков брать нельзя. Мы же все как на подбор! Что физически, что по развитию…

– Да говори ты! Салабон! – не сдержался Азарий.

– А вы не догадываетесь? – издевался старшой. – Никто не догадывается?.. Это ж как два пальца! Какие они уроды – все видели? Натуральные вырожденцы! На рожах написано.

– И что? – даже Тимоха не стерпел.

– Нас взяли, чтобы породу ихнюю улучшить! – торжественно объявил Лобан.