Покаяние пророков

Достала ключ, подала мужу.

– Видчини ларек, принеси горилки. Да сам не смий! Усе сосчитано.

Почтарь принес бутылку самогонки, запечатанной как на заводе, но без этикетки, от денег отказался.

– Як ведьмак скончается, коня твоего возьму, за сином…

– А что, ведьмак умирает?

– Дывись, як витер дуе? Чортова душа метелится…

– Где же этот ведьмак?

– Да с того края хата. – Дед махнул рукой в конец деревни – не хотел даже по прозвищу называть Кондрата Ивановича: они то конфликтовали по неведомой причине, то мирились – не разлей вода.

– Он что, умирает?

– Свит усю ночь горит. Пишов побачить – лежит як мертвец…

Космач не дослушал и от Почтарей побежал напрямую, огородами, к усадьбе Коменданта – кто его знает? Может, не зря вчера исповедаться приходил?..

А тот, живой и здоровый, преспокойно орудовал лопатой в своем дворе.

Хозяйство у старика было маленькое, десяток кур в подполе, стайка ручных синиц, летающих за ним по деревне и просящих корма, да знакомый заяц, которому позволялось обгрызать яблони. По этой причине он больше занимался общественно-полезным трудом – расчисткой снега, и если не буранило, то пробивал дорожку вдоль всей деревни, до столба с фонарем и избы Космача.

Смотреть на бесполезный труд старика было больно, разрытую траншею тут же забивало снегом.

– Почтарь сказал, ты лежишь, как мертвец! – засмеялся Космач.

– Все, я лавочку эту прикрою! – сердито крикнул старик, а сам обрадовался. – Вчера яду какого&то продал, гад! Я с горя целый губастый стакан осадил и правда чуть не умер. Всю ночь полоскало, хорошо, организм крепкий, тренированный.

На самом деле самогонка была наверняка хорошей, за все время не было ни одной рекламации, просто Комендант всегда болел с похмелья…

– Пойдем-ка выпьем за праздник. Бросай лопату.

– А что выпьем&то?

– Горилки!

– У Почтаря брал?

– Где же еще?

Комендант хотел было отказаться наотрез и уж лопату вонзил в снег, однако в последний миг заколебался.

– Ну, он тебе какой&нибудь заразы не продаст, – сдержанно рассудил.

– Ему конь нужен, сено возить… А что за праздник?

– Вчера было Восьмое марта!

– Да-а… Великий праздник. Вот ты историк, должен знать, что произошло в этот день.

– Ладно, Кондрат Иванович, пошли в избу, там разберемся.

Комендант обрадовался Космачу, его приход, да еще с утра пораньше с бутылкой горилки, означал, что обиды больше нет. И выпить ему хотелось, однако просто так, без прелюдии и значительности, для него было несолидно, и он продолжал экзаменовать с наводящими вопросами.

– Ну так во имя чего революционерка Клара Цеткин провозгласила восьмое марта женским праздником?

– Если не хочешь со мной выпить, я уйду, – попугал Космач.

– С тобой хочу. Но мы должны знать, чьи праздники отмечаем… Так вспомнил, что произошло в этот день?

– Не вспомнил. Давай стаканы!

– Это праздник женской подлости и коварства. В этот день Юдифь отрубила голову Олоферну.

– Что за привычка у тебя? Возьмет и все испортит!

– Это должен знать каждый!

В доме у него была идеальная чистота и порядок – все, что осталось от его немецкой натуры, – так что пришлось скинуть валенки и надеть старенькие калоши. Старик выставил на стол тарелки с огурцами и помидорами, блюдце с сыром и рюмки, после чего набил яиц на сковородку.

– Женщина к тебе пришла – вот это праздник! – забалагурил, разливая первач. – Потому ты и прибежал, счастливый! А то придумал – Восьмое марта… Она что, спит?

– Спит.

– Значит, притомилась… Как зовут&то?

– Зовут Вавила Иринеевна, – сдержанно проговорил Космач. – Думаю, фамилию знать не обязательно.

Это имя было у нее для всех, кроме собственной семьи, родных и некоторых близких единоверцев. Существовало еще одно, первое, с которым она принимала крещение и держала почти что в тайне, – Елена Дмитриевна, поскольку ее отец тоже имел два имени, а еще и прозвище – Скула.

У старообрядцев из толка странников имена для общего пользования были такие, что без привычки язык сломаешь, и чем хлеще называли новорожденных, тем считалось достойней.

– Мудрено зовут… Слушай, Николаич! Ты же молодой, а женщины ездят редко. На моей памяти вторая за шесть лет, верно?

– Да нет, первая…

– Как же! Первая!.. А помнишь, приезжала из университета? Погоди, сейчас вспомню, как звали…

– Так это же с работы!

– Ну да! А чего же она не уехала, ночевать осталась? – Он выпил и подмигнул. – Эта, Вавила Иринеевна, опять из университета или невеста? Если думаешь, я для доноса спрашиваю, не говори.

– Хоть как не скажу. Суеверный стал, – усмехнулся в бороду Космач. – Спугнуть боюсь.

– Правильно, дело такое… Откуда будет?