– Да покарают меня боги Долины Смерти из Тёмного Ущелья злых Духов, если я соврал хоть на каплю. Да истребят весь мой род и оставят без единого волоска на голове, если я лжесвидетель, против царствования на свету его Величества Аукристиана, – грустно причитал торговец, выходя с тростью вперёд и хромая, словно он уже третий десяток лет, работает в шахте и каменоломне.
Его трость стала тыкать в крышу. Как назло бородатый, словно знал, что я никуда не делся и играю комедию с исчезновением, что твоя черепица. А куда тут денешься? Рядом тряпичные шатры, прыгни на такой и он опустит тебя, почти до земли. Слишком приметно.
– Ну, где ты злой чучундра? Решивший, оставить меня без работы и заставить моих детей голодать. Где ты злой дух? – надо сказать, орудовал он тростью не хуже алебарды, частенько попадая её концом мне то в живот, то в грудь, отчего я стоически морщился, но молчал. – Слазь говорю, не валяй дурачков из нас. Слазь анчутка, заклинаю тебя, как брата родного. Не позорь мои седины.
Окружающие покатывались со смеху. Театр вышел лучше, чем постановочный. Теперь неловко было не только хмурому алебардисту, старику торговцу, но и самому начальнику стражи, теряющему свой непрестанный авторитет, с каждый секундой. Наверно щедрые духи базара и рынка, услышали мольбы его верного жреца и свято истинно верующего в справедливость старика. Порядком напряжённые моим весом прутики, к тому же истыканные алебардой, стали давать слабину. На глазах старика заиграла надежда, словно он нашёл свой давно спрятанный и забытый кувшин с гулстсами у соседа на крыше. Навес захрустел и стал крениться. Мне пришлось отползать, чтобы не спровоцировать его падение. Мне на помощь пришёл конкурент бородача.
– Убери свою грязную трость и руки от моего навеса! Я не позволю тебе ломать мою крышу над головой, только чтобы уберечь свою шкуру от праведного суда! – разошёлся не на шутку сосед.
– Прекратили истерику оба! – буркнул злой начальник. – Уходим!
Только он это сказал и они стали уходить, как главная балка навеса подо мной треснула и половина жердей, обвалилась вниз на двух спорящих стариков. Увидев мои белые одежды наверху, начальник сверкнул гневным глазом, от того, что его чуть не обвели вокруг пальца, на глазах у всей почтенной общественности. Он быстро выхватил длинную саблю из позолоченных ножен на поясе и лично перерубил две опоры, толщиной с кисть.
Наверно старик, духи тебя услышали. Выбирая куда приземлится, я выбрал волей случая, плечи самого несчастного и сварливого торговца. Как только мои ноги оказались у него на плечах, он вскричал, словно его поразила молния. Я сразу же оттолкнувшись от него, не дожидаясь пока он упадёт, прыгнул на плечи начальнику, а за тем на голову здоровяка Уреса. Начальник так ловко махнул острой саблей, что срезал вместо моих ног, шапу подчинённого.
Приземлился в песок, на две ноги и левую руку. Правая, отведена назад, чтобы вовремя выхватить своё оружие. Длинные пряди выгоревших на солнце волос, свесились до самой земли. Пришлось намеренно распустить волосы, для сохранения пущей анонимности. В объявление о розыске, есть моё условно подробное описание. Лучший камуфляж в городе, это его отсутствие. ХайСыл бы со мной согласился. Теперь было некогда забирать волосы на затылке, плести косу или прятать их за воротник или капюшон.
Толпа обступила нас плотным кольцом. Варианты для успешного побега отпадали. Остальные стражи в количестве четырёх человек, стали меня окружать. Предсказуемо.
– Хватайте его, – предвидено рявкнул начальник, не стремясь первым показать пример подчинённым и почтенной публике, мастерства оперативного захвата преступника, чтобы обелить свою честь и достоинство.
Наверно стража не привыкла хватать, одетого в чистые, новые белые одежды, господина средних лет с приличной длиной опрятных волос, явно присущей лицу высокой знати и скорее всего косвенным образом, приближённого к самому его Величеству. Да вот только сидел я на песке на трёх конечностях, словно дикое животное. Не колебался, только детина Урес. Могучие телом люди, всегда предпочитают словам и рассуждениям, дело. Наверно если бы стоял и смотрел ему открыто в глаза, то застеснялся бы даже сам Урес. Увы. Урес, заранее прости меня, мой план, совсем иной.
Урес подошёл ко мне, наклонился, чтобы схватить меня, но вместо захвата, поймал лишь воздух в ладонь, да получил хороший пинок по шее. Детина не устоял и упал на земь. Публика захохотала. Представление продолжалось. Я застыл, ожидая следующего хода.
– Схватить! Но не убивать! – буркнул начальник, беря под контроль ситуацию.
– Четверо стражей, плотнее сжали алебарды, в явном желании сначала изрядно покалечить, а потом привести в исполнение устно переданную им начальником власть.
Рывок справа и алебарда режет воздух там, где была моя правая нога. Прыжок и прямой удар ногой приходится в челюсть любителю атаковать первым. Удар на совесть, с передачей инерции массы всего тела, оттолкнувшегося от земли другой ногой при приземлении. Страж падает, теряя на ходу сознание. Новая атака. Желание оставить в моём теле большую дырку проваливается в никуда. Руки скользят в сторону вытянутого древка оружия, давят, а нога бьёт в выставленное вперёд колено. Сустав с хрустом ломается, страж исступлённо орёт и падает на потеху возбуждённой публике. Большая часть не радуется, не осуждает, а просто завороженно восклицает и ропщет.
Уворачиваюсь, от новых дугообразных атак. Песок вздымается, когда широкие клинки шаркают по нему, в тех местах, где я мерцаю. Мой кулак с вложенной в него всей имеющейся силой, встречается с рёбрами одного атакующего, в том месте, где мягкие завязки из кожи держат его лёгкие латы, ломая и вминая хрупкие кости в тело. Второй кулак, прилетает в обнажённый под шлемом кадык второго нападающего. Первый, морщась от боли, валяется на песке, не в силах держать оружие, а второй теряя сознание, падает, поддерживаемый руками пришедшей на помощь представителю порядка публике.
Начальник выхватывает саблю и подступается ко мне лично. Он уже ничего не говорит, лишь лицо его заливают обильные струйки пота. Ноги подогнуты, вторая рука придерживает эфес легко. Неужели знаток сабельного боя? Не просто уставное оружие, а личное предпочтение? Ждать долго не пришлось. Сабля шипит, режет под вздохи публики воздух. Пытается оставить меня без головы. Что же вы почтенный начальник стражи творите? Вам меня живьём брать, а вы мне кусок в пол головы, оттяпать стремитесь.
Схватка меня начинает морально утомлять. Не сама схватка, а атмосфера созданная публикой с её стадной глупостью. К тому же белые одежды, они даром белые. В самый зенит солнцепёка, до конца спасти от жары, они всё равно не смогут. Новый уворот, шаг назад, второй назад, вбок. Рука скользит за плечо, прекрасный, воронёный, прямой меч в моей руке. Меч, ради которого пришлось покинуть рано утром Велемиру и двинуться, в самое сердце Форнона, в знаменитую по здешним меркам, «Северную оружейную лавку».
Хирургический порез запястья, укол в подмышку. Не глубокий, конечно же. Так чтобы пронзить мягкие ткани и не сильно задеть узелки нервов. Узкое острие клинка справляется безупречно. Начальник стражи болезненно восклицает и отходит назад, держась за раненый бок. По руке и телу сочится в песок кровь. Ранение очень болезненное. Раненая кисть его немеет. Он держит саблю, только одной силой воли, но она не вечна. Сабля падает на песок. Публика ликует. Ей всё равно, кто победитель, кто умер, а кто нет. Ей главное зрелищное кровавое завершение, о котором можно будет потом в течении недель судачить с соседями.
Начальник уже сидит и молчит. А ко мне выходит мальчишка, с надкусанным, минут десять назад яблоком, когда представление с внезапным исчезновением только началось.
– Это ты разыскиваемый Лууч? Это ты? – я ему киваю. – Я тебя сразу узнал. Никто больше из здешних, не носит такие золотые, длинные волосы. Лууч, там шесть стражей бегут сюда. – Звуки подгоняемых приказами стражей действительно огласили площадь. – Вам бы бежать, я покажу куда.
– Хорошо, подождёшь меня немного? – негромко отвечаю я, следя затем, что нашу беседу никто не слышит.
– Я подожду, – кивает он.
Намечается новая схватка. На этот раз, зевак разгоняют по сторонам, но трогать раненых никто не решается. Уходить мне действительно рано, приходится принимать новый бой. С ними есть лучник, но он не решается стрелять, когда вокруг такое количество зевак, образует живую стенку. Вооружение у них интересное, но традиционное. Длинные копья с крюками и зазубринами, такими очень удобно вытаскивать кого-то или чего-то из толпы, а ещё удобно вырывать у противника из рук оружие. Загнутые сабли, широкие палаши, у одного толстяка есть даже мечелом.
Вперёд выступили копьеносцы и веером стали подходить ко мне, не пытаясь меня окружить. Тактика их проста. Начнут чередовать сериями коротких тычков, а потом, самый умный быстро зайдёт за спину и попробует меня достать, когда я буду отвлечён защитой. Мой длинный, прямой меч, умеренно гибкий и очень острый, орудует вскользь, вокруг моего кружащего тела, отражая все тычки по касательной. Большая часть тычков попросту проходит мимо. Их копья имеют достаточно длинные пики на концах, чтобы они могли ими управляться быстрее. На обратной тяге, они пытаются зацепить меня крючьями, но у них это не выходит в силу своей же рутинной на жаре медлительности и ленивой службы в целом.
Один ожидаемо заходит мне за спину. Поймав его боковым взглядом я ухожу от его атаки, отрубаю его острый наконечник и удерживая укороченный шест рукой направляю прямой удар ноги ему в живот, имитируя пушечный удар. Страж отлетает, а я бросаю его шест в остальных. Вступаются в дело бойцы с широкими палашами. Один мах таким клинком, лишает незащищённого противника руки или головы. Я не вступаю в навязываемый мне стиль боя. Я не делаю ожидаемые, прямые отражения и блоки, лишь обхожу их и раню в руки, лёгкими секущими движениями. Четыре палаша на песке, стражи с кровоточащими руками отбегают от меня, как от огня. Те, что с копьями, пытаются меня достать вновь, но я кружу по покинутым людьми рядам, в смерче летящих в разные стороны от ударов стражей, продуктов и товаров.
Особенно яростно, за мной гонится здоровяк с мечеломом. Он наивно думает, что если отнимет у меня оружие, я мгновенно прекращу кувыркаться и встану на месте ровно, чтобы меня схватили. Остались в тесном закутке только мы, я не бегу. Я хочу проверить, так ли хороша «Северная оружейная лавка», о которой так много говорят. Здоровяк в звенящих латах, размахивается своим полутораметровым монстром похожим на длинную расчёску, провоцируя меня, защититься напрямую и атакует намеренно зубастой стороной, а не отточенной. В последний момент я подныриваю под атаку, когда на излёте его меч втыкается в землю, наношу перпендикулярный удар в основание его мечелома.
Сталь звенит и отсекает оружие в том же месте. Здоровяк завороженно смотрит на обрубок в своих могучих руках и получает короткий, болезненный укол в бедро. Он морщится, молча падает и держится за окровавленную ногу. Самой морально ужасающей проблемой, меньше. Наверно здоровяк, внушал несокрушимую мощь своим друзьям, потому что после его выведения из строя, стражники как-то приутихли в яростных нападках и теперь, не спешили взять меня изощрёнными атаками.
Я оглядываюсь по сторонам. Раненых становится всё больше. Одна польза, работы городским лекарям прибавиться. Нигде не видно человека, которого я жду всё это время. Уходить нельзя. Мой заказ ещё не подошёл. Я же человек слова, должен его дождаться. Тайно это сделать, не вышло. Ну, в этом не только моя вина и заслуга. Кто же виноват, что я с чьей-то тонкой подачи, стал очень популярным в соседнем и этом городе. Кому так непременно нужно было выставить обычного змеелова-травника, делающего противоядия для людей, виновным во всех смертных грехах? Неужели этот кто-то думал, что у меня проснётся совесть, и я добровольно сдамся в руки, ничего не понимающим в принципе стражам, совершенно ни в каких творящихся вокруг делах. Чтобы потом тайно поговорить на условиях, таким извращённым образом пригласившим меня в гости, с некто неизвестным(и). Вот только к чему такая конспирация, домыслить мне не дали.
– Пошли, – потыкал в мою сторону усатый, саблей. – Если схватим его втроём, всё золото достанется нам. Может даже повысят! Будем служить при дворце.
– Втроём? – спохватился седой бородач. – Схватим? Ты что ослеп или оглох? Только о наживе думать можешь? Оглянись вокруг, смотри скольких он уже уходил. В лучшем случае, получится лишить его головы.
– Почему он не уходит? – спросил рыжий как кот, кудрявый, ещё совсем молодой парень, которому были малы лёгкие доспехи.
– Крови твоей хочет, – ответил усатый. – Видишь, какой странный. Молчит. Точно в удовольствие ему, нас тут рубить. Может поговорить с ним?
– Усы отрастил, а сам ещё зелень, вместе с рыжим, – поправил его седой бородач. – Говорю последний раз. С таким говорить бесполезно, У нас есть приказ, взять живым или раненым. Говорить-то с ним зачем? Или вы думаете, он нам целёхоньким сдастся. Учу в последний раз.
Бородач кряжисто и сноровисто приблизился, сделал хороший выпад, но его секира, лёгкая и быстрая, словно соломинка в руках, меня не достала. Стоя на тюках с плотно уложенными тканями, я прыгнул ему навстречу и ударил ногой, по вытянутой вперёд руке держащей древко, а следом хотел поранить его грудь. Бородач, не смотря на лета, оказался прыток и отпрянул вовремя. Лишь борода его отпала на земь.
– Да ну его, робята. Пошли отсюда, скажем, пришли, а его ужо нету, – не торопился забирать выбитую секиру оставшийся без бороды стражник и теперь, выпучив глаза, потирал подбородок.
Я не атаковал. Они приняли мудрое решение. Так не буду их отговаривать от него. Мой меч сегодня и так напился крови, не к чему его багрить дальше, кровью всех встретившихся подневольных кукол. Ни к чему его приучать к несдержанности. Я осмотрелся, на предмет лучников. Не хватало ещё получить стрелу в спину, вот так внезапно. Вроде никого. Все у кого были копья, смогут их теперь ещё долго использовать, только в качестве посоха или трости.
Среди толпы кто-то проталкивался ко мне. Я не спешил убирать меч. Любой зевака из толпы, может возжелать прославить своё имя или получить вознаграждение, за поимку того, кого называют особо опасным. При том совершенно бездоказательно называют, а все как бы верят в это по умолчанию, словно это правило игры, не требующее никакого включения собственного ума, для проверки подлинности всех новостей и слухов, со стороны власти. Мелькнула знакомая конусообразная шапка, в форме пиратской треуголки, коричневого цвета. Подмастерье из «Северной оружейной лавки», спешил ко мне навстречу, оглядываясь по сторонам и дивясь, последствиям разыгравшегося представления.
– Вот Лууч. Вот твой лук и колчан со стрелами, – сказал парень в лице главного помощника и подмастерья знаменитой оружейной лавки.
– Очень вовремя. А то я здесь изрядно задержался, ожидая тебя.
– Вижу, тебе был очень нужен лук, раз ты так усердно стоял на одном месте, не позволяя никому отменить нашу встречу, – вдалеке, вострубили военные горны. – Кстати настоятельно советую поторопиться с уходом. Местная молва уже дошла до местной знати и на твой визит, выдвигается чуть ли не вся дворцовая стража. Ты как будто бы намеренно никуда не торопишься, чтобы испробовать всё наше оружие, – подмастерье, имя которого я так и не узнал, широко улыбнулся. – Как оно тебе кстати? Есть нарекания? Пока тебя не схватили, могу выслушать все претензии, пожелания и взять на переделку.
– Всё в самом лучшем виде. Центр тяжести меча, только слегка смещён в сторону клинка, но как показала практика, так даже лучше. Так он сам стремится задать инерцию и быстрее набрать скорость в движении.
– Как сталь?
– Выше всяческих похвал. Рубит другую сталь и не тупится. Что же ещё надо доброму мечу. Особый секрет закалки? Прочность на слом не страдает? Долго проверять не пришлось, стражи быстро закончились.
– Уволь. Выдерживает самый сильный удар плашмя, самым увесистым колуном для рубки дров. Не один, а бесчисленное количество ударов. Ты так по-светски неторопливо, говоришь со мной Лууч, словно намереваешься проверить в деле и лук.
– Нет, стрелы мне ещё пригодятся. Ресурс ограниченный. А так бы может и остался.
– Эй, златовласый! – выкрикнул из толпы праздный гуляка. – Как тебя там? Сюда конница идёт! Бежать тебе надо! Мой внук за тебя волнуется. Говорит, хочет, чтобы тот дядя спасся, – я поднял руку, в знак благодарности за заботу.
– Пора мне, – я полез, чтобы достать монету, но подмастерье меня остановил.
– Ага. Не стоит. Ты и так щедро заплатил нам. Большего мы с отцом никогда не берём. Мы знаем точно до последнего медяка, сколько стоит наш труд.