Тёмная рать

Объехать фуру было невозможно, а это означало, что придется или искать объездной путь, которого Цент не знал, либо торчать здесь, дожидаясь, пока эту дуру уберут и расчистят трассу. Оба варианта были одинаково отвратительны, поскольку подразумевали дальнейшее пребывание в обществе людей, коим Цент всей душой желал зверских мук, неистовых страданий и вечного горения в аду.

– Любимый, там никто не пострадал? – прокричала Анфиса, высунув голову из окна.

– Еще нет, – отозвался Цент. Судьба растяпы, перевернувшегося на ровном месте, мало его заботила, но все же решил выяснить, живой он там, или можно втихаря обшарить бумажник. Спустившись с насыпи, Цент обнаружил, что грузовик лежит на крыше, которая смялась как гармошка. Водительская дверь отлетела и валялась чуть в стороне.

– Есть тут кто-нибудь живой? – спросил Цент, заглядывая внутрь.

В кабине было пусто. И кроваво. Столько крови за раз Цент видел лишь однажды, когда в деревне участвовал в забое свиньи. Было непонятно, как мог водитель куда-то уйти, потеряв три ведра крови, и, судя по состоянию кабины, получив серьезные травмы.

Пока Цент играл в спасателя, к месту происшествия подъехала чета программистов. Владик с Маринкой выскочили из машины, и тут же подняли шум как две макаки. При этом программист вытащил свой навороченный мобильник, которым хвастался вчера весь вечер, и принялся снимать перевернувшуюся фуру. Цент, выбравшись на дорогу, с ненавистью воззрился на свои новые кроссовки, собравшие по килограмму грязи каждый.

– Вот это да! – восклицал Владик, хватаясь одной рукой за голову, а второй продолжая снимать любительское кино. – Вот это да!

Заметив Цента, он бросился к нему с расспросами, за что едва не получил в репу, ибо рэкетир был зол как черт – шутка ли, столько всего навалилось. К счастью для программиста, к Центу подбежала Анфиса и заключила в крепкие объятия.

– А что с водителем? – спросила Маринка.

– Беспокоишься за постоянного клиента? – сквозь зубы процедил Цент, бывший в курсе того, что на заре свой карьеры Маринка трудилась на трассе, обслуживая дальнобойщиков.

– Надо, наверное, куда-нибудь позвонить, сообщить об аварии, – догадался Владик.

Цент обошел фуру, огляделся окрест, убеждаясь, что случайными свидетелями даже не пахнет, после чего рывком распахнул дверь фургона. Распахнул, и тут же понял, что пожертвования на храм не прошли даром, потому что ему под ноги, как из рога изобилия, посыпались банки с пивом. Это был джек-пот. Это было вознаграждение за минувшие сутки адских мук. Цент улыбнулся, впервые, кажется, за последний год. Да что там, это и было единственное, за весь год, приятное событие в жизни. Если не считать эпизода месячной давности, когда задавил машиной соседскую собачку, имевшую дерзость лаять на него и даже предпринимавшую попытки покусать за ногу.

Владик уже поднес телефон к уху, когда Цент, повернувшись к нему, сделал кошмарное лицо, и рявкнул:

– Брось!

Владик в страхе швырнул телефон об асфальт, а сам едва не прогулялся под себя, и на то имелись веские причины – когда Цент показывал людям настоящего Цента, Цента из девяностых, с ними еще и не такое случалось.

– Анфиска, у меня в багажнике пустой мешок, тащи его сюда, – повелел Цент, прекрасно понимая, что в сложившейся ситуации каждая секунда на вес золота. В любой момент сюда может принести ненужных свидетелей или, что гораздо хуже, гаишников, и тогда акт мародерства рискует сорваться не начавшись. После наступления времен порядка и стабильности Центу везло пугающе редко, и упускать такие моменты было просто преступной неблагодарностью в адрес фортуны.

Разумеется, подруга тут же включила тупость на полную мощность, как это обычно и происходило в ситуациях, когда нужно соображать и действовать быстро.

– Любимый, а зачем тебе мешок? – спросила она.

Цент знал, что если начать что-то объяснять Анфисе, они тут до завтрашнего вечера застрянут, поэтому повторно скорчил страшное лицо и рыкнул:

– Тащи мешок!

Подействовало. Получив задание, сожительница отправилась исполнять его. Но, как оказалось, не только Анфиса страдает атрофией головного мозга. Владик со слезами на глазах собирал с асфальта останки своего мобильника, Маринка утешала его, и убеждала, что он обязательно заработает много денег и купит себе новый, еще круче.

– Вам особое распоряжение требуется? – рассердился Цент на ненавистную парочку.

– А? – испугался Владик, трусливо прячась от грозного уголовника за спину своей невесты. Возможно, его расчет был на то, что у Цента не поднимается рука на женщину. Напрасный расчет. У Цента все всегда и на всех поднималось, и вообще, нечего и думать об успешной карьере сутенера, если не можешь навалять по шее подчиненным. В свое время Цент лупил своих сотрудниц смертным боем, в том числе доставалось Анфисе с Маринкой. Да и сейчас ничего не изменилось, и если надо будет – наваляет за милую душу.

– У вас сумки или пакеты в тачке есть? – спросил Цент.

– Ну, да, кажется. А зачем?

Тупость окружающих утомила настолько, что Цент едва сумел сдержаться и не пустить в ход кулаки.

– Живо тащите их сюда! Живо!

Владик хотел задать еще какой-то вопрос, который, вполне возможно, мог бы стать последним в его жизни, но лучше знающая Цента Маринка схватила жениха за ручку и потащила к машине.

Мешок Анфиса искала долго, а несла его медленно, словно нарочно издеваясь. Цент тридцать раз пожалел за это время, что перестал устраивать подруге профилактические избиения, польза которых была очевидна. В былые времена та исполняла все команды бегом, а теперь даже не идет, а плетется, едва переставляя ноги.

Анфиса держала мешок, Цент наполнял его, чувствуя давно забытую радость от незаконного присвоения чужого имущества. Сам в уме прикидывал, сколько пива можно загрузить в обе машины, и имеет ли смысл забросить добычу на дачу программиста, а самим вернуться повторно? В этот момент к нему подошли Владик с Маринкой. В руках у очкарика были сумки, в глазах застыл первобытный ужас от вида противоправных действий.

– Что ты делаешь? – простонал он.

– Хорош глазеть, не в цирке, – проворчал Цент, хватая холодные банки и засыпая в мешок. – Набивайте сумки. Живо.

– Но это же воровство, – пролепетал Владик.

– Если никто не видел, то не воровство, – успокоил Цент совесть программиста. – Хватит, говорю, стоять без дела.

– Нет, я не могу, – замотал головой Владик, пятясь от Цента как от исламиста, увешанного взрывчаткой. – Так нельзя. Это неправильно. Нас за это накажут. Давайте лучше поедем.

В этот момент Цент понял нечто важное – очкарик его сдаст. Сдаст в любом случае, даже если его и не прижмут правоохранительные органы. Сам пойдет и напишет чистосердечное признание, лишь бы только никто не подумал, что и он был соучастником хищения пива в особо крупных размерах. Это понимание неизбежно влекло за собой необходимость профилактической беседы, в ходе которой айтишник должен понять, что держать язык за зубами будет гораздо безопаснее, чем облегчить совесть доносом.

– Подойди-ка сюда, Владик, хочу тебе два слова на ушко сказать, – позвал его в сторонку Цент.

Маринка вцепилась в жениха мертвой хваткой, да тот и сам не хотел идти, но Цент все уладил – Маринке приказал насыпать в мешок пиво, а Владика оттащил в сторону почти силой. Программист был бледен и ожидал худшего. И ожидания оправдались в полной мере.

– Слушай сюда, – зашептал Цент на ухо Владику. – Если ты хоть кому-нибудь обо всем этом расскажешь, тебя ждет боль. Боль, Владик. Страдание и боль. Муки, которые ты не в силах вообразить. Я возьму паяльник и вставлю его тебе….

– Я никому не скажу! – выпалил программист, чувствуя, как вниз по ляжкам побежали ручьи.

Но Цент не пережил бы лихие девяностые, если бы верил на слово каждому фраеру. Помимо запугивания был еще один эффективный способ заставить программиста молчать – сделать его соучастником преступления. То есть, был и еще эффективнее, который бы заставил программиста замолчать навеки, но Цент решил пока что не прибегать к крайним мерам.

– Владик, мы ведь с тобой друзья? – спросил Цент ласково-снисходительным тоном, каким всегда разговаривал с качественно запуганными лохами.

На самом деле Владик не считал этого изверга своим другом. В нем, как и в Центе, рождала ужас затея баб свести их вместе и попытаться сдружить. Слишком уж они были разными. Владик был робкий, застенчивый, интеллигентный и законопослушный носить букета комплексов, а Цент был просто чудовищем. Раньше Владику в кошмарных снах снились вампиры или оборотни (главные герои его любимых ужастиков), но теперь, как чувствовал программист, этих персонажей надолго потеснит Цент.

– Так мы с тобой друзья, Владик? – повторил свой вопрос кошмарный человек.

Владик обреченно кивнул головой.

– Ты же мне поможешь по-дружески, да?

И вновь Владик выразил свое согласие. Отказаться было нельзя, отказ означал боль, муки и паяльник. Страх перед возможностью уголовного наказания был силен, но страх перед Центом перекрывал его стократно. И Владик, с большим трудом сдерживая рвущиеся из груди рыдания, согласился стать соучастником преступления.

Цент подошел к делу с размахом, благо опыт имелся. В лихие девяностые он как-то участвовал в одной шикарной коммерческой операции, результатом которой стала пропажа в неизвестном направлении десяти вагонов титана с одного стратегического предприятия. Тут, разумеется, масштаб был скромнее, но и времена настали уже не те. Теперь, чтобы воровать по-крупному, нужно было вступить в какую-нибудь государственную ОПГ, стать чиновником или полицейским, а Цент не привык ходить под кем-то, ибо был свободным волком и более всего ценил волю. Увы, в наступившие времена безнадежного порядка воля означала не простор для творчества, а только то, что ты никому не нужен и неинтересен, и можешь вольным образом катиться куда подальше, дабы не мешал серьезным людям толкать на вражеский загнивающий запад невосполнимые природные богатства отчизны.

Под чутким руководством Цента работа закипела. Трудились все, никто не отлынивал и не ленился, потому что суровый бригадир следил за своими подчиненными зорким оком, и если только замечал малейший намек на отсутствие усердия, грозил лишением премии и части зубов. Больше всего угроз выпадало на долю Владика, хотя запуганный программист совсем этого не заслуживал, ибо трудился с полной самоотдачей, лишь бы не прогневить изверга. Он таскал полные сумки пивных банок к машине, а ноша эта была тяжела. Владику по медицинским соображениям запрещалось поднимать тяжести, но он даже заикнуться об этом побоялся, потому что сердцем чувствовал – Цента ни диагнозами, ни слезами не разжалобишь.

Вскоре багажники обеих машин оказались забиты банками с пивом. Чтобы вошло больше, Цент попросил друга Владика выкинуть свою запаску, что программист и проделал, ибо о каком-либо сопротивлении уже не помышлял. Помышлял он об ином. О том, как доберется до дома (если доберется) и серьезно поговорит с Мариной. В частности растолкует ей, что их совместное счастье будет возможно лишь при одном условии – если в это счастье больше никогда не вторгнется Цент. Владик даже готов был на переезд в какой-нибудь другой город, а если потребуется, то и в другую страну, ибо ужас, в который поверг его уголовник из девяностых, был велик. Но все же программист надеялся, что невеста поймет его и оградит от контактов с Центом в будущем.