Мандарины моей планеты. Сборник повестей и рассказов

– Все уже в Хранилище, кроме Стива. Он на Корабле – пытается реанимировать хотя бы один челнок, – на ходу объяснил отец, и показал рукой на видневшуюся вдали громадную тушу Корабля. Вокруг него, как Жики вокруг взрослого человека, сновали несколько точек, из которых периодически к Кораблю протягивались ярко-белые росчерки разрядов.

Челноки на Корабле были давно уже законсервированы за ненадобностью. Первые колонисты облазили на них каждую квадратную милю планеты, но, кроме сотни шарообразных лесов на серовато-коричневой, с более светлыми пятнами делянок, поверхности, ничего примечательного не нашли…

Внезапно одна из летающих вокруг Корабля точек устремилась в нашу сторону.

– Быстро к мандариновой делянке, – скомандовал отец, и огромными прыжками помчался в сторону от посёлка. Я голосом включил работу экзоскелета скафандра на полную мощность. Но догнал отца только у самой границы делянки – оно было обозначено ещё не успевшим выветрится золотисто-чёрным, с мерцающими синими и жёлтыми искорками в свете Красной Луны, пятном от взорвавшегося под ногами незадачливой первоклашки мандарина.

Вдруг поверхность между нами взрыл росчерк голубоватого разряда. Взметнулись вверх струйки пара от лопнувших энергокапсул. Мы обернулись.

Метрах в сорока над нами завис догнавший нас челнок, окутанный колеблющейся плёнкой силового поля. Ещё одна молния сорвалась с его носовой части и ударила в скафандр отца. Отец чуть пошатнулся.

– Ургас! Сможешь найти перезревший мандарин? Только быстро! А я пока поиграю в догонялки с этим уродом, – донеслось из переговорника. – Как будешь готов – скажи об этом своему Жику. Мне кажется – он знает, что надо делать.

И отец, ловко отпрыгнув от очередного разряда в сторону, побежал вглубь делянки, а потом, через десяток шагов, вдруг включил спинные импульсники и взлетел вверх.

Явно не ожидавший такого манёвра, челнок на несколько мгновений застыл огромной переливающейся радужной каплей.

Тем временем в левой руке отца вспыхнуло ослепительное трёхметровое жало лазерной пилы, включённой на полную мощность. Прогнув силовое поле челнока в месте соприкосновения, сверхконцентрированный поток фотонов врезался в его корпус. Мгновенно силовой пузырь, замкнувшись на металл корпуса, распался миллиардами брызг.

Челнок вильнул в сторону и развернулся. Хвостовое аэродинамическое оперение ударило по маленькой фигурке в скафандре с гаснущим от перегрузки лазерным лучом. Фигурка, кувыркнувшись несколько раз в воздухе, с отключившимися импульсниками упала метрах в двухстах от делянки.

Всё это я видел краем глаза.

Совершенно не заботясь о том, что могу наступить на щупики вылупляющихся мандаринов, я бежал к тому месту, где был найден большой перезревший мандарин, который мы оставили Жикам.

Внезапно Жик, о котором я успел забыть, слетел с загубника и прилепился ладошками к моему вспотевшему от беготни лбу. Интуитивно я зажмурился. Почти мгновенно в сознании нарисовалась картинка делянки, которую можно увидеть с высоты восьми-десяти метров. Растопыренным блестящим движущимся пятном был обозначен мой ремонтный скафандр. А на самом краю делянки лежала слабо пульсирующая чёрная груда. Скафандр отца…

Потом «поле зрения» как бы сфокусировалось в ответ на моё стремление – и я увидел буквально в нескольких метрах от блестевшей метки, обозначавшей меня, мерцающую окружность. Диаметр этой окружности был раза в три больше моей метки. «Перезревший мандарин?». Мой внутренний вопрос подтвердился картинкой выбрасываемой из окружности струи.

Я открыл глаза.

Лишённый защиты челнок, снизившись до пяти метров, в облаке поднявшейся от его полёта сероватой пыли, приближался ко мне. Жик под шлёмом, вновь вцепившись в загубник, вдруг зажикал. И я уверенно в пару прыжков оказался точно в центре той окружности, которую мой маленький друг мне показал. В это же время челнок, развернувшись, нацелил на меня свой нос. На нём начала набухать ослепительно-белая капля.

Дальнейшее произошло без моего участия.

Жик, непонятно как продравшись вновь сквозь мембрану шлёма, бесстрашно полетел навстречу громаде челнока. В наушниках раздалось громовое «Жиик-ууу!» – будто сразу сотня Жиков прокричало свой боевой клич! Почти сразу же после этогогрозного вопля, которые мало кто слышал в своей жизни, Жик прямо в полёте распался на маленькие, светящиеся голубым, хлопья. И в облако этих хлопьев – как по наводке, ударила невиданная доселе, наверное, никем из наших, мощнейшая струя почти что чёрой жижи из мгновенно вылупившегося, прямо-таки выпрыгнувшего из почвы, большушего, метра три в диаметре, сильно сплюснутого у полюсов, бордово-коричневого мандарина. В момент вылупления я не удержался на ногах и скатился с его макушки по гладкому пульсирующему боку вниз. Струя же, каким-то чудом не задев меня, коснулась челнока – и мгновением позже, будто живая, обволокла весь кораблик. И он с пятиметровой высоты рухнул на делянку.

Чёрный жгут из лопнувшего мандарина, ставший как бы одним целым с вздувшимся на его конце оплывшим силуэтом челнока, вдруг стал извиваться и ритмично дёргаться. Эта пульсация передалась тому чёрному образованию, что было ещё несколько секунд назад всесильным аэрокосмическим челноком – и это огромный, метров в двадцать в длину и около семи в высоту, облитый беспросветной чернотой шедевр людской техники вдруг стал растекаться грязной пузырящейся лужей. Через минуту от челнока осталось только тёмное, слегка выпуклое, пятно на поверхности делянки. Жгут от мандарина сам собой истончился и исчез. А на месте самого гигантского мандарина в ошмётках таявших лоскутков его кожуры стояло с десяток каких-то маленьких колышков. Я подошёл поближе и нагнулся. Это были не колышки. Это были крохотные шарообразные деревца. И в шаре каждого из них сидел малюсенький, раз в пять меньше обычного, Жик…

У меня на глаза навернулись слёзы. Мой маленький друг бесстрашно пожертвовал собою, чтобы спасти нас…

Подошёл, кряхтя и хромая, отец. Его скафандр наполовину потёк, и он не мог самостоятельно выбраться из него. Но голос у него был весёлый.

– Ну, как мы втроём сработали, а? Здорово уделали эту тварь! – он еле кивнул головой на плоскую чёрную кляксу метрах в пятнадцати от нас. – Помоги-ка мне избавиться от этого саркофага.

Отрегулировав лазерную пилу, я осторожно спилил со спины скафандра оплавленные импульсники. Потом, зачистив концы командных кабелей, замкнул их все разом на батарейный блок пилы. По скафандру пошли неровные трещины – и он распался на несколько частей – почти так же, как и мандарин.

Отец, чуть охая и морщась от боли, выбрался из обломков.

– Пошли воевать дальше, Ур, пока они не опомнились. Только помоги мне немного доковылять до нашей пристройки. У меня там, кроме угнанного слайдера, ещё кое-что было припасено. Да, на вот, вытри слёзы – он вытащил из нагрудного кормана платок и протянул мне. – Кто знает, кого мы ещё потеряем. Так что, держись, сынок…

6

Вспоминая через столько Осенних Ветров о тех событиях, я до сих пор не могу ответить на вопрос: как мы, наша колония, прожив такой срок на своей планете, совсем ничего не знали о ней, об окружающем мире. Даже если в этом мире кроме шарообразных деревьев, летающих непонятных существ, песка, энергокапсул и железного нутра больше ничего нет… Может быть, мы просто не хотели знать? Или нам не давали этого захотеть – по каким-то причинам?..

Прежде чем рассказывать про дальнейшие события, хочу вначале кое что пояснить.

Во-первых – про ненормальное соотношение числа мужчин и женщин у поселенцев.

После того, как Корабль вынужденно (или его вынудили? – и я сейчас всё больше убеждаюсь в этом) сел на нашу планету, выяснилось, что взлететь он физически уже не сможет. Причина крылась в непонятной, но постоянной утечке из энергонакопителей гравиполя. Кроме основного прыжкового двигателя они питали ещё и гравигенераторы, позволявшие Кораблю беспрепятственно и безопасно садится и взлетать практически с любой поверхности любой планеты. Но только не с нашей. Если на прыжковые двигатели энергия подавалась исправно, то, стоило только переключить её поток на гравигенератор, как она практически мгновенно исчезала из накопителей. Две-три секунды – и они были пусты. Причём причину утечки, как не искали – не нашли. А прыгать с поверхности планеты – самоубийство.

Самое интересное, что на маленькие гравигенераторы, которые были установлены на десятке слайдеров, это «правило утечки» не распространялось – они заряжались быстро и качественно. Но для того, чтобы оторвать Корабль от поверхности, требовалось не менее двух тысяч таких генераторов, а, может, и больше. Через три сезона Осенних Ветров после посадки бесплодные попытки поднять Корабль были заброшены, и колонисты основали в двух милях от него Посёлок. Понаделали из синтезируемого строительный пластикат конвектора домики, детсад, школу и здание администрации. Обустроили внутренности мебелью. И решили полностью их заселить.

Вот тут-то и всплыла нежданная заковыка. Зловещая и очень критическая для существования посёлка. Девушки из состава колонистов, до того не жившие половой жизнью, вдруг начали рожать. Одна за другой. И рожать – девочек. По научному (это нам на одном из уроков бабушка Марго говорила) такой процесс – оплодотворение без участия мужских половых клеток – называется партеногенезом. В общем – типа «непорочного зачатия» – этот термин я узнал из Древнейшей истории планеты, с которой когда-то улетел наш Корабль… Те же из женщин, кто был чьей-то женой, или – просто имел хотя бы единичный половой контакт с мужчиной, вдруг оказались совершенно бесплодны. Почти все. Только одна из 10—12 женщин беременела. В итоге – рождался мальчик. При этом во время родов у роженицы по непонятным причинам останавливалось сердце, и она умирала, несмотря на все усилия реанимационного робота.

Когда умерла двадцать третья роженица – обратились к Корабельному Генетическому Банку. Чтобы выращивать мальчиков в «пробирках». И тут выяснилось, что каким-то образом часть ГеноБанка, а именно – та, в которой находился человеческий, а так же некоторых домашних животных, геноматериал в виде зародышей, подверглась ещё во время прыжков воздействиею неизвестного излучения – и полностью стерелизовалась.