Детские годы Багрова-внука

Книга созерцательная. Автор погружает нас во времена своего детства. Повествование ведется от лица мальчика Сережи. Он вместе с младшей сестрой воспитывается в дворянской семье в Уфе. Времена ещё крестьянские до отмены крепостного права (конец 18 века), так что реалии того времени соответствующие. И вот глазами ребенка мы наблюдаем за той жизнью и его восприятием этой жизни. Всё описано очень подробно и обстоятельно - его родители и их отношения, поездки семьи, множество различных людей и яркие описания природы. Всё это через призму восприятия ребенка, ребенка доброго, хорошего, впечатлительного. Я всё понимаю, это прекрасная классика, язык у книги очень красивый, но мне было неинтересно.

Мне кажется, одна из мучительных травм, которую получает благополучный ребенок в процессе социализации, – узнать, что у него родители – обычные. Мать, оказывается, отнюдь не самая красивая женщина в мире, а отец – не самый умный. Банальность про отсутствие Деда Мороза не мучит юных сердец. Но, свалившееся вдруг, объективное знание, что мои папа и мама – среднестатистические, серенькие люди, а вокруг – толпа великолепных чужих отцов и матерей, переживается тяжело.Герою «Детства Багрова-внука» – пять-шесть лет. Книга написана от первого лица, и тот, пятилетний, Аксаков страстно идеализирует свою мать. Его привязанность к «маменьке» носит характер болезненного обожания, крайней экзальтации. Их разлуки вызывают смертельную тоску, а воспоминания становятся актом душевного самоистязания. Но мы, взрослые, читаем книгу и понимаем, что «маменька» ведет себя чаще всего как эгоистичная, крайне избалованная дура.Она была из тех барышень, которые всегда бледны, болезненны, от любой дурной вести падают в горячку, разочарованы в жизни, потому что считают себя недооцененными, мужа – бесконечно ниже себя по «нравственным понятиям» и которые тиранят детей чрезмерной опекой. И всегда на волосок от истерики. Она не любила деревенской жизни, перед тем как сесть на траву посылала за подушками, своего Сережу, как от чумных, держала подальше от крестьян. Презирала весь тот помещичий быт, из которого выдут славянофилами ее внуки, Константин и Иван Аксаковы. Но, правда, любила книги.Я пишу об этом потому, что параллельно с «Багровым-внуком» я почитал биографию С.Т. Аксакова, изданную в серии ЖЗЛ, и ее автор описывает, как раздражительная, мнительная, ревнивая любовь матери мучила сына. Она не пускала его на улицу, если там было сыро, и ребенок по неделе сидел в четырех стенах. Она кормила его какой-то «здоровой» ерундой вместо человеческой пищи. Запрещала разговаривать с дворней. Она отбирала у него книги, чтобы ребенок не утомлялся. Не пускала удить, когда сын слишком возбуждался. Но, если Сереже удавалось поймать рыбу, он, не помня себя, бежал показать ее матери.Я не берусь судить эту женщину из далекого XVIII века. Я ничего не смыслю в воспитании, и мне не дано понять, что такое «материнство». Не в этом суть. В истории Аксакова меня поражает фантастический кредит доверия, который дети дают своим родителям. Их безотносительная любовь.Однако, несмотря на любовь, сам Сергей Тимофеевич Аксаков воспитывал своих сыновей-славянофилов противоположным образом.

Эта книга воспоминания автора об его детстве, о встречи с бабушкой и дедушкой, о деревне, о взрослых проблемах и первых впечатлениях.Признаюсь, бывал скучно читать. Сам автор хвалится, что был умён не по годам, но не особо могу с ним согласится. Может он, конечно, имел ввиду, что читал и любил читать для своего пятилетнего возраста. Но всё же по поступкам и поведению он вполне обычный ребёнок, маменькин сынок, который плачет из-за страшных рассказов, боится грозы и пугается в чрезвычайных ситуациях. Это вполне нормально.Мне понравилось, как автор описывает своё знакомство с деревней, родственниками и интересными, на мой взгляд, путешествиями. Очень приятно оказывается встретить Белую, которая и парочку веков назад восхищала детский ум)Немного обижают вниманием сестрёнку Серёжи, но я надеюсь, что это просто взгляд самого мальчишки и всё же девочка не так сильно была одинока в дальнейшем, как видится брату.