Проблема истины в гражданском судопроизводстве

Кроме того, нынешнее толкование истины не обходится без изучения ее объективной и субъективной сторон. Различая действительность и образы, возникающие в человеческом сознании, диалектический материализм интерпретирует это как процесс приближения субъективного к объективному, как «объективизацию» субъекта и «субъективизацию» объекта[23], чем не ставится под сомнение реальность существующих предметов или возможность их полного изучения только потому, что органы чувств человека несовершенны и не способны правильно воспринять мир. Последние исследования в области психологии показывают, что, действительно, человек постоянно ощущает присутствие собственного внутреннего бытия при познании внешних предметных проявлений посредством органов чувств. Но субъективность эта не является для субъекта исходной данностью, поскольку психические процессы возникают вследствие интериоризации, т. е. перехода во внутреннее естество субъекта тех действий, которые первоначально направлены на внешние предметы. В ходе интериоризации все внешние действия обобщаются и объективно анализируются индивидом, а в большинстве случаев группой людей[24]. Тем самым воспринимающий субъект постоянно приближается к истинности существующего, пополняя багаж собственных знаний.

Предположение о субъективности истины – предположение того, что истина не существует вне субъекта, а суждение об объективности – это суждение о том, что истинные человеческие знания не зависят от самого человека. Сказанное позволяет более ясно утвердиться в мысли в отношении одного важного обстоятельства: отражение не обладает свойствами отражаемого, следовательно, неполнота и ограниченность истины это свойство познания объективного, но не познаваемого объекта. Одновременно, само по себе отражение реальности, не охватываемое мыслительным действием человека, не есть истина. Только когда сознание пронизывает отражаемую информацию, можно говорить о получении знания, а не о произволе субъективного. В то же время и его в некоторых случаях нельзя также признать за истину, поскольку нужна проверка критерием (практикой)[25].

Во многих познавательных системах субъект воплощает собой активное начало. Функционирование его целенаправленно и подчинено поставленным и осознанным им же самим задачам[26]. В связи с этим необоснованными представляются попытки построения концепции познания без субъекта. Так, Поппер выделяет три типа миров: физический мир, психический мир и мир научного знания. По мнению Поппера, обитателями третьего мира являются проблемы, проблемные ситуации, критические аргументы и др.[27]

Из объективности выводится конкретность истины, т. е. зависимость знаний от места, времени их получения. Здесь имеется в виду те условия, в которых существует объект в момент его отражения субъектом, так как некоторые виды человеческой деятельности имеют истинные положения, но при применении их к иным сферам оказываются ложными. Очевидно, что отход от фиксированных установок ведет к потере объективности истины.

Таким образом, объективную истину следует характеризовать как триединую формулу, складывающуюся из правильного отражения сведений, трансформированных мышлением субъекта, проверяемых с помощью практики. Объективность истины – гносеологическая объективность, истинное же суждение должно иметь описание свойств понятий и явлений. Путем их сопоставления выясняется в какой мере суждение о сущности согласуется с самой познаваемой сущностью. В свою очередь, поскольку сама сущность имеет объективно-реальное значение, т. е. предмет познания не входит в его образ, отображаемый субъектом, постольку истина возможна лишь как определенное приближение к предмету. Степень такого приближения зависит от многих факторов, благодаря чему истина всегда включает в себя момент, предопределяющий как ее содержание, так и границы применения. Такое осмысление истины приводит к выводу: объективная истина относительна. Многие представители материализма не видят этой особенности, истина рассматривается ими как некое неизменное знание, что неверно. Сведения, являющиеся истинными в окончательной форме, в определенный момент могут быть дополнены и изменены. Предела знания не существует, он не задан ходом познания[28].

Современные ученые все больше освобождаются от иллюзии завершенности всякого знания. Они осознают неизбежность появления новой информации, которая не поддается предвидению. Несостоятельные представления о приближающейся завершенности научного знания уступают место пониманию ограниченности результатов исследований. Неопределенность же границ познания указывает не только на относительность истины, но и на относительность абсолютности. По этому поводу Ф. Энгельс справедливо писал, что знание имеет абсолютное значение только в пределах чрезвычайно ограниченной области[29].

Обосновывая тезис об относительности, нужно понимать, что познание не есть совокупность окончательных истин в последней инстанции, но движение, умножение массы знания. Одновременно, модель, согласно которой познавательный процесс изображается в виде непрерывного стремления к истине, не приводит к парадоксальной ситуации типа: если приближение к истине бесконечно, то, следовательно, на каждом этапе дистанция между субъектом и объектом остается равнозначной. Данная коллизия разрешима, поскольку диалектика познания содержит в себе моменты прерывности и непрерывности, т. е. налицо интервальная природа истины. В связи с этим выделяют несколько аспектов понятия относительности истины. Во-первых, субъективность формы познания истины, состоящей в специфичности человеческих видов отражательной деятельности и во влиянии на нее социальных факторов.

Во-вторых, приблизительность суждений, не исключающих в определенных границах недостаточность точности, что ведет к искаженности имеющегося объективно.

В-третьих, ограниченность области применения суждений, которые вполне истинны, но относятся к узкой группе предметов исследования, либо наоборот, лишь в определенном отношении полно характеризуют чрезвычайно большие группы объектов. Истины двух указанных видов – это так называемые вечные истины, о которых говорил немецкий философ

К.Е. Дюринг в середине XIX в.[30] Они являют собой, как правило, утверждения, воспринимаемые в заранее установленных пределах, при наличии и соблюдении множества условий, исчерпать которые полностью нельзя ни в их реализации, ни в их познании и в их конкретизации. Иллюстрацией тому может служить часто приводимый в философской литературе пример о том, что вода кипит при ста градусах по Цельсию. Высказывание, на первый взгляд, окончательно и абсолютно по своему содержанию. Однако определение может быть и более точным (истинным) и, если попытаться его дать, то необходимо учесть ряд значимо качественных уточнений, круг которых очертить практически невозможно. Например, одними из подобных уточнений являются ссылки на атмосферное давление, на тип воды и др. Сказанное подразумевает, что «вечные» истины оказываются относительными, в процессе дальнейшего развития они дополняются и суммируются.

В-четвертых, интервальность границ. Относительная сторона объективной истины при адекватности теорий проявляется в ее переходе от одного интервала к другому. Внутри происходящего процесса получения знания идет формирование концептуальных основ, скачок от одной основы к значимо иной, преображает имеющиеся сведения и свидетельствует о шаге вперед. При этом устраняются целые неверные направления, образующие теории[31], уменьшается число ошибок, накопленных в ходе исторического прогресса. Структура современных фундаментальных наук и механизм скачкообразного движения в них подтверждает данный тезис[32].

Вместе с тем, отвергая отождествление истины с абсолютной истиной, будет неправильным противопоставить относительность и абсолютность. Каждая относительная истина органически включает в себя момент абсолютного знания, неопровержимого развитием науки. В свою очередь, абсолютная истина складывается их относительных истин. Их этого следует, что абсолютную истину трактовать нужно двояко: как элемент знания, входящий в состав всякой относительной истины, и как достаточно полную информированность субъекта познания о предмете его деятельности. И, если в первом случае абсолютная истина постигается на каждом этапе последовательного движения от незнания к знанию, то во втором она отображает процесс приближения субъекта к полному знанию. Именно поэтому речь должна идти не о существовании двух видов истины вообще – относительной и абсолютной, а о соотношении данных категорий в рамках одной и той же объективной истины[33].

Подытоживая все вышеизложенное можно сказать, что истина, являясь целью познавательного процесса, находит свое выражение в утвердительных и отрицательных суждениях, имеющих то или иное содержание. Однако содержание часто подлежит дальнейшему развитию и нередко заменяется другим, более истинным. Диалектическое понимание истины позволяет отметить один важный факт – рассматриваемая категория не есть застывшее неизменяемое отражение объекта. Это бесконечная, поэтапная последовательность результатов противоречивого движения, ведущего к углублению познания, все более точному, полному и всестороннему охвату объекта изучения. В соответствии с этим следует подчеркнуть, что появление знания обусловлено различными факторами и воспринимать его как постулат, который не требует дальнейшего совершенствования нельзя. Всякое сведение, находящееся в распоряжении изучающего, должно толковаться с точки зрения точности, достаточности и ясности, но не с позиций абсолютности, иначе можно утвердиться в мысли о завершенности результатов всякого изучения. И чем больше становится объем истинной информации, тем больше элементов точного накапливается в теоретических системах. Вместе с тем в свете диалектико-материалистического учения о познании в относительности нужно отличать частицы абсолютности, а в абсолютности видеть совокупность крупиц относительности. Только в этом случае истина может быть истолкована по форме как относительная (относительно-абсолютная), а по содержанию как объективная[34].

Еще одним из интереснейших вопросов, относящихся к проблеме истины, является вопрос о связи категории истины с терминами «достоверный» и «вероятный». Очень часто в литературе по логике не проводят различия между этими понятиями, а во многих случаях наблюдается даже отождествление достоверности с абсолютной истиной и противопоставление вероятности истине[35].

Между тем такой подход представляется не совсем правильным. Г.А. Геворкян полагает, что достоверным знание можно признать тогда, когда у нас имеется полное основание утверждать, что его истинность окончательно установлена, таковое не нуждается в дальнейшем обосновании, и потому у нас присутствует полная субъективная уверенность, убежденность в нем. Соответственно знание вероятно, когда у нас имеется не полное, а только некоторое основание считать его истинным, так что оно нуждается в последующем доказательстве, и потому вызывает в нас определенную уверенность, но мы готовы к тому, что эта уверенность не оправдается[36]. Как видим, автор исходит из концепции трактующей истину как движение к более достоверному знанию, из отрицания того, что вероятность есть заблуждение или ложь. И это совершенно справедливо, поскольку заблуждение суть ложное знание, принимаемое за истинное, а ложь – преднамеренное возведение заведомо неправильных суждений в истинные[37], тогда как вероятность представляет собой недостаточную доказанность положений, которые вполне могут быть истинными. Однако в определении Г.А. Геворкяна не просматривается отличие истины и достоверности, непонятно почему окончательную установленность истинности знания нельзя назвать истиной. В связи с этим следует присоединиться к мнению философов, уточняющих первое положение Г.А. Геворкяна, формулирующих его следующим образом: знание достоверно, когда у нас имеется полное основание утверждать, что истинность такового установлена в главном, в основном[38].

Затронув вопрос об истине и ее характере в гносеологическом плане, то есть в русле учения о всеобщем в познавательной деятельности человека, которое не акцентирует внимание на том какова сама эта деятельность (повседневная, научная, специализированная, профессиональная), раскроем вопрос о типах знания, видах познания и соответственно о видах истины.

Все познание, если взять его в перспективе, в определенной степени складывается из множества частных познавательных процессов, каждый из которых направлен на изучение какого-то конкретного объекта, того или иного промежутка действительности. Так идет выделение в отдельные отрасли накопленной информации, формируется своеобразный предмет исследования, вычленяются органические связи, имеющиеся в данной познавательной области. Это выделение обусловлено сознанием людей, социальной практикой, культурно-историческим развитием и в конечном счете ведет к результатам, не вписывающимся в рамки чисто философского знания, но относящимся к отдельному виду познавательного процесса. Каким же образом это происходит?

Всякому формированию стройной системы научно-теоретического знания предшествует длительная по времени стадия первоначального накопления опыта, представлений о мире. Специфической чертой этой стадии является приобретение субъектом неспециализированных сведений, получение обыденного опыта на основе «живого созерцания» как итога реализации познавательных способностей человека, которые связаны с органами чувств. С помощью последних человек имеет возможность без особых усилий, непроизвольно воспринимать внешнюю среду такой, как она есть, обретать минимум объективной первичной информации об объектах. Одновременно повседневное знание находит свое выражение в простом естественном общении. Оно не нуждается в построении сложных языковых образований, ему не требуется обязательная письменная форма. Теоретизированность здесь практически не применима, степень зрелости применяемых методов и средств крайне низка и зависима от элементарных потребностей [39].

Обыденному знанию соответствует обыденная истина, которую человек, как правило, не подвергает сомнению, поскольку для него она представляется в виде аксиомы типа: снег белый, море синее и т. д.[40] На самом деле, подобная истина есть не что иное, как простая констатация наблюдений.

Анализ обыденного опыта и знания достаточно важен, так как этот опыт, эти знания являются одними из основных составляющих более узких областей познания, источником первоначальных сведений, без которых нельзя обойтись в ходе дальнейшего поступательного развития человеческой мысли. Присутствие такого нижнего уровня знаний, включающего в себя повседневные понятия, совершенно очевидно в любой науке, имеющей сравнительно небольшой спектр теоретических положений и конструкций (например, в биологии).

Далее наблюдается становление организованных типов знаний, первый из которых можно обозначить как вненаучный, а второй как научный. Оба этих типа знаний образовались под воздействием повседневного, донаучного, вненаучного опытов. Несмотря на это, они не схожи между собой. Если говорить о вненаучном типе знаний, то можно отметить, что его теснейшую связь с историей народов и их культурой. На протяжении многих столетий в различных странах предпринимались попытки объяснения сущности мироздания, но попытки эти во многом были простым, хаотичным сплавом всех имеющихся сведений. Так появились алхимия, натурфилософия, астрология и т. д. Вообще же, данному типу присущи особые способы обоснования природных явлений, особые методы производства и воспроизводства знаний, а истина трактуется с мистической точки зрения[41].

Как это ни парадоксально, но со временем в среде вненаучного знания возникло знание научное, окончательно закрепившееся в европейской культуре в конце XVIII в. Принципы натурфилософии, провозглашавшие единство объективного и субъективного, целостность органической природы и прочее привели к новым идеям и теоретическим конструкциям, в основу которых было положено стремление найти объективные критерии изучения реальности[42].

Итак, научное знание – это более совершенный вид общественной деятельности человека, соотносящийся с научным познанием, которое характеризуется объективностью, толерантностью, доказанностью, определенностью, систематичностью и динамизмом[43]. В научном знании принято различать эмпирический и теоретический уровни. Такой дифференцированный подход связан с тем, что эмпирический уровень предполагает изучение объектов без углубления в их сущностное наполнение, тогда как на теоретическом уровне происходит раскрытие внутреннего содержания явления и его объяснение. Различие уровней состоит также и в методах (эмпирический уровень – наблюдение, эксперимент, индуктивное обобщение; теоретический уровень – анализ и синтез, идеализация, индукция и дедукция, аналогия, гипотеза), в соотношении чувственного и рационального коррелятов познавательной функции, в формах и фиксации полученных знаний (эмпирический уровень – научный факт; теоретический уровень – законы, принципы и научные теории)[44]. Однако различие не означает противопоставления, напротив, посредством совокупности обозначенных методов и специальных средств, которые согласуются с целевыми установками субъекта научного познания, последний способен достичь принципиально нового, неизвестного ранее знания.

Вновь приобретенное знание должно сообразовываться с критериями научности, потому что использование необходимых методов и средств еще не гарантирует признака научности. В философской литературе указывается, что проблема демаркации науки от ненауки своими истоками уходит в далекое прошлое. Предлагалось интерпретировать природу науки сугубо в математических терминах, в понятиях, относящихся к механике, и др.[45] В настоящее время большинство авторов под критериями научности понимают положения, задающие гносеологическую возможность для знания быть научным знанием. К ним причисляются универсальные критерии, являющиеся предельным ценностным базисом (формальная непротиворечивость, причинно-следственная связь, опытная проверяемость, рациональность, воспроизводимость, инвариантность), группа исторически преходящих нормативов, которые определяют интерпретативный, смыслообразовательный процесс (требования к онтологическим схемам, гипотезам существования, гносеологическим допущениям), группа дисциплинарных критериев, предъявляемых к отдельным отраслям деятельности[46]

Сноски