Молот и меч. Путь гладиатора

Команда и капитан и раньше не очень вмешивались во внутренние дела подростков-рабов, а теперь и вовсе перестали обращать на них внимание. Работа выполнялась вовремя и с надлежащим тщанием, больных и покалеченных не было, то есть порядок соблюдался. В этот рейс и в нижнем трюме все было спокойно, за время пути на поверхность был вытащен всего один труп, да и то бедолага преставился своей смертью, от непосильной работы.

Славиус тоже успокоился и начал соблюдать осторожность только в порту Карфагена, так как время стоянки, разгрузки и погрузки было наиболее удобным для мести. Подножка или незаметный толчок человека с тяжелым грузом на спине на шатком трапе мог закончиться трагически и все списали бы на несчастный случай. Но опасения оказались напрасными, Косой не предпринял никаких действий.

Выгрузив партию зерна, галера приняла в трюмы верхней палубы драгоценную красную медь, тяжело просев до самого бархоута[10 - Бархоут – пояс наружной обшивки у грузовой ватерлинии судна]. Пополнили запас воды и провизии и капитан дал приказ отчаливать. Корабль плавно отошел от карфагенского причала и, не дожидаясь попутчиков, вышел в открытые воды. Команда торопилась пересечь море и доставить медь на остийские верфи до прихода северных ветров. Обратный путь был также спокоен, день за днем проходили размеренной чередой. Уже не одинокие залетные, а целые стаи чаек кружили иногда над кораблем в поисках объедков – это означало что берег уже близок, до Остии оставался день ходу.

Последнее время Славиус ловил на себе заинтересованный взгляд гортатора, старого служаки, оценивающего рабов с точки зрения пригодности к работе в качестве гребцов. Вот и сегодня, проходя мимо Славиуса, сворачивавшего ванты, гортатор вдруг остановился и, оглядев его с ног до головы, произнес с ехидной усмешкой:

– Да, а ты вырос, парень. И в кости крепок, и мясом оброс.

Он ощупал мускулы на руках юноши и удовлетворенно хмыкнул:

– Ну ладно, работай… поглядим…

Вожак подошел и, как будто знал, о чем был разговор, дружески похлопал Славиуса по плечу:

– Что призадумался, Славиус? Не дрейфь! Держись меня, уж я-то знаю, как договориться с этим могильщиком.

Слова гортатора могли означать только одно – недалек тот час, когда крышка люка захлопнется над головой Славиуса и перечеркнет все его надежды. Это был сигнал тревоги, и нужно было действовать.

Глава 7

Солнце скатывалось за море, день угасал, и можно было отдохнуть. Славиус окатил себя из ведра морской водой и нырнул под тент из промасленного полотна, который был натянут поверх бушприта от борта к борту для защиты от непогоды. Самые младшие уже притащили из камбуза дымящийся медный таз с вареной рыбой, и все рассаживались вокруг, поглядывая на Косого, ожидая разрешения начать трапезу. Тот не торопился, напустив на себя солидности, зевал и потягивался, всем своим видом показывая, сколь незначительным событием является это пустое дело для настоящего мужчины.

Славиус, не дожидаясь Косого, раздвинул мальчишек за плечи, стал брать куски рыбы и раздавать сидящим без разбору. В результате на дне таза осталась лежать, дожидаясь Косого, одинокая тощая рыбешка, да еще и с оторванным хвостом. Демонстративно набив рот, Славиус делано строгим голосом приказал:

– Чего ждете? Всем быстро есть, пока чайки не налетели!

Ребятня дружно зачавкала, работая челюстями, с них спрос недолог, всю ответственность взял на себя Славиус. Большая часть команды была бы рада, если б место вожака занял сильный и справедливый Славиус. Все ожидали, что Косой бросится в драку, но он молча отошел в сторону и сидел с безразличным видом.

После ужина, стыдливо отрыгивая, Кот подсел к своему покровителю, и они долго о чем-то говорили вполголоса. Никто не мог заснуть, все знали, что такое происшествие не может пройти бесследно, и каждый решал, чью сторону принять, Славиуса или Косого. Опозоренный вожак не предпринимал никаких действий и вскоре усталых морских рабов сморил сон.

Славиус был готов, когда Косой и Кот, посчитав, что он уже спит, навалились на него вдвоем и пытались обмотать цепями. Единственное, чего не мог предусмотреть юноша, так это то, что оба нападавших окажутся свободными от кандалов. Цепь захлестнулась на шее Славиуса, он едва успел подсунуть под нее правую руку, не давая сдавить горло. Удары сыпались градом, но Славиус не обращал на них внимания. Стараясь дышать ровно и глубоко, он невероятным усилием руки ослабил удавку, чувствуя, как кто-то из нападавших пытается цепью обмотать его ноги. Набрав воздуха в легкие, резко и сильно ударил в маячившее перед ним пятно лица. Раздался хруст сломанной переносицы, Кот, а это был он, взвыл и ослабил хватку. Славиус резко сел, сбросив с себя противника. Косой, сидевший на ногах, оглянулся и потерял бдительность, мгновенья хватило защищавшемуся юноше, чтобы освободить ногу и закинуть цепь ножных кандалов на шею вожака. Изогнувшись змеей, Славиус резко выбросил ногу в противоположную сторону, затягивая железную удавку, одновременно схватив отползающего Кота за лодыжку. Обеими руками он тянул извивающееся тело к себе, уворачиваясь от бестолковых и суетливых ударов. В ногах бился в конвульсиях Косой, издавая предсмертные хрипы, а руки искали горло второго противника, который верещал поросенком, почувствовавшего приближение смерти. Последним усилием Кот пытался вырваться из железных рук, одна из которых мертво держала его за поясную веревку. Ему удалось развернуться, и он пытался дотянуться руками до щели между бушпритом и полом палубы. Но левая рука Славиуса уже дотянулась до его шеи и, заведя ее за подбородок, он, чувствуя, как рвутся жилы на руках, потянул голову Кота к себе. Сердце гулко бухало в груди, и на девятом ударе раздался глухой хруст ломающихся позвонков.

Рука плетью бессильно упала на пол одновременно с безжизненным телом несчастного Кота. В ногах уже не дергался Косой. Славиус упал на спину, звездное небо качалось перед лицом победителя, а по лицу его текли слезы. Этих слез не видели остальные члены команды, разбуженные возней и шумом и с ужасом наблюдавшие за смертельной схваткой. Каждый из них жалел теперь, что не оказал помощи победителю, чем обеспечил бы почетное место по правую руку нового вожака.

Славиус с усилием поднялся и сел. Кто-то услужливо подал ему ковш с водой, и он жадно пил, радуясь, что мягкий свинец ковша заглушает стук зубов. Повинуясь взмаху его руки, ребята дружно подтащили и сбросили безжизненные тела за борт. Потом они долго вполголоса переговаривались, обсуждая детали схватки, а Славиус провалился в тяжелый сон.

Глава 8

Утром, когда обнаружилась пропажа двух рабов, началось дознание. Матросы обыскали все судно, но не нашли каких либо следов. Взбешенный гортатор, получив нагоняй от капитана, стегал поочередно плетью подростков и выпытывал, кто что видел. Все как один уверяли, что ничего не видели и не слышали. Гортатор еще больше бесился, хотя прекрасно знал, что даже каленым железом не сможет допытаться до истины. Он был уверен, что не обошлось без Славиуса, но не мог поверить, что тот смог справиться с двумя дюжими парнями, каждый из которых был старше и не на много уступал ему в силе. К тому же разбитое лицо и кровоподтеки на руках и теле юноши говорили о том, что этой ночью случилась нешуточная драка. Но даже у видавшего виды вояки никак не укладывалось в голове, что четырнадцатилетний мальчишка мог убить двоих и выбросить за борт.

Хозяин не будет разбираться и просто напросто вычтет из жалованья стоимость двух рабов. А это ни много, ни мало – шестьсот, а то и семьсот сестерциев. О, боги, если б знать, что так выйдет. Гортатор, самолично отстегнувший цепи на ногах Кота и Косого перед ужином, ожидал совсем другого исхода. Эти двое должны были поднять ночью шум, якобы предотвратив попытку побега Славиуса с галеры, заодно выместив на нем всю свою злость. За попытку побега начальник нижнего трюма на законном основании отправил бы Славиуса на весла, где тот и закончил бы свой путь через год другой.

Легионеры и матросы собрались на мостике кормовой рубки и наблюдали за происходящим сверху. Жизнь на море однообразна, а тут перед их глазами разворачивался настоящий спектакль. Всем была безразлична судьба малолетнего раба и они раззадоривали и без того обозленного гортатора:

– Всыпь ему как следует, старина! Сдери с него кожу своим бичом.

– Сбрось его в трюм, и если он не сломает шею, я выставлю пинту вина.

Бешенству гортатора достигло предела, и он крикнул своим подчиненным:

– Откройте люк! Скиньте этого мерзавца вниз, если не сломает себе шею, сгниет там заживо. Уж я об этом позабочусь.

С рубки спустился ветеран-легионер, тот самый, что иногда разговаривал со Славиусом, и подошел к гортатору.

– Ты не сделаешь этого, парень ни в чем не виноват.

– Какая разница, виноват, или не виноват. Раб, он и есть раб. Его жизнь ничего не стоит, и не важно, умрет он сегодня или завтра, в трюме или в каменоломне.

Старый легионер вытянул на две пяди боевой меч из ножен, его изборожденное шрамами и морщинами лицо затвердело от решимости.

– Сынок, я не знаю, как ты воевал до отставки, может быть смелости тебе не занимать, но твой вчерашний поступок не делает тебе чести. Я видел, как вчера вечером ты отстегнул кандалы на ногах тех двоих. Откуда мне было знать, для чего ты это делаешь. Может они заплатили тебе, чтоб ты помог им бежать, а теперь ты заметаешь следы?

Гортатор побледнел и весь покрылся испариной. Если хозяин узнает, не миновать беды. За пособничество рабам в побеге лишат всех званий, наград и пенсии. Позор всей фамилии, а то и самому наденут рабский ошейник на шею. Ноги его подкосились от таких мыслей, и он прохрипел:

– Что ты хочешь, Оптион?

– Я хочу, чтоб ты забыл об этом парне, а я забуду о вчерашнем. И посоветуй хозяину продать его, здесь ему не место. Придумай чего-нибудь, мол, больной и ленивый.

– По рукам! Я могу быть уверен в тебе?

– Слово солдата тебя устроит? Ну, по рукам!

– И все-таки я не понимаю, какое тебе дело до этого раба?

Славиус, стоял в стороне у фальшборта и не слышал разговора. Он понимал, что речь идет о его судьбе и напряженно ожидал итога. Увидев улыбающееся лицо старого солдата, он облегченно вздохнул и расслабился. Его вчерашний план сработал не так, как он рассчитывал. Он надеялся, что после ночной драки его продадут на берегу, и таким образом ему удастся избежать трюма, куда вознамерился упрятать его гортатор. Но когда ночью цепь обвилась вокруг шеи, он почувствовал, как железные когти смерти приближаются к его сердцу и ему не оставалось ничего другого, как самому убить. Косой, сговорившийся с гортатором и обещавший только наказать Славиуса публично, на самом деле хотел через его смерть вернуть свой авторитет и смыть позор, которому подвергся во время вечерней трапезы. Легионер подошел к Славиусу и, положив руку на плечо парня, сказал:

– Прощай, парень. Тяжело тебе придется с твоим характером, но ты пройдешь свой путь до конца.

– Спасибо, отец!

Славиус вздрогнул от произнесенных собой слов. Он и не подозревал, что знает такие слова, они вырвались из его уст помимо его воли. С трудом сдерживая нахлынувшие на него чувства, он повернулся и пошел прочь.

Старый солдат смотрел ему вслед, покачивая головой и с горькой усмешкой на губах. Жена его умерла при родах много лет назад, и он так и не женился впоследствии, проведя всю жизнь в боевых походах. Может быть, таким он видел своего неродившегося сына, похожим на Славиуса, ловким и сильным, умеющим защитить себя.

Глава 9

Галера бросила якорь в шумной и тесной гавани Остии встала на рейде дожидаться своей очереди на разгрузку. Что и как устроил гортатор, отправившийся вместе с капитаном на берег на доклад к хозяину, Славиус не знал, но его на следующий же день отправили на берег. Он опять оказался на невольничьем рынке, где сотни таких же несчастных рабов всех возрастов ожидали своей участи, надеясь на лучшую долю.

Каждое утро их выводили на невольничий рынок Остии, где они стояли группами, отсортированные по возрасту или по ремеслу, и покупатели осматривали, ощупывали приглянувшегося раба и торговались с продавцами. В четырнадцатилетнем подростке уже просыпался мужчина, и Славиус с интересом приглядывался к молоденьким рабыням. Но не только инстинкты руководили им, но в девичьих лицах он с надеждой искал знакомые черты той маленькой девочки, которая много лет назад стала его сестрой. Однажды взгляд его наткнулся на фигурку девочки лет десяти-одиннадцати с длинной русой косой, стоявшую к нему спиной ярдов в сорока. Славиус рванулся, натянув цепь, девочка в этот момент оглянулась, и он поник, разочарованный – чужое лицо, чужой взгляд. «Да ведь Русане уже лет восемнадцать-девятнадцать, она ведь старше меня. А узнаю ли я ее? Конечно, узнаю» – он был уверен, что они узнают друг друга, сколько бы лет ни прошло с момента их расставания.

В центре рынка находился аукцион, где продавались особо ценные рабы, искусные в каком либо ремесле или отличающиеся красотой юноши и девушки. Рабы стояли на вращающемся помосте, и глашатай выкликал достоинства продаваемых. Он сопровождал свою речь шуточками и прибаутками, привлекая внимание публики. Покупатель приказывал рабу раздеться, осматривал его со всех сторон, щупал его мускулы, заставлял соскакивать с помоста и запрыгивать обратно, чтобы посмотреть, насколько он ловок и проворен.

Специальные люди следили за соблюдением правил продажи: продавец должен был повесить на шею раба табличку и в ней указать, не болен ли раб какой-либо болезнью, нет ли у него физического порока, мешающего работе, не повинен ли он в каком преступлении, не вороват ли и не склонен ли к бегству. В табличке также указывалась и национальность раба. Репутация Славиуса, как склонного к преступлениям и побегу, не позволила торговцу выставить его на продажу с аукциона, не то не миновать бы ему гарема какой-нибудь богатой римской развратницы.

Молодые рабы пользовались большим спросом, и Славиусу приценивалось много желающих, но их отпугивала высокая цена, которую установил его хозяин, желавший хотя бы частично возместить убыток от потери двух рабов. Однажды стареющая матрона, возжелавшая иметь молодых наложников, увидев Славиуса со спины и очарованная его мужественной фигурой, ухватила его за плечо и развернула к себе. Предупрежденный товарищами, юноша обернулся, скосив глаза и пустив слюну, да еще затряс головой. Матрона отпрянула со словами: «О боги, какое страшилище!».

За несколько дней, проведенных среди таких же, как он, невольников, Славиус узнал много нового. Особым спросом пользовались рабы, обученные какому-либо ремеслу, крепкие и с кротким нравом. Цена на них была втрое, а то и вчетверо больше, чем на рабов, не владевших какими-нибудь навыками. Выбирали невольников также по национальности. Галлы считались прекрасными пастухами, особенно для конских табунов, а рослых, крепких каппадокийцев покупали в богатые дома носить носилки. Даки считались прекрасными овчарами, а особенно высоко ценившиеся врачи, чтецы, учителя, вообще образованные рабы, чаще всего были греками.