Остров быка

Хорив, решительно топавший перед ними, испытывал нечто похожее. До начала осады он был слишком мал, чтобы помнить поездки за пределы города, однако он предпочел бы скорее умереть, чем признался бы в снедавшей его неуверенности. Поэтому, назвав Этолию в качестве цели их путешествия, он выбрал дорогу, ведущую, как он считал, в нужном направлении и постарался выкинуть из головы все сомнения на этот счет. А между тем каждый их шаг уводил их от вожделенной Этолии все дальше и дальше. Но Хорив ничего этого не знал и продолжал идти вперед с упорством, родившимся от брака его молодости с его же невежеством.

Этот путь сквозь ночь, озаренную трепетным светом пожарищ, запомнился им надолго. Время от времени до них из темноты доносился звук, который мог быть только хрустом разгрызаемых костей: ночные хищники собирали свою кровавую жатву, пожирая щедро устилавших землю Фимбрии мертвецов. И на этот пир собирались не одни лишь волки. В неверном отсвете охватившего уже чуть ли не половину Трои огня Хорив с ужасом различил двуногую тень оргиях в десяти от них, увлеченно рвавшую зубами и когтями чей-то труп, и без того уже изуродованный до неузнаваемости. Облик неведомого существа постоянно видоизменялся, текучий, как вода, а иногда оно и вовсе делалось полупрозрачным, почти исчезая из глаз. Словно зачарованный, следил Хорив за этими превращениями, не в силах двинуться с места. Почувствовав это, тварь резко выпрямилась, став похожей на уродливого человека, и обратила в их сторону горящие хищным желтым огнем глаза. «Эмпуса», – вихрем пронеслось в сознании охваченного ледяным ужасом Хорива. Ставшими вдруг непослушными губами он тихо забормотал все ругательства, какие только смог вспомнить, и это, как ни странно, подействовало. Тварь вздрогнула, словно ее окатили кипятком, и, разочарованно взвыв, метнулась прочь, мгновенно растаяв в ночи. Хорив, не слишком веривший в то, что брань способна отпугнуть нечисть и нежить, только моргнул, удивленный столь эффектным результатом.

…тварь выпрямилась, став похожей на уродливого человека…

Вингнир и Фарика ничего не заметили. Это был слишком длинный день, и они буквально валились с ног, с трудом заставляя себя двигаться дальше. Единственным, что еще не давало им упасть, был их страх, но и он с каждой минутой становился все слабее, растворяясь в густеющей пелене усталости.

– Нельзя спать! – осознав, что с ними происходит, воскликнул Хорив и в отчаянии оглянулся. Лучезарная Эос еще не поднялась со своего восточного ложа, и один лишь Аргус взирал сейчас с темного, затянутого дымом пожарищ неба на разоренную землю своими больными, воспаленными глазами-звездами, сочившимися мутным, словно гной, светом. Но даже его было вполне достаточно, чтобы Хорив понял: с наступлением утра на этой пустынной равнине не заметить их сумеет только слепой. И тогда за их жизнь никто не даст и ломанного халка.

– Нам нужно уходить отсюда, – настойчиво произнес Хорив и, взяв детей за плечи, резко встряхнул их. – Слышите? Если мы к утру не уберемся от Трои как можно дальше, мы погибнем.

– Зато выспимся, наконец, – безразлично ответил Вингнир, с видимым усилием разлепив отяжелевшие веки.

– Ну, еще немного, – взмолился Хорив, едва не плача от собственного бессилия. Если бы он был уверен, что это подействует, он сейчас встал бы перед детьми на колени и поцеловал бы их постолы. Все, что угодно, лишь бы только они послушались его.

– Пожалуйста.

– Хорошо, – медленно, как сомнамбула, отозвалась Фарика. – Но только немного.

Вздох облегчения, исторгнутый Хоривом, был слышен, наверное, по другую сторону Геллеспонта. Дети нехотя тронулись дальше, еле переставляя ноги и спотыкаясь на каждом шагу. Хорив ежеминутно подталкивал их в спину, ощущая себя Сизифом, обреченным на изнурительный и бессмысленный труд. Однако, как бы ни было их продвижение мучительно замедленным, они все же уходили прочь от преданной огню и мечу агонизирующей Трои. А это сейчас было самым главным.

Местность вокруг них постепенно менялась. Все чаще встречались крохотные рощицы, перемежавшиеся глубокими, с обрывистыми краями оврагами, на дне которых весело журчали многочисленные ручьи. У одного из них Хорив на минуту остановился, чтобы умыться и утолить жажду. Теплая, мутноватая вода немного освежила их, вернув каплю бодрости и сил. Выбравшись из оврага, они вновь побрели на запад, пошатываясь под мягким, но необоримым грузом усталости, давившим на них все сильнее и сильнее. Наконец Фарика не выдержала и, вызывающе подняв вверх подбородок, с расстановкой произнесла:

– Я – больше – не – могу.

Хорив остановился. Вокруг ничего не напоминало о войне, от которой они сбежали, только далеко позади, из-за поросших редким лесом холмов подымалось слабое зарево, смешиваясь с сероватым светом зари, в котором поблекли и уже начали таять звезды.

– Что ж, – сказал он и поразился, каким глухим и невыразительным стал его голос, – я думаю, мы можем остановиться там.

Он вяло махнул рукой в сторону неглубокой балки, полностью скрывавшейся за густыми зарослями шелюга. Дети были так измотаны, что ничем не выразили своей радости, молча направившись в указанном направлении. Забравшись в прохладное нутро оврага, подальше от посторонних глаз, брат и сестра ничком повалились на землю и тут же заснули, свернувшись калачиком и крепко обнявшись, словно боялись, что кто-нибудь разлучит их во сне. Протяжно вздохнув, Хорив расположился рядом с ними, заложив руки за голову и с наслаждением вдыхая свежий и немного терпкий аромат альфы, чьи высокие мягкие стебли он примял своей спиной. Его веки слипались, но все пережитое накануне не давало ему расслабиться, и он некоторое время следил за мерным колыханием гибких ветвей у себя над головой, тихонько шептавшихся о чем-то, недоступном простым смертным. На какой-то миг ему показалось, что он различил в их переплетении невероятно, невозможно прекрасное девичье лицо, взглянувшее на него сверху вниз и лукаво улыбнувшееся ему. Но видение тут же исчезло, оставив после себя лишь еле слышный отзвук, похожий на далекий чистый смех. Хорив моргнул, удивленный – и не смог уже снова открыть глаза. Невесомая волна подхватила его тело, вздыбила на мгновение – и закружила в своих мягких объятьях, нежно покачивая его из стороны в сторону. Это было так невыразимо приятно, что Хорив улыбнулся в ответ – и уснул, ни о чем больше не беспокоясь. А над землей многострадальной Троады медленно, но верно разгорался новый день…

Глава 2

Хорив открыл глаза и некоторое время лежал, пытаясь сообразить, что его разбудило. Тишина и истома, разлитые в воздухе, дали ему ясно понять, что уже далеко за полдень. Сквозь густую листву шелюга, за которой совершенно скрывалось небо, лился приглушенный свет, наполнявший овраг туманным опалесцирующим сиянием, создавая впечатление пронизанного солнцем моря на мелководье. Казалось, взмахни руками – и ты поплывешь в этом рассеянном неземном свете, стремительный и грациозный, как дельфин. Но махать руками Хориву сейчас хотелось меньше всего. Ощущая переполнявшие его душу покой и умиротворение, он лишь лениво потянулся, расправляя затекшее за ночь тело, и с радостью убедился, что долгий сон полностью восстановил его силы. Только пустой желудок немного омрачал общую радужную картину, но Хорив с оптимизмом, свойственным юности, подумал, что с этой проблемой он справится без труда.

Подтянув колени к подбородку, Хорив одним упругим прыжком встал на ноги, едва не рассмеявшись от легкости, с какой ему это удалось. И замер, насторожившись.

Голоса.

Где-то совсем близко раздались голоса, и их тон, грубый и полный неприкрытой угрозы, мгновенно разрушил хрупкое очарование этого места. Только сейчас Хорив заметил отсутствие Вингнира и Фарики, и предчувствие нависшей над ними опасности ледяной рукой стиснуло его сердце. Помянув всех богов, он зло плюнул, но тут же взял себя в руки. И напряженно прислушался, даже затаив дыхание, чтобы не пропустить ни слова.

– Хо, Геонт! – словно дальний гром, разнесся над балкой чей-то гулкий бас. – Взгляни, какая славная малышка!

– Не трогай ее! – пронзительно вскричал Вингнир, и сейчас же до Хорива долетел звук тяжелой оплеухи.

– А ты не лезь, – лениво сказал тот, кто звал Геонта. – До тебя очередь еще не дошла.

– Что тут у тебя, Лихий? – вмешался новый голос, похоже, того самого Геонта.

– Пара недорослей, решивших погулять по нашему лесу.

– Да ты счастливчик, Лихий. Сдается мне, если тебя бросить в выгребную яму, ты и оттуда вылезешь с пазухой, полной талантов.

Громкий гогот был ответом на эту незамысловатую шутку. «Четверо», – прикинул Хорив, вслушиваясь в раскаты этого смеха. Пригнувшись, он медленно двинулся к месту событий, следя, куда ставить ногу, чтобы треском сухих веток, густо устилавших дно оврага, не выдать своего присутствия. Увлеченный этим занятием, он пропустил несколько фраз из разговора, однако следующие слова все же достигли его сознания, заставив его вздрогнуть и побледнеть.

– Эй, Беонф! Как думаешь, сколько нам за них заплатит Креонт?

– Достаточно, чтобы пару недель тебя обслуживала лучшая во всей Мисии гетера.

– Точно, – бухнул чей-то другой голос, странно глухой, словно у говорившего была повреждена гортань. – А не Креонт, так за таких смазливых Полион или Алех точно не поскупятся, так что в накладе не останемся.

– Устроить торги? – задумчиво произнес Геонт. – А это мысль! Молодец, Фокий, это тебе зачтется.

– Ты, Геонт, вместо денег разреши мне лучше самому их попробовать. Чтобы, так сказать, знать, что продаем.

– Фокий, твоего отца случайно не Приапом звали? – рассмеялся Лихий. – Ты же только утром…

– Так то ж с дриадой, – небрежно фыркнул Фокий. – А с ней все равно, что с поленом: лежит, как неживая, только зенки в небо таращит. Ну, Геонт, жалко тебе, что ли?

– А, делай, что хочешь. Только помни: товар нам нужен живой.

– О чем речь, Геонт! Ты же меня знаешь!

– Знаю. Потому и предупреждаю.

– Хорошо, я буду о-очень осторожен, обещаю. Особенно, если ты, малышка, будешь о-очень послушна. А ты ведь будешь, верно?

Эти слова оказались последней каплей. Ярость, неведомая ему доселе, захлестнула Хорива черной, жгучей волной. Даже когда на его глазах погибли его родители, Хорив не испытывал такого гнева, как сейчас. И этот гнев буквально вздернул его за шкирку и бросил из-под защиты шелюга вперед, прямо на расплывшиеся в наглых, похотливых ухмылках рожи.

– Ого, да тут еще один! – протянул ражий детина с сажеными плечами, сидевший на корточках перед перепуганной Фарикой, и Хорив узнал голос Фокия. Услышав это восклицание, к Хориву повернулись и остальные трое, один из которых держал за плечи Вингнира, чье лицо было залито слезами и кровью, хлещущей из разбитого носа.

Хорив сразу понял, кто перед ним, хотя никогда раньше не сталкивался с подобными людьми. Однако его отец достаточно рассказывал о том, что творилось в окрестностях Трои до начала войны, чтобы Хорив мог ошибиться. Это были лапифы – разбойники, промышлявшие грабежами на дорогах Эолиды, Фригии и Мисии и частенько совершавшие набеги на восточное побережье Эллады, хозяйничая там от Алкидии до самой Арголиды. Одна лишь Фракия была избавлена от их назойливого присутствия благодаря своим гипотоксотам – вооруженным луками конникам, которых сами фракийцы называли кентаврами. Лапифы занимались своим ремеслом с незапамятных времен, передавая его традиции от отца к сыну, и целые племена их жили одним лишь разбоем, не мысля себе ничего иного. За поколения у них выработался определенный стиль, тяготеющий к лесным засадам, отчего, собственно, они и получили свое имя – древолюди. Лапифы были истинными мастерами маскировки, раскрашивая свои лица грязью и соком трав и вплетая в одежду и волосы зеленые ветви. Так что в густом кустарнике они становились совершенно невидимы, сливаясь с фоном, и возникали перед ошеломленными путниками как будто из ниоткуда, не встречая практически никакого сопротивления.

Хорив сглотнул. Он знал, что против этих людей, привыкших к оружию, как к своему собственному продолжению, и пускавших его в ход не задумываясь, у него нет ни единого шанса. Но несмотря на это он и не подумал отступить, сбежать от грозившей ему сейчас опасности, а, напротив, сделал еще один шаг вперед, подальше от спасительного шелюга, что так зазывно шелестел за его спиной. Страх, обыкновенный человеческий страх за свою жизнь смешался в душе Хорива с клокотавшей внутри нее злобой, и эта гремучая смесь стала подобием греческого огня, в любой момент готового вспыхнуть и испепелить все, что посмело бы оказаться на его пути.

– Уходите, – омертвевшими вдруг губами произнес Хорив, глядя на разбойников тяжелым, сумрачным взглядом, на самом дне которого едва заметно тлел, постепенно набирая силу, огонек смертоносного безумия.

– Уходите, и я ничего вам не сделаю.

– Ты слышал, Лихий? – намеренно растягивая слова, спросил Геонт, небрежно опиравшийся на массивный энкос, воткнутый тупым концом в землю. – Нам угрожают.

– Слышал, – кивнул другой лапиф, одетый в густо перевитую плющом пегую абаю из козлиной шерсти и вооруженный хищно изогнутой, словно изготовившаяся к броску змея, махайрой. Кровожадно ощерившись, он презрительно сплюнул, и его ладонь легла на рукоять меча, любовно огладив ее от крестовины до навершия.

– Ну, зачем так, Лихий? – явно развлекаясь, покачал головой третий – гигант даже побольше Фокия, без всякого напряжения державший на плече тяжеленный гердан – двуручную палицу, увенчанную огромным шипастым шаром. – С детьми так нельзя.

– А как можно? – приняв его игру, поинтересовался Лихий, опуская руку.

– А вот так!