Исла Корто. Часть 2. «Глаз Игуаны»

– Мне объяснили, что он заметен на тонких уровнях. Как свет в ночи для того, кто может там видеть. Особый образ жизни и специальная подготовка позволяют некоторым индейцам проделывать такие штуки. Экстрасенсы, говоря современным языком. Кстати, не знаете, что вызвало его активность? Вы что-нибудь делали с ним?

– Я ничего не делал. Говорю же, что не держал его в руках.

Профессор удивлённо посмотрел на меня:

– Анна?

У меня возникло чувство, что я отвечаю урок учителю, стоя у доски.

– Я хотела здоровья мужу и нормальной жизни для нас обоих. И я не хочу расставаться с нашей находкой.

Родригес поёрзал на стуле, обдумывая мои слова.

– Но как? Как Вам удалось открыть «Глаз Игуаны» без подготовки, без обряда, без посвящения?

– Я молилась.

– И всё? А кому?

– Разве это важно, если искренне просишь?

– Интересно, интересно… – Родригес барабанил пальцами по своему портфелю, раздумывая. – А потом что?

– Потом камень вздрагивал. И мне было очень плохо.

– Вот-вот, – сказал Родригес уже вполголоса, словно сам себе.

– Что это значит, профессор? И что это за камень? – Сэм внимательно смотрел на учёного.

– Камень? – переспросил тот. – Редкая разновидность зелёного агата. С ювелирной точки зрения – середнячок, не имеющий особой ценности. Золото, кстати, тоже не самое чистое. Важно другое. Считается, что такой камень обладает магическими свойствами. А именно этот добыт в определённом месте в нужное время и обработан особым образом. В этом его ценность. И я не решусь даже думать о его возрасте.

– Откуда Вы это знаете? Вы же его никогда не видели?

Учёный усмехнулся.

– Я много лет занимаюсь возвращением таких реликвий «на родину», так сказать. А «Глаз» – одна из важнейших в культе майя. И сведения о нём передаются среди жрецов от поколения к поколению. К тому же, триста с чем-то лет после его утраты, не такой большой срок, чтобы забыть о нём. С Вашего позволения, – обратился он ко мне, – я бы хотел взглянуть на амулет. Это возможно?

Я вышла из-за мужа, встав рядом с ним, и вытащила из-под рубашки предмет нашего разговора. Мне даже показалось, что камень как-то по-особенному блеснул, отражая неяркий свет библиотеки.

Профессор, не ожидавший такого быстрого осуществления своей просьбы, уставился на медальон. Он медленно поднялся, небрежно сбросив портфель на стул, и осторожно приблизился ко мне. Нагнувшись, чтобы его глаза оказались на одном уровне с камнем, левой рукой он взялся за оправу очков, а правую отвёл за спину.

– Ицамна… – прошептал он через минуту созерцания, во время которого он, кажется, не дышал.

Я спрятала амулет под ткань.

Профессор медленно выпрямился и принялся неторопливо расхаживать между стеллажей туда-сюда. Мы молча ждали, чем это закончится. Наконец он снова уселся на стул. Выдержав паузу, он повертел в руках свой портфель, поставил его на пол и выговорил:

– Извините, я под впечатлением. Не каждый день находишь такую реликвию. В таких случаях я предлагаю владельцам деньги. По-настоящему хорошие деньги. Но я вижу, что вы не простые обыватели.

Мы слушали. Учёный продолжал:

– В вашем случае я не знаю даже, чем вас заинтересовать. Однако я бы не советовал вам использовать амулет в дальнейшем.

– Почему? – спросил Сэм.

– Нужна своя техника безопасности, – ответил профессор. – Вся эта обрядовость с ритуалами не для красоты. Расплатой за вмешательство в естественный ход вещей рано или поздно становится смерть. Говорите, вам было плохо? Видимо, в этом всё и дело. А жрецы, как сейчас скажут, умели делегировать ответственность за свои дела. И, конечно же, они не тревожили богов каждый день по пустякам. Поэтому я рекомендовал бы вам уступить «Глаз Игуаны» в пользу исторических владельцев. Готов обсудить ваши условия.

Я не нашла, что ответить. Умом я понимала его правоту, но согласиться с ним так быстро я не могла. Выбор был прост: вернуть вещь хозяевам, туда, где она нужна, полезна и будет на своём месте, или оставить её себе, рискуя утратить и не имея возможности использовать. При этом мне пришлось бы постоянно скрывать её от всех. Выбор был очевиден, но принятие этого выбора требовало времени и усилия над собой. Мой эгоизм стоял запертой дверью на пути к новым событиям и горизонтам.

Сэм тоже молчал, понимая, что не ему принимать решение.

После возникшей паузы наш гость подытожил:

– Давайте так: пока оставим всё как есть. Пусть каждый подумает, чего он хочет в этой ситуации. Мне тоже нужно кое с кем посоветоваться. Я навещу вас через пару дней. Если понадоблюсь, вот мой номер. И берегите себя, пожалуйста.

Он положил на стол визитку с витиеватым узором в виде рамки.

Мы так и оставались на месте, пока профессор сам отпирал себе дверь и выходил на улицу.

Какое-то время мы наслаждались тишиной после тяжёлого разговора. Затем Сэм сказал негромко:

– В общем, к этому всё и шло.

– Да, дорогой. Наверное, всё к лучшему. Просто иногда нужно суметь это понять.

Дверной колокольчик снова напомнил о себе. В библиотеку вошёл солидный мужчина, по типажу очень похожий на профессора Родригеса, только моложе и выше. И если наш предыдущий посетитель был гуманитарием, то вошедший выглядел как явный специалист в технической сфере. В руке он держал аккуратный алюминиевый кейс.

При попытках внимательнее разглядеть этого человека взгляд словно расплывался, теряя фокус. Мне показалось, что на лице вошедшего росла небольшая бородка, но я не была уверена.