Необычные истории. Непридуманные маленькие рассказы

Дни летели незаметно, и настал сентябрь. Я чувствовал кожей, что пьянки не избежать, и решил ее возглавить. Наведался в продуктовый магазин, купил несколько бутылок водки и подготовка к моему дню рождению официально началась. После рабочего дня накрыли столы, уставили их тарелками с всякими закусками, и начали праздновать. Я совершенно был уверен, что с такими многочисленными и вкусными закусками никто из моих работников не отключиться, даже если много выпьет, и выйдет утром на работу. Но я, видимо, ошибся.

В разгар застолья буровики достали банку браги и стали ее пить, перемежая с водкой, которой вообще-то было много на столе. Потом в комнате отключился свет, и один буровиков достал нож и воткнул его в рядом сидящего водителя. Когда мы зажгли свечи и фонарики, он сидел бледный, и, наверное, еще ничего не понял, только стонал от боли. Бить буровика времени не было, и его оставили на закуску.

Завели уазик, и поехали с раненным парнем в больницу. Там его положили на каталку и увезли лечить. Рана оказалось неопасной для жизни, и через день его опустили.

А я волновался за него, и это у меня как-то раз было, когда пришлось отнять нож у одного молодого, и очень сильного рабочего. Мы с геофизиком едва его одолели и отобрали нож.

Пришлось мне написать рапорт, и поехать в Екатеринбург. Ходить под дамокловым мечом я не собирался, кто-нибудь обязательно расскажет начальникам об этом эпизоде, и пусть этим кто-то буду я. Поезд уходил вечером и прибывал утром. Сразу с поезда я появился перед своим шефом и рассказал ему все. Потом мы пошли к начальнику экспедиции, и я ему отдал свой рапорт. Он спросил, кто устроил пьянку, и повод для нее.

Пришлось объяснить, что у меня был день рождения, и пьянку я организовал сам. Начальник сам был геологом, и с подобными случаями сталкивался не один раз. Он вернул мне рапорт и сказал, чтобы я ехал обратно – заканчивал работу. И я поехал назад. Раненного водителя уже отпустили из больницы, и он чувствовал себя нормально. Я отправил его в Екатеринбург, и продолжил работу. Буровику мы объявили бойкот, и он через два дня уехал, не выдержал психологического давления коллектива. Начальник экспедиции его немедленно уволил, и он с волчьим билетом ушел, навсегда.

Дипломат с камнями

Старый маркшейдер, который занимался в нашей геологоразведочной партии составлением топографических планов на наши месторождения, был занят срочной работой, и начальник решил послать в Ивдель меня.

Прежде всего, надо было получить согласие исполкома на деятельность нашей геологоразведочной партии в этом районе. Это было достаточно трудным делом. Там базировалась одна из экспедиций ПГО Уралгеология, мы были для нее конкурентами, отбирали работу и деньги. Раньше этими делами занимался маркшейдер, он был давно на пенсии, но был очень активный и жизнерадостный старикан, с чувством юмора. Он мог договориться хоть с чертом, в молодости был участником войны, и у него было много орденов и медалей. Кроме того, он очень любил свою профессию и занимался составлением карт практически всю свою жизнь. И вообще был очень мудрый человек.

Такого кадра никто не в силах был заменить. И именно он занимался работой с администрацией районов, в которых нам предстояло работать. Получал разрешения, ездил по исполкомам, в общем, договаривался везде и обо всем.

Большой поисковый отряд, начальником которого меня назначили, работал весь полевой сезон на севере области по заказу крупного заказчика, который хотел открыть карьер по добыче мрамора, или известняка для изготовления облицовочных плит. Мы весь сезон искали такой объект – месторождение мрамора в промышленном развитом районе. Нас было около тридцати человек, буровики, геофизики и горнорабочие. Я был и начальник и геолог. В конце этого сезона мы нашли подходящий мрамор: – он был расположен около автострады Ивдель – Серов и недалеко от города Ивдель.

За лето обследовали большую площадь геофизикой, шурфами и неглубокими скважинами. В большинстве наших скважин был мрамор, но он был весь в трещинах. Нам же был нужен мрамор с хорошей блочностью, практически без трещин. И лишь в самом конце сезона нам улыбнулась удача.

На окраине деревни, в которой жили, были дома артели, которая добывала золото в русле небольшой речки. Стоял шагающий экскаватор, промприборы с резиновыми ковриками и мониторы, которыми размывали речные отложения. За годы добычи золота старатели выкопали этим шагающим экскаватором на речке длинный и глубокий котлован. На одном его борту начинались выходы мраморизованного известняка.

Наш участок заканчивался как раз перед этим котлованом. Там я задал профиль буровых скважин. Как раз там была просека, по которой можно было перемещать буровые станки и подвозить воду. Начали бурить, и сразу пошел керн красного мрамора длиной по метру и больше. Блочность у него была отличная. Это было будущее месторождение.

В конце полевого сезона, когда все успели сделать, рабочие, геологи и геофизики начали постепенно уезжать домой на поезде, я взял рюкзак, геологический молоток и начал бродить с ним по окрестностям. Летом было некогда, а сейчас, перед отъездом, надо было отобрать все разновидности горных пород, которые могли послужить сырьем для камнерезных работ, или облицовки. Я знал, где и какие породы мне надо отобрать для этих целей, так как летом отмечал в своей памяти все места, в которых были красивые декоративные горные породы.

Наколотил целый рюкзак образцов. Среди них был черный мрамор с прожилками кальцита белого цвета, красный мрамор и различные вулканические породы, напоминавшие яшму – зеленого цвета и с разной текстурой. Каждый образец записал в полевую книжку, указал, когда и где он был отобран. Потом этот тяжеленный рюкзак с невероятным трудом дотащил до нашего дома и улегся на кровать, очень довольный своей прощальной прогулкой.

Чтобы там начать разведку месторождения, надо было получить разрешение местного исполкома. Это была главная задача, с которой меня и послал начальник нашей партии.

Мне выписали командировочный лист, выдали немного денег, и я поехал на поезде в Ивдель. Взял с собой все необходимые бумаги, дипломат, в котором были отполированные плитки горных пород.

У нашей партии была на окраине города небольшая камнерезная мастерская, в которой пилили и шлифовали мрамор, другие горные породы для определения их декоративных свойств. Незадолго до поездки я попросил камнерезов распилить на плитки образцы, которые набрал в последние дни работы в поле и отполировать их. Мне казалось, что они мне понадобятся. И оказался прав.

Приехал в Ивдель рано утром и сразу отправился в исполком. Успел как раз к открытию заседания. Мой вопрос рассматривался последним, и я ждал, когда депутаты рассмотрят все свои дела и доберутся до меня.

Когда они добрались, передал им свои документы и коротко объяснил суть дела. Часть депутатов была за, часть против, некоторые еще не определились. Поэтому решения никакого принято не было, и я вышел в коридор, по дороге обдумывая, как мне быть.

Наконец, заседания закончилось, все депутаты разошлись по своим кабинетам. Я дождался, когда председатель исполкома зайдет к себе в кабинет и зашел за ним. Объяснил ему в двух словах, какие возможности они упускают для своего города и района, если не примут столь выгодное предложение – создания сырьевой базы декоративного камня, которое наша партия начнет создавать на основе буровых работ на будущем месторождения мрамора. Он внимательно слушал.

Для закрепления эффекта свой краткой речи я положил на его стол свой дипломат с полированными плитками, открыл его и стал выкладывать полировки перед ним. Ему было на что взглянуть. Среди полировок были очень красивый мрамор разного цвета – черный, черный с прожилками кальцита белого цвета, красный, красно – белый и розовый. Еще было много яшмы всех оттенков зеленого цвета с разным рисунком – от полосчатого до облачного.

Председатель сразу оживился, и стал рассматривать полировки. Я сказал ему, что оставлю все полировки ему, но мне нужно получить его подпись на документе, в котором наша экспедиция просит положительно решить вопрос о бурении выявленного месторождения мрамора буровиками нашей организации. И он без колебаний поставил свою подпись на документе, который ему протянул.

В этот же вечер поезд увозил меня домой. Мне удалось получить разрешение исполкома, которое позволяло нашей экспедиции заниматься бурением. Это давало нашим буровикам и геологам фронт работ, деньги от заказчика и открывало радужные перспективы для геологоразведочных работ в этом районе. Несмотря на присутвие в Ивделе местной геологоразведочной экспедиции. Я был доволен успехом своей миссией. И мое начальство – тоже.

Долгий путь к цели

В школе я учился на тройки, и поступить в желанный Горный институт мне было трудновато, тем более при таком количестве желающих. Их было девять человек на одно место. Но я все равно отдал документы, и стал готовиться к вступительным экзаменам. Отец, правда, предложил мне поступить по блату, у него был какой-то хороший знакомый в институте. Но я сразу отказался.

Первым экзаменом была физика. Я не любил и не понимал эту науку, и, конечно сдал ее на двойку. Но особенно не расстраивался, потому что понимал, что на хорошую оценку мне было трудно рассчитывать, после учебы в школе. Никаких планов у меня не было, я просто отдыхал от всех школьных наук и экзаменов. Тогда на каждой остановке транспорта, и просто на каждом углу, были доски с разными объявлениями. На одном я узнал, что требуются рабочие в геологоразведочную партию. Сходил туда, и устроился на работу. Мне было тогда шестнадцать лет.

Родители были не против, и я с рюкзаком, с письмом из отдела кадров отправился на работу. Сначала надо было лететь самолетом. Мне продали билет, и я в первый раз в жизни поднялся в небо. Самолет был Ли-2, с двумя трескучими моторами. Я весь полет смотрел в окно до самой посадки в Магнитогорске. Потом на автобусе добрался до палаточного лагеря, отдал начальнику письмо, и начались трудовые будни. К нам ходила почта, и один раз я получил от мамы письмо, в котором она рассказала, что не я один завалил физику. Таких абитуриентов оказалось много – почти все. Приемная комиссия решила устроить пересдачу экзамена. Я понял, что пролетел с физикой второй раз, и не стал принимать это близко к сердцу.

Работа оказалась нетрудной. Вместе с молодой девушкой мы разбивали профили для последующей радиометрической сьемки – проходили километров по десять по степи, ставили колышки на профилях и магистралях. В многочисленных березовых перелесках росла дикая, очень вкусная вишня, иногда наш профиль проходил через пасеку, и нас угощали медом. В этих степях всегда было жарко, я сильно загорел. Но к осени стало прохладно, и стали дуть сильные ветра, и пришлось из палаток перебраться в каменный дом.

Первый полевой сезон пролетел очень быстро. Я вернулся в Екатеринбург, зашел к начальнику партии. Он мне объяснил, что был бы рад оставить меня на работе, но трудовой кодекс был против. Мне еще не было даже семнадцать лет. А в эту спецэкспедицию с таким возрастом на постоянную работу не принимали. Пришлось мне уволиться, и искать, куда устроиться на работу.

Мама нашла для меня работу лаборантом в одну из лабораторий НИИ Уралмеханобра. Заодно я еще пошел на подготовительные курсы в горный институт, чтобы не забыть знания, полученные в школе. Прошла зима, весна, и наступило лето. Я снова отдал документы в горный институт и начал сдавать вступительные экзамены. Сейчас я и не помню, как они проходили. Но я все их сдал, к моему удивлению. Но на геологоразведочный факультет мне не хватило полбалла – меня подвел средний балл в аттестате. Он был всего 3,5.

Вступительная комиссия предложила мне пойти на вечерний факультет по специальности «электрификация открытых горных выработок». Я согласился, тем более учиться мне осталось совсем немного – ждала армия. Мама устроила меня на два месяца грузчиком на фабрику мороженого, и я после трудового дня ехал учиться в институт. От этого вечернего факультета в моей памяти остались какие-то отрывки. Спать хотелось страшно, и я большую часть времени спал на лекциях.

Через два месяца меня призвали. В октябре я уже был в учебке. Нас было тридцать человек, и все должны были попасть в одну часть – отдельная рота регулирования и комендантской службы. Среди нас были ребята с Урала, Сибири, Ленинграда и Вологды. И еще человек десять были хохлы.

Уже стояли морозы, и нас будил в шесть утра гимн Советского Союза. Потом была зарядка на улице, бег километра два, а лишь потом завтрак. С этой поры я не могу слушать этот гимн. Он у меня ассоциируется с зарядкой на морозе, и с ранней побудкой. Как-то раз после завтрака начальник взвода притащил двухпудовую гирю и устроил среди нас соревнование. Когда очередь дошла до меня, я толкнул ее больше всех – двадцать два раза, опередив своих сослуживцев как минимум на десять толчков. Меня тут же стали уважать, особенно хохлы, а это были очень рослые и здоровые парни. Некоторые были просто шкафы, как сейчас говорят.

Ну, а потом уже в части, я стал участвовать в первенстве дивизии по гиревому спорту. Секрет моей силы оказался прост. Перед армией я работал на фабрике мороженого. Мороженое я очень любил, и мог съесть за смену целый ящик – сорока стаканчиков мороженого. До такого количества дело никогда не доходило, правда, но нас никто не одергивал, когда мы его ели. Мы – это я и мой школьный приятель Белка. Фамилия и имя у него другие, но все его звали Белкой. Мы с ним таскали мороженое в камеры, где оно охлаждалось, грузили в машины. На обед у нас всегда была трехлитровая банка с растаявшим мороженым и пачка вафель. От физической работы и такой обедов я стал таким здоровым.

Прослужив почти весь срок, я поехал домой, в отпуск на десять суток. За время отпуска выяснилось, что в институте существуют такое подготовительные отделения, в простонародье рабфак, выпускные экзамены после которых приравниваются к вступительным экзаменам в институт. Очень удобно, и была стопроцентная уверенность в том, что попадешь в институт на факультет, и группу, который выбрал.

Я поручил маме отдать мои документы и уехал в часть – дослуживать. В части мне дали направление на рабфак, и отправил его маме.

И вот настал долгожданный дембель. Нас было много с Урала, Сибири. Когда поезд стал подъезжать к родной станции, где я прожил восемнадцать лет, в груди появился комок, а сердце забилось. Это была моя малая родина.

Мы с Павлом, моим сослуживцем, вышли на станции, поднялись в горку, и я очутился дома. Переночевав, мы купили пару бутылок водки и отметили конец армейской службы. Потом достал гитару, и мы устроили концерт, который я записал на пленку. Потом сохранил его на смартфоне и люблю его слушать.

Павла я проводил с автовокзала, посадил его в автобус до Дегтярска, потом зашел в отдел милиции на автовокзале, и там хорошенько выспался. Дело в том, что у нас были погоны внутренних войск, и я был для ментов своим. Ну и в Москве я иногда на службе надевал милицейскую форму – в нашей части у каждого было разная форма, которую мы надевали в каждом подходящем для этого случая. Милиционером я становился, когда ходил по улицам Москвы в патрулях, и охранял дачу министра внутренних дел.

Рабфак пролетел незаметно. Было там три группы, по двадцать- двадцать пять человек, и я там почувствовал в себе желание и способность учиться. В своей группе я лучше знал математику, это потом мне помогло в институте, когда так преуспел в этой науке, что экзамен по высшей математике не сдавал, а получил автоматом.

Нас после выпускных экзаменов зачислили в институт. Я желал попасть на геологоразведочный факультет, на выпускающую кафедру «Поиски и разведка радиоактивных, редких и рассеянных элементов». И попал, наконец, куда мечтал с детства.

На пятом курсе должно было состояться распределение молодых специалистов. Экспедиций, занимающихся поисками урана, в стране было несколько. Мне не нравилось ехать, куда меня пошлют. Я был чересчур самостоятельным человеком, и решил сам найти для себя хорошо оплачиваемую и интересную работу в родном городе. Кроме того, меня на распределении ждала экспедиция, которая работала в Казахстане. Снова оказаться в степи мне не хотелось, я привык к лесу.

Мой приятель, с которым я учился за одной партой все эти годы, уехал по распределению в эту экспедицию. Работал там долго, обзавелся семьей, жильем, но когда начался распад СССР, все ему пришлось бросить, и перебраться в Россию.

Я зашел в главное геологическое управление, нашел там партию, которая была связана с поисками урана. Немолодой и мудрый геолог сказал мне, что они меня возьмут на работу. Но посоветовал проработать по специальности в одной экспедиции, которая тоже была занята поисками урана. В эту экспедицию я и устроился на работу, и проработал в ней почти десять лет. Там были такие замечательные геологи и геофизики, опытный и мудрый начальник, а мой шеф, главный геолог, на досуге еще был настоящим писателем.

Долгожданная пенсия

Ко мне приближался возраст пятьдесят пять лет, когда я мог рассчитывать выйти на пенсию по полевому стажу – для геологов, которые отработали двенадцать с половиной лет в полевых условиях. Годы шли не спеша, но неумолимо, и вот настало время для отдыха перед путешествием в один конец навсегда.

Надо было начинать собирать справки о своем полевом стаже. Я примерно помнил, где и когда работал в поле, и в один вечер решил прикинуть, сколько его у меня имеется. Отвел под эти записи страницу в записной книжке и стал записывать периоды в моей геологической жизни, когда я работал в поле и жил в палатках. Так как я работал в нескольких экспедициях, то иногда путался, но основную часть я вспомнил и записал.

По моим расчетам, у меня получился срок в двенадцать лет, и это меня радовало. Но мои воспоминания могли обмануть, и я стал рассылать письма в организации, где я работал. Их было много – порядка десяти, и я скоро начал получать из них ответы. С одним я зашел в пенсионный фонд, показал одной даме в окошке, и она, посмотрев на справку, сказала, что для подсчета полевого стажа этого письма достаточно.