Реальные события и фантастика. Рассказы

Охота на рябчиков с пневматическим оружием оказалось очень увлекательным занятием. Даже лучше чем ловля хариусов, когда эта рыба вдруг неожиданно и резко хватает муху. Я бы не советовал сердечникам заниматься ловлей этой рыбы. Даже у меня сердце было готово выпрыгнуть из груди, когда она клевала. А ловил еще некрупных рыб – на перекатах небольшой речки недалеко от Екатеринбурга. До более крупных особей так и не добрался. Хариусов длиной с мою руку заметил перед самым отъездом в глубоком омуте. Вода в омуте была чистой и на дне шевелила плавниками целая стая этих рыб. Я оставил их на потом.

Манок оказался примитивным и не очень привлекал рябчиков. Но они откликались издали на свист и, подлетая, или подходя пешком, начинали сомневаться. Ходили кругами метрах в двадцати. Как только попадали мне на мушку, раздавался выстрел. Но заняться этим увлекательным делом мешала работа. Пришлось брать винтовку с собой. Один раз по пути на магнитную аномалию я услышал свист рябчика, и когда с первого раза промахнулся, то чуть не заблудился из-за этого рябчика. Он увел меня далеко от просеки, по которой мы с геофизиком шли на работу и, когда его, наконец, я застрелил, то понял, что не знаю, куда идти обратно. Солнца не было, стоял пасмурный день, и компаса у меня не было. И я начал орать во все горло. Потом услышал далекий окрик и вышел минут через двадцать к Александру, так звали геофизика. Это был для меня урок.

В этом сезоне часто приносил дичь. Она нам заменяла тушенку. Кроме того, это было увлекательное занятие. Было много интересных случаев в ходе такой охоты. Так как выстрела из пневматической винтовки почти н слышно, то рябчик после первого выстрела не улетал. Можно было стрелять по нему, пока не надоест. Один раз выстрелил по рябчику, который сидел в метрах десяти от меня раз десять, пока не выяснил, на сколько делений нужно было опустить прицельную планку. Прицельная планка сбилась, пока я за ним лез через мелкий березняк. В другой раз целая стая рябчиков уселась на нашу палатку ранним утром. А винтовку куда-то засунули, и пока ее нашли под спальными мешками, было уже поздно.

Однажды я ползком крался на свист рябчика, и винтовка была на локте. Так всегда ползал в армии с автоматом. Полз, а тем временем рябчик шел ко мне пешком. Мы увидели друг друга одновременно, и расстояние между нами было метра полтора. Я опешил на секунду от неожиданной встречи, и рябчик улетел.

Через некоторое время все магнитные аномалии были проверены, и нашему отряду пришлось сменить район работ. Надо было переехать на десять километров вниз по течению. Мы сколотили плоты, погрузились на них вместе с вещами и приборами, и поплыли. На новом месте обнаружилась рыба, и я тотчас поймал на спиннинг большую щуку. А дикого зверья тут было еще больше.

Однажды мы не могли заснуть от голоса росомахи, коренного обитателя этого леса. Более страшных и ужасных звуков я не слышал ни в одном фильме ужасов. Она кричала ночи три подряд, стараясь нас прогнать со своей территории, но мы не уходили, и она перестала нас пугать своими ночными криками.

Шли дни, мы находили эпицентры магнитных аномалий, бурили с братом вручную скважины, отбирали керн на пробы, и я еще мыл серые шлихи в многочисленных ручьях на минералы – спутники алмазов. И вот настал день, когда все магнитные аномалии были найдены, со всех были отобраны пробы, и можно было перебираться на свою базу.

Собрали большой плот, поставили на нем палатку, погрузили все наше имущество, и отправились в путь. Нам надо было проплыть по течению несколько дней и выйти у узкоколейки. Я сколотил небольшой плотик, метр на метр, и когда мы отплыли, стал на этом плотике печь лепешки – типа оладий. Напек целое ведро. Но так как оладьи уничтожались сразу, то запаса сделать не удалось. Я плыл на носу плота. Прямо передо мной на сковороде изготовлялись под моим внимательным взором лепешки, справа лежала винтовка, а слева спиннинг. В свободные секунды от изготовления лепешек я кидал в реку блесну, или свистел в манок с винтовкой в руках. Но не удавалось ни поймать рыбу, ни подстрелить рябчика.

На второй день сплава заглянул в карту и выяснил, что река начинает петлять, образуя меандры. Течение становиться медленным, и, если вот здесь выйти, то через метров двести можно опять сесть на плот, но будет часа три на поиски дичи. Я так и сделал. Вылез на намеченной просеке и не спеша побрел через заболоченную пойму с винтовкой на плече и манком в зубах.

Стоял август, было еще тепло. Я шел в полной тишине по этой заросшей багульником и голубикой просеке в полной гармонии с собой и окружающим меня миром. Вдруг немного позади меня раздался страшный шум – трещали мелкие деревья, кустарники, с громким шелестом ломилась трава, и слышался громкий плеск воды. Я остановился, ни жив, ни мертв. В голове была одна мысль, что напоролся на медведя, а из оружия у меня на плече пневматическая винтовка, из которой обычно стреляют в тире, а на поясе лишь один охотничий нож, слишком маленький для медведя.

С этой мыслью я начал поворачивать голову, готовый увидеть медведя, и приготовился к самому страшному.

По болоту слева от меня, метрах в десяти сзади, разбегался перед полетом огромный черный глухарь. Он махал своими крыльями и создавал такой шум, что я буквально впал в ступор. Стоял и смотрел на него, пока он не улетел. Потом стал приходить в себя. Закурил, присел на какую-то корягу и стал успокаиваться. Ни об какой – то охоте я уже не помышлял. Вышел на берег реки и стал ждать родной плот.

Грязный морж

Очередное лето с полевым сезоном закончилось, и мы расположились с геофизиком в небольшом уютном кабинете на втором этаже здания, которое занимала наша экспедиция. Как раз у бухгалтерии и окном, в котором выдавали аванс и зарплату.

Принесли туда с Александром кучу исписанных за лето полевых журналов, занимались обработкой своих данных с утра до вечера и после работы спешили окунуться в городскую жизнь. Только стали привыкать к ней, как шеф, посчитав, что время еще есть для проверки объектов в далекой казахстанской степи, выгнал нас еще на неделю – другую в поле. Мы не стали отказываться, и через день уже ехали на нашем красно-желтом Газ-66 по Челябинской области.

Аномалии, которые надо было нам посмотреть, находились в Казахстане среди бескрайных степей. Чтобы туда добраться, и вернуться обратно, надо было запастись бензином. В степях не было заправок, и мы взяли с собой двухсотлитровую бочку. До конца квартала оставалось несколько дней, и неиспользованных талонов на бензин в нашей экспедиции было много. В моей полевой сумке было этих талонов почти на полтонны. До конца квартала их надо было использовать, поменять их на горючее. Мы ехали и непрерывно заправлялись по дороге, чтобы их использовать.

В одной челябинской деревне у нас была летняя база. Переночевали в деревенском доме, а утром отправились на заправку. В бочку, которая стояла в грузовом отсек автомобиля просунули толстый и длинный шланг, и на заправке залили бензин не только в баки автомашины, но и в эту бочку – это было горючее, на котором мы должны вернулся в Екатеринбург. Возить с собою бочку с бензином было опасным делом, и мы закопали ее в одной березовой роще рядом с нашей деревней.

До южной границы Челябинской области мы проехали на бензине, которое было в баках, и заправились в последний раз в небольшом городе по талонам. Был как раз последний день сентября, и заправщик сначала не хотел принимать талоны. Тогда я вышел из себя, предложил взглянуть на нашу машину, которую надо было обязательно заправить. Он вышел из своей заправки и увидел красно-желтый Газ-66 с надписью на боку «Взрывпункт». Пришлось ему еще объяснить, что нам не следует даже посещать заправки из-за взрывоопасных материалов, с которыми мы работаем.

Ему крайне не понравилась наша машина, и он решил заправить, чтобы избавиться от нее как можно быстрее. Налил нам все баки автомобиля, и у меня, наконец, закончились талоны на бензин. Я вздохнул спокойно, так как на работу и возвращение горючего должно было хватить. Можно было приниматься за работу.

Нас было всего пять человек, и мы ездили на машине по бескрайней казахстанской степи. Останавливались на аномалии, проверяли ее и ехали дальше. Ночевали в пассажирском отсеке машины, где как раз помещалось четыре спальных мешка. Готовили еду на паяльной лампе, как только проголодались, и место для этого не выбирали. Мы были абсолютно автономны. Как-то раз встретили старый военный грузовик Газ-57, и я выпросил у солдат ведро бензина на всякий случай. Наш маленький отряд ездил по совершенно безлюдным степям, вдалеке от дома и лишний бензина нам не мешал, наоборот.

Шел пятый день наших скитаний. На топографических картах синими пятнышками были отмечены многочисленные озера с горько-соленой и соленой водой. Их было много, этих озер, и площадь некоторых из них были достаточно большими. Купаться никому в них нам не хотелось, потому что было уже прохладно и дул резкий степной ветер. Наш молодой рабочий, которому недавно исполнилось восемнадцать лет, решил, наконец, рискнуть и попробовать искупаться в одном из них.

На картах не были указаны глубины этих озер, только было написано, соленое, или горько- соленое. Выбрали по пути большое озеро с горько-соленой водой. Юноша вылез из машины, и под порывами холодного ветра стал раздеваться. Мы стояли рядом, одетые в теплые ватные геологические телогрейки и спортивные шапки около машины, и всем было интересно посмотреть на это осеннее купание.

В одних плавках он двинулся к берегу. До воды было метра четыре, и эти метры ему пришлось преодолевать по колено в грязи. Наконец, он добрался до воды, зачерпнул немного и попробовал на вкус. Потом повернулся к нам, с перекошенным недовольным лицом и сказал, что такой гадости ему никогда пробовать не приходилось. Мы уже стали мерзнуть, и сказали, чтобы он темпе окунулся, и что нам надо ехать дальше. Он стал искать место, чтобы окунуться, но не тут – было. Было мелко, и вода едва покрывала его колени.

Он шел по глади этого озера, все дальше и дальше отдаляясь от берега, но найти достаточно глубокое место ему никак не удавалось. Через метров двести он понял, что нырнуть здесь невозможно, и просто на миг лег в воду на спину, а потом пошел обратно. Вылез из озера и подошел к машине. Он был в грязи по пояс, и чтобы ее смыть, мы стали подавать ему воду из своей алюминиевой тридцатилитровой фляги. Постоянно при этом, ругаясь, он начал смывать грязь, потратив на это почти половину фляги. Наконец, он помылся, оделся и залез в теплый салон. На этом процесс купания благополучно закончился.

Мы нашли последнюю аномалию, отобрали с ее эпицентра пробы, и взяли курс на север – там, в лесу около деревни была закопана бочка с горючим, на котором мы должны доехать до Екатеринбурга.

Все шло замечательно и по плану. Бочка была на месте. Мы ее откопали, закатили по доскам в грузовой отсек, открыли, и залили бензин в почти пустые баки машины. А вечером уже подъезжали к своему городу.

Фотоаппарата ни у кого из нас не было, и мы смогли только нашими честными словами подтвердить факт экстремального осеннего плавания в грязи мелкого соленого казахстанского озера.

Дипломат с камнями

Старый маркшейдер, который занимался в нашей геологоразведочной партии составлением топографических планов на наши месторождения, был занят срочной работой, и начальник решил послать в Ивдель меня.

Прежде всего, надо было получить согласие исполкома на деятельность нашей геологоразведочной партии в этом районе. Это было достаточно трудным делом. Там базировалась одна из экспедиций ПГО Уралгеология, мы были для нее конкурентами, отбирали работу и деньги. Раньше этими делами занимался маркшейдер, он был давно на пенсии, но был очень активный и жизнерадостный старикан, с чувством юмора. Он мог договориться хоть с чертом, в молодости был участником войны, и у него было много орденов и медалей. Кроме того, он очень любил свою профессию и занимался составлением карт практически всю свою жизнь; вообще был очень умным и мудрым человеком.

Такого сотрудника никто не в силах был заменить, именно он занимался работой с администрацией районов, в которых нам предстояло работать. Получал разрешения, ездил по исполкомам, в общем, договаривался везде и обо всем.

Большой поисковый отряд, начальником которого меня назначили, работал весь полевой сезон на севере области по заказу крупного заказчика, который хотел открыть карьер по добыче мрамора, или известняка для изготовления облицовочных плит. Мы весь сезон искали такой объект – месторождение мрамора в промышленном развитом районе. Нас было около тридцати человек, буровики, геофизики и горнорабочие. Я был и начальник и геолог. В конце этого сезона мы нашли подходящий мрамор: – он был расположен около автострады Ивдель – Серов и недалеко от города Ивдель.

За лето обследовали большую площадь геофизикой, шурфами и неглубокими скважинами. В большинстве наших скважин был мрамор, но он был весь в трещинах. Нам же был нужен мрамор с хорошей блочностью, практически без трещин. И лишь в самом конце сезона нам улыбнулась удача.

На окраине деревни, в которой жили, были дома артели, которая добывала золото в русле небольшой речки. Стоял шагающий экскаватор, промприборы с резиновыми ковриками и мониторы, которыми размывали речные отложения. За годы добычи золота старатели выкопали этим шагающим экскаватором на речке длинный и глубокий котлован. На одном его борту начинались выходы мраморизованного известняка.

Наш участок заканчивался как раз перед этим котлованом. Там я задал профиль буровых скважин. Как раз там была просека, по которой можно было перемещать буровые станки и подвозить воду. Начали бурить, и сразу пошел керн красного мрамора длиной по метру и больше. Блочность у него была отличная. Это было будущее месторождение.

В конце полевого сезона, когда все успели сделать, рабочие, геологи и геофизики начали постепенно уезжать домой на поезде, я взял рюкзак, геологический молоток и начал бродить с ним по окрестностям. Летом было некогда, а сейчас, перед отъездом, надо было отобрать все разновидности горных пород, которые могли послужить сырьем для камнерезных работ, или облицовки. Я знал, где и какие породы мне надо отобрать для этих целей, так как летом отмечал в своей памяти все места, в которых были красивые декоративные горные породы.

Наколотил целый рюкзак образцов. Среди них был черный мрамор с прожилками кальцита белого цвета, красный мрамор и различные вулканические породы, напоминавшие яшму – зеленого цвета и с разной текстурой. Каждый образец записал в полевую книжку, указал, когда и где он был отобран. Потом этот тяжеленный рюкзак с невероятным трудом дотащил до нашего дома и улегся на кровать, очень довольный своей прощальной прогулкой.

Чтобы там начать разведку месторождения, надо было получить разрешение местного исполкома. Это была главная задача, с которой меня и послал начальник нашей партии.

Мне выписали командировочный лист, выдали немного денег, и я поехал на поезде в Ивдель. Взял с собой все необходимые бумаги, дипломат, в котором были отполированные плитки горных пород.

У нашей партии была на окраине города небольшая камнерезная мастерская, в которой пилили и шлифовали мрамор, другие горные породы для определения их декоративных свойств. Незадолго до поездки я попросил камнерезов распилить на плитки образцы, которые набрал в последние дни работы в поле и отполировать их. Мне казалось, что они мне понадобятся. И оказался прав.

Приехал в Ивдель рано утром и сразу отправился в исполком. Успел как раз к открытию заседания. Мой вопрос рассматривался последним, и я ждал, когда депутаты рассмотрят все свои дела и доберутся до меня.

Когда они добрались, передал им свои документы и коротко объяснил суть дела. Часть депутатов была за, часть против, некоторые еще не определились. Поэтому решения никакого принято не было, и я вышел в коридор, по дороге обдумывая, как мне быть.

Наконец, заседания закончилось, все депутаты разошлись по своим кабинетам. Я дождался, когда председатель исполкома зайдет к себе в кабинет и зашел за ним. Объяснил ему в двух словах, какие возможности они упускают для своего города и района, если не примут столь выгодное предложение – создания сырьевой базы декоративного камня, которое наша партия начнет создавать на основе буровых работ на будущем месторождения мрамора. Он внимательно слушал.

Для закрепления эффекта свой краткой речи я положил на его стол свой дипломат с полированными плитками, открыл его и стал выкладывать полировки перед ним. Ему было на что взглянуть. Среди полировок были очень красивый мрамор разного цвета – черный, черный с прожилками кальцита белого цвета, красный, красно – белый и розовый. Еще было много яшмы всех оттенков зеленого цвета с разным рисунком – от полосчатого до облачного.

Председатель сразу оживился, и стал рассматривать полировки. Я сказал ему, что оставлю все полировки ему, но мне нужно получить его подпись на документе, в котором наша экспедиция просит положительно решить вопрос о бурении выявленного месторождения мрамора буровиками нашей организации. И он без колебаний поставил свою подпись на документе, который ему протянул.

В этот же вечер поезд увозил меня домой. Мне удалось получить разрешение исполкома, которое позволяло нашей экспедиции заниматься бурением. Это давало нашим буровикам и геологам фронт работ, деньги от заказчика и открывало радужные перспективы для геологоразведочных работ в этом районе. Несмотря на присутвие в Ивделе местной геологоразведочной экспедиции. Я был доволен успехом своей миссией. И мое начальство – тоже.

Дятел

Пришла на уральскую землю холодная пора. Начиная с поздней осени пернатым помощникам приходится все труднее добывать в огороде червяков и букашек. И я начинаю подкармливать воробьев, синиц, выражая, таким образом, признательность за то, что все лето они боролись в огороде с вредителями. Когда выяснилось, что исчезли червяки в яблоках, то я объявил воробьям и синицам благодарность и увеличил в три раза количество кормушек – была всего одна, а стало три.

Начиная с утра, весь пернатый народ слетается ко мне в огород на завтрак, обед и ужин. Так как встаю поздно, то птичий корм засыпаю в кормушки вечером. Это в основном мелкая крупа и хлеб. Нечастым гостям снегирям и дроздам я посадил рябину и несколько лесных яблонь с мелкими яблоками. Яблочки они уже съели, а рябину еще нет – берегут ее для января и февраля. Нахальные сороки уже с удовольствием съели оставшиеся яблоки, до которых я не мог дотянуться, когда осенью собирал урожай на молодой яблоне.

Для синиц я вешаю сало, которое они очень любят. Его срезаю вместе со свиной шкурой с грудинки. Мне такие куски свиной шкуры не съесть, а синицы с удовольствием лакомятся. И долбят своими носами по окну на кухне, когда сало на этой шкуре исчезает. Сороки тоже любят сало, и срывали его с яблонь, когда я его туда вешал. Мне это показалось несправедливым, и я стал привязывать сало стальной проволокой к веткам деревьев. Но так как они продолжали, есть сало на проволоке вместо синиц, которым оно было предназначено и которым ничего не оставалось, то пришлось привязывать сало проволокой на газовую трубу. Есть сало сорокам стало неудобно – я наблюдал из окна, как пыталась одна крупная сорока сесть на трубу рядом с куском сала, но у нее никак это не получалось. Она была слишком толстая. Тогда сороки стали есть это сало в полете – порхали над салом, и кусали его прямо в полете.