Клуб самоубийц

– Думаю, что это – лишнее и что вы сами понимаете, что разговоры с членами клуба для вас строжайше запрещены. Да, и не пытайтесь разговорить горничную – она немая от рождения. Но замечательно слышит и все понимает. Я это говорю потому, чтобы предварить ваш вопрос, когда вы будете смотреть документы о специальном оборудовании, установленном в клубе. Да, особенность нашей деятельности такова, что мы ни на минуту не можем оставить без внимания наших пациентов. Даже здесь.

«Старый сказочник, ты мог бы этого и не говорить. – Пе?трович еще в первой галерее обратил внимание на видеокамеры под потолком. – Что они, репродукции охраняют?» И следующий вопрос выскочил сам собой:

– Скажите, а в вашем кабинете Пикассо, это…

– Да, это оригинал. Недавний подарок председателя. Клубу.

– А почему – Пикассо?

– Вам не доводилось смотреть экранизацию Стивенсона, сделанную русскими? Нет? Мерзкая вещь. Но многие члены нашего клуба ее смотрели. А там председатель клуба самоубийц изображен демоном, да еще при помощи жалкой пародии на Пикассо. Председатель был очень этим задет. Я тогда получил от него такое пространное письмо: да, он пишет мне письма – без адреса. Председатель вообще не любит суеты. У него есть здесь, в городе, доверенное лицо, кто – я не знаю, но которое периодически опускает конверты без надписей в почтовый ящик. И вслед за этим письмом я получаю уведомление от центральной почты о ценной бандероли на мое имя. Привожу ее сюда, открываю, а там – Пикассо. Поэтому, когда теперь новоприбывший появляется в моем кабинете для подписания договора, на реплику «а каков на самом деле из себя Клетчатый? (так авторы фильма вульгарно обозвали тамошнего председателя) я отвечаю вопросом на вопрос: «А каков, по-вашему, настоящий Пикассо?» – и показываю на картину.

– А бандероль, она пришла откуда?

– Зачем вам это знать?

– Ценная вещь. Если это подарок клубу, то он должен быть и в описи, и в балансе.

– А зачем департаменту финансов знать о Пикассо? – рука секретаря плотно сжала локоть Пе?тровича.

Это рукопожатие, по сути, и было прощальным. Высокие договаривающиеся стороны прошли длинным коридором, где на пороге, пожелав друг другу удачного завершения дня, расстались до понедельника.

Тренировка

Ночь он провел очень беспокойно. Пе?трович вернулся домой только под утро. Попытался заснуть, но пиковые тузы, короли, дамы и валеты кружились в голове невообразимыми раскладами. Несколько раз он вставал покурить, включал телевизор, брался за книгу, вроде засыпал, но опять просыпался. Прошедший день не выходил из головы. Вернувшись в бюро, он первым делом вызвал Любляну, дал ей чек (та от радости захлопала в ладоши: «Контракт, да? Я же говорила, что книга – к успеху»), попросил отнести чек в банк, получить по нему треть суммы наличными, а остальное положить на счет. Оставшись один, он взялся было за томик Стивенсона, который так и лежал на столе, но тут же пошел и поставил его на место. Какая-то чушь. До конца дня оставалось еще несколько часов, но Пе?трович повернулся к стойке бара, достал бутылку коньяка, бокал и вернулся к столу. Сделав глоток, он вдруг подумал, что не так все плохо. Есть еще целых два дня на подготовку. Первым делом завтра утром к тете – отдать долг. Он поднял трубку, набрал номер, дождался тетушкиного мелодичного «алло-о?» и порадовал ее сообщением об утреннем визите. Вернусь от тети – нарисую дома «дерево решений». В воскресение приду сюда и раскидаю по «дереву» все материалы о филиалах международных фондов и некоммерческих организаций. А сегодня – что? Может, все-таки – Любляна? Только сейчас он вспомнил, что, войдя в приемную, секретарша тут же встала из-за стола, он автоматически отметил ее ту самую мини-юбку. Если я угадал ее настроение, то, когда она вернется из банка, зайдет к нему в длинном пальто. Мои реквизиты, как, надув губки, она называла этот наряд, обычно предшествующий вечеру вдвоем. Нет, надо, чтобы голова отвлеклась, серьезно отвлеклась, на что-то другое. А то мне и на ее бедрах (он сделал глоток: автор «Острова сокровищ», это – за тебя) будет видеться пиковый туз. Туз! Сегодня же пятница! Вот что мы сделаем. Пойдем в карточный клуб и сыграем «по маленькой» несколько партий в белот[10 - Белот – карточная игра в 32 карты.].

Дверь отворилась без стука, и Любляна, распахнув длинное пальто и постукивая каблуками высоких, блестящими голенищами обтягивающих ноги сапог, подошла к столу и села в кресло напротив. Она достала из сумочки конверт, пачку сигарет, зажигалку и, протянув конверт своему начальнику, закурила. Пе?трович взял конверт, достал деньги, отсчитал несколько купюр, вложил их обратно в конверт, засунул его в левый внутренний карман, застегнул тот на пуговицу, затем открыл сейф в правой тумбе стола и положил туда остаток суммы. Теперь – неприятное объяснение.

– Послушай, милая, мне сегодня надо кое-чем заняться.

– В пятницу вечером? – одна бровь взлетела вверх.

– Да, в пятницу вечером. С понедельника я буду появляться здесь только к концу дня. И так в течение целого месяца. Предстоит много работы, так что сегодня надо кое-что подготовить. – И, глядя на надутые губы, он решил немного подсластить пилюлю и задать вопрос, который ей наверняка поднимет настроение, потому что он заранее знал ответ: – Послушай, а как у тебя выходит – так двигать бровями?

– Получается? Ты – заметил? Это – от уроков актерского мастерства.

Каждый вторник, второе занятие приходилось на утро субботы, Любляна уходила пораньше – брать уроки в театральной студии.

– Какой ты у меня все-таки душечка! – Любляна обежала стол, сесть на колени в его кресле у нее не получалось, всегда мешали высокие подлокотники, поэтому она слегка откатила кресло, забралась на стол, раздвинула ноги, открыв тонкую, интимную, но (все-таки ей не откажешь во вкусе) совершенную непрозрачность колготок, положила ноги на эти самые подлокотники, подкатила ногами кресло к столу, наклонилась и поцеловала его.

Поцелуй получился долгим, девушка не могла отказать себе в театральности, а Пе?трович – не хотел лишать ее этого мимолетного удовольствия в благодарность за столь короткое объяснение.

Наконец пара разомкнула объятия, Любляна таким же непринужденным жестом – ногами – откатила кресло и встала со стола, демонстративно оправляя (что ты делаешь, там даже нечего оправлять) свою мини.

– Тогда я позвоню Милене и приглашу ее на ужин. Я же теперь могу себе позволить пригласить? Это – была предоплата? За срочную работу?

– Можешь. Думаю, что ты можешь себе позволить еще что-нибудь. Это был аванс за ответственную работу.

– Ого! Так я что, могу даже пройтись по магазинам?

– Можешь, но, – Пе?трович встал с кресла и легко коснулся губами ее щеки, – в пределах сметы.

Секретарша рассмеялась и чмокнула его.

– Тогда я – побежала?

– Беги, беги, – и, когда секретарша повернулась, чтобы выйти из-за стола, Пе?трович ласково шлепнул ее.

Любляна почти добежала до двери, как вдруг повернулась:

– Милый, если надумаешь – звони, – и послала ему воздушный поцелуй.

Он был членом двух карточных клубов, одного – элитного, а другого – много проще, располагавшегося в районе центрального вокзала. В элитный клуб идти не захотелось, там не отвлечешься, все время надо думать о том, какое впечатление ты производишь на потенциальных клиентов. А в игорном заведении все было гораздо свободнее. Оно располагалось в подвале старинного дома еще той эпохи, когда вокзал строился совсем без расчета на будущий центр города, а на его прежнюю торговую окраину, поэтому клуб, несмотря на крикливую неоновую вывеску «Трумпф», с незапамятных времен носил прозвище «таможни»[11 - Trumpf (нем.) – козырь.]. Разношерстная публика, играли в основном по маленькой, большие игры устраивались в частных домах. Но вчерашний вечер запомнится надолго. Терцы шли один за другим[12 - Терц – в белоте и деберце выгодная комбинация из трех подряд карт одной масти.]. «Маленькая» довольно быстро увеличивалась – партнеры хотели отыграться, предлагали повысить ставки, и Пе?трович не возражал – терцы шли и шли. Но отвлечься все равно не получалось: «Клуб самоубийц» не выходил из головы. Пе?трович загадал, выпадет ли ему тузовый терц в пиках или нет, но за весь вечер не то что в терце, даже «голый» пиковый туз ни разу не лег в его руку. Зато с каким необъяснимым, почти садистским наслаждением он бил козырем зловещую карту, когда пики обходили его стороной. К нему вдруг вернулся утренний азарт, тело вновь обрело упругость, да, еще посмотрим кто кого.

Уходя, конверт можно было оставить в бюро: отдать тете долг хватит и с выигрыша, в гардеробе, надевая пальто и неудачно повернувшись, чтобы поймать рукав, он столкнулся с незнакомцем – длинный кожаный плащ и черная, надвинутая на лоб фетровая шляпа. Пе?трович пробормотал извинение и хотел было спрятать от смущения глаза, как они вдруг остановились на незнакомце. Показалось, что его шляпа медленно поднимается вверх над широко раскрытыми глазами. Но это продолжалось меньше мгновения. Незнакомец улыбкой принял извинения, обошел Пе?тровича и стал снимать у стойки гардероба плащ.

Азарт продолжал будоражить, удачливый игрок тоже подошел к стойке и взял трубку телефона. Слушая длинный гудки (неужели ужин с Миленой так затянулся, а они, наверное, в кино), край глаз отметил высокую, в малиновом вельвете спину, черные длинные волосы, оглаживаемые тонкими (бриллиант на безымянном пальце) руками (где-то я видел эти руки), и тут же – сонное «аль-о-о».

Засада

Тетушкин чай с бергамотом пришелся очень кстати. Пе?трович уютно устроился в глубоком кресле, потягивал жгучий напиток и заедал его пирожками. Тетушка готовилась к его визиту.

– Я знаю, что ты пришел не за деньгами. – Она отхлебнула чай из блюдца и надкусила кусок сахара, лежавший рядом (навечная привычка войны). – Не в твоих правилах просить, не отдав прежнее. Поэтому я очень, очень рада твоему сегодняшнему приходу. Лакомься. Но… Уже почти время обеда. Может, останешься? У меня рыбные тефтели. С овсяными хлопьями. Под томатным соусом. С капелькой лимона и красного вина.

Пе?трович смаковал тетушкин домашний уют. Конечно, он останется на рыбные тефтели. Холостяцкий быт последних лет был неприхотлив, очень рационален, весьма комфортен, но ему не хватало теплоты женских рук. А здесь… Пе?трович выдерживал паузу перед приятным для тетушки известием. Она никогда не работала, ее более чем обеспечивал муж, известный архитектор, она и сейчас жила на проценты с его сбережений, но всегда чем-то занималась. До войны – благотворительной деятельностью в театральных кругах, поддержкой забытых и начинающих актеров, (ей на это удавалось собирать с бомонда приличные суммы), во время войны – Красный Крест. А последние годы, после смерти мужа, она переключилась на тему защиты животных, также собирала деньги на приюты, теперь для бездомных кошек и собак, выводила студентов на пикеты к городскому зоопарку и вела еженедельную колонку в дамском журнале. Она категорически не хотела переезжать за город – ей с избытком хватало роз под окнами – и продолжала жить в еще довоенном, окруженном с трех сторон садиком, изящном домике, поставленном по проекту ее мужа в самом центре богемного квартала.

– Ну, так – что? Тефтели?

Пе?трович, дожевывая очередной пирожок, утвердительно заурчал. Тетушка допила свой чай, собрала приборы и вышла на кухню. Там послышалось стуканье сковороды. «Это не сковорода, а сотейник, сколько раз я тебе об этом говорила!» – тетушка постоянно корила его за приверженность к скорым готовым блюдам и настойчиво, но пока безуспешно агитировала его: «У тебя наверняка получится!» – научиться готовить. Потом что-то звякнуло, и тетушка появилась в гостиной, держа в одной руке два резных стакана, а в другой – такой же резной лафитник. Какой обед без ее кюммеля[13 - Кюммель – ликер на основе тмина.].

Нет, он усмехнулся про себя: «От вас никуда не убежишь». Он вспомнил, как мальчишкой обрадовался, найдя на страницах «Прощай, оружие» это с детства знакомое слово. Но моя тетушка – не мисс Ван-Кампен, а я – не Фредерик Генри. Так что, Старик, спи спокойно.

– Тефтели разогреваются, на салат у нас редиска, сейчас принесу, и мы будем готовиться к горячему, – она поставила стаканы с лафитником на стол и опять вышла на кухню. Пе?трович подождал, пока она не вернулась с двумя блюдцами редиски, украшенными веточками сельдерея, взял лафитник и аккуратно наполнил по треть рюмки.

– Давай, дорогая, за твое здоровье, – он чуть взболтал напиток, кругом вдохнул его аромат, сделал большой глоток, улыбнулся и потянулся к редиске. Тетушка чуть пригубила и взяла веточку сельдерея.

Пе?трович закинул голову. Тетушкин кюммель был не совсем обычным. Он встречал традиционным запахом тмина и вкусом аниса, сдобренного лимоном. Но когда напиток проходил, рот начинал наполняться густым и ярким ароматом меда. Подняв голову, можно было удержать этот аромат несколько минут. Добавлять мед в настойку ее научил пленный русский, который работал у соседей во время войны, немного помогавший с распилкой дров и им с мужем. А когда мед во рту начинал таять, его покрывал настоящий, садовый, свежий вкус редиса или сельдерея. Пе?трович опустил голову и крякнул от удовольствия. Тетушка улыбнулась, встала, подошла к буфету, достала фарфоровую пепельницу в форме профиля слона и позволительно кивнула головой: теперь ты можешь покурить.

Пе?трович благодарно кивнул головой и пододвинул к себе пепельницу. Та была привезена из Северной Африки, из самой Касабланки, в самом начале войны. Пепельница специально предназначалась для трубок, которые можно было раскладывать в хоботе, голове и чреве слона. Тетушка ни в какую не соглашалась (это же «Касабланка», Хэмфри Богарт и Ингрид Бергман) отдать ее племяннику – раз нравится, значит, чаще будешь приходить. Пе?трович набил выходной «данхилл», закурил, затянулся, выдержал паузу – и полез в карман за конвертом[14 - Dunhill – торговая марка английского производителя сигарет, табака и трубок.].

Тетушка бережно приняла конверт двумя руками (все понятно, о чем идет речь: время рождественских подарков давно прошло), положила, не открывая, на стол и опять улыбнулась:

– Заказ, да?

– Да.

– В тебе можно быть уверенным, как в английской железной дороге.

После войны они с мужем ездили в Англию, он – по своим профессиональным интересам, она – за компанию, откуда они оба привезли (наша пунктуальность общеизвестна, но их дотошность и точность просто неподражаемы) восхищение не только замками и мостами.