Вечный Путь

– Я пришла сюда не для того, чтобы выслушивать оскорбления. Ты подпишешь мое заявление или нет? Если откажешься, я все равно уйду!

– И через пару недель твой труп сожгут в тюремном крематории. Мы обе читали закон о дезертирстве. Этот закон специально написан для таких как ты.

Да, Линн сама виновата в своих бедах. Она и Судьба. Они поровну разделили ответственность. Идеальное партнерское соглашение. Я виновата – ты виновата, так пожмем друг другу руки… так твою мать! Почему бы нам не катать эти шары вместе?

Линн опустила руку на живот. Он, конечно же, был горячим. И влажная щелка у нее в паху была до безобразия увеличена.

«Так в чем причина, капитан Эрвинс?»

– Эти голозадые дикари спустились со стены каньона на веревках и сцапали вас до того, как «свежаки» успели навалить в штаны.

Полковник Эльза Доэл, командующая центром специальных операций СКСГ, как будто нарочно испытывала ее терпение. В присутствии этой крупной чернокожей женщины с лицом гувернантки и замашками инквизитора Линн всегда чувствовала себя неуверенно, как будто сидела на бочке с пироксилином.

– Ты знаешь, все было совсем не так! – возражала она, – Сара Флоренс прострелила одному из них ногу, а я ударила другого по… тому месту. Он катался по траве и вопил так громко… так, словно я ему кое-что отрезала!

– Хочешь сказать, что вмазала ему по яйцам, Эрвинс? – в словах полковника не было ни капли сочувствия. Только отвращение к чужой слабости. – Давай называть вещи своими именами. Ах, эти милые словечки из ушедшей эпохи! Блюстителям морали так и не удалось очистить от них нашу речь. Запрещённой лексикой пользуются до сих пор, но лишь немногие знают, что она означала когда-то в прошлом. Но мы-то с тобой точно знаем. У нас обеих нулевой допуск, разве нет?

Эльза брезгливо сморщила толстогубый рот.

– Флоренс случайно дёрнула спуск табельной «сорокапятки», когда эти ходячие обезьяны перестали изображать дружелюбие. А ты до смерти боялась, что они дотронутся до тебя, и в истерике начала махать ногами. Остальные послушно сложили оружие и задрали лапки вверх. Именно так все и было на самом деле. Таймер в обзорной камере рекера не умеет врать. Это случилось быстрее, чем твое дерьмо успевает уплыть вниз из унитаза. И ты имеешь наглость утверждать, что оказала достойное сопротивление? Даже сопливые монашки на вашем месте справились бы лучше.

Линн едва удержалась от того, чтобы прыгнуть на Эльзу Доэл и выскрести ногтями ее глазные яблоки. Несмотря на леденящее дыхание сплит-системы, ее лицо пылало, а веки стали тяжелыми от слез.

«Отсюда все выглядит таким уродливым, таким отвратительным, а как прекрасно это было там!»

Полковник сбавила обороты и заговорила спокойно, по-деловому:

– Они продержали тебя там четырнадцать месяцев, и тебе у них понравилось. Остальных они отпустили через неделю. Только не надо ля-ля! Ты больше года не давала о себе знать, потому что собиралась остаться там насовсем. Тебе было насрать на то, что они нарушили договор, снюхались с еретичками из Телигии и надумали торговать своим липким сокровищем в обе стороны. Сколько ништяков они получили только за то, что время от времени гоняли лысого? Ножи, скобяные изделия, лекарства, композитные луки из углеродного волокна. Со временем они перестали считать вас богинями, приносящими волшебные дары, и начали воспринимать как банальный источник выгоды. А потом вы сами стали товаром. Удивительно как эти варвары быстро учатся. Но ты пришлась у них ко двору. Они угощали тебя свежими фруктами, читали проповеди о единении с природой и выпускали погулять в окрестностях деревни. А чтобы ты ненароком не заблудилась, отправляли с тобой этого длинного хлыща.

– Да, со мной всегда ходил Жар. – Линн знала, что должна молчать как утопленница, что сейчас любая необдуманная фраза равносильна смертному приговору. Но она больше не могла удерживать это внутри.

«Сначала будет немного больно», – предупредил ее Жар, – «Но потом станет так хорошо, что ты позабудешь обо всем на свете…»

– И однажды он прикоснулся к тебе.

Эльза словно прочла ее мысли.

– Ну… он не просто прикоснулся. Он…

– Довольно! – Полковник шлепнула тяжелой ладонью по столу. – Твоя болезнь, Эрвинс, характеризуется словами, которые ни одна порядочная женщина не должна произносить вслух, если хочет сохранить чистоту и ясность мысли. Впрочем, это не так уж и важно, если учесть, чего мы все лишились.

Линн отказывалась верить собственным ушам. Может ей померещилось? Эльза продолжила вещать, как ни в чем не бывало:

– Ты ведь уже не можешь без этого жить. Это как амфетаминовая ломка, я права? Большой лысый удав у тебя на шее, который время от времени хочет жрать. Ты принесла мне бумажку на подпись? Замечательно! Просто святая наивность! С тем же успехом я могла бы оформить тебе путевку в Дом Отчуждения. Подумай, что будут означать в твоем нынешнем состоянии четыре недели полного уединения.

Дом Отчуждения, приют для умалишённых. В последние годы такие места всегда переполнены. Вообще-то Линн не думала ни о чем подобном. Зато она постоянно ловила на себе косые взгляды знакомых и сослуживцев. И, когда она начинала говорить, всем вокруг становилось не по себе. Ее неразумное женское естество дымилось жаром греха, опаляя всякого, кто находился рядом.

– А теперь просто сиди и слушай, – Эльза разместила широкие ягодицы на краю стола, сцепила между собой пальцы, наклонилась вперед, опершись ладонями о колено. – Ты просишь отправить тебя в отпуск. В отпуск, твою мать! Если бы я вовремя не нажала на нужные кнопки, ты бы уже проводила свой самый длинный в жизни отпуск. В тюремной камере, в ожидании аутодафе.

– Что?

– Не перебивай меня, цыплячий помет!

Линн стиснула зубы. Страх и возмущение раздирали ее изнутри как два пса, дерущиеся из-за кости.

«Тюрьма Падших! Она говорит о Тюрьме Падших! И, эта жирная черная сука, только что обозвала меня куриным говном!»

Эльза повесила на нос очки, взяла со стола записную книжку в красном виниловом переплете, перевернула несколько страниц, пробежала глазами по строкам.

– Я напомню некоторые из твоих лучших перлов: «жизнь в отрыве от природных законов нарушает естественное равновесие и ведет к упадку». А вот еще: «Сумма двух величин дает полноту и гармонию. Каждая половинка в отдельности не значит ничего». Помнишь, когда ты это сказала? Нет? Хорошо, что у меня все записано. Девять дней назад, в офицерском клубе, за ленчем. Присутствовали Шарлотта Гарфилд, Анастасия Трост, Патриция Оуэнс и еще кое-кто из младших офицеров. А вот это самое вкусное, здесь ты превзошла саму себя: «мы боимся наших естественных желаний, потому что признать их безусловное влияние, означает потерю нравственных устоев». Так-так… «Эти устои не более чем гнилой мешок, в котором мы прячем себя от остального мира. Нам кажется, что без него мы задохнемся, но воздух снаружи гораздо чище!» Впечатляюще, Эрвинс! Впечатляюще глупо с твоей стороны говорить такие вещи в компании с шестью задастыми сучками, у которых яблочный пудинг вместо мозгов.

– Как… как ты узнала, что я… – Линн замолчала на полуслове. Оправдываться и задавать вопросы не имело смысла – все равно что запирать двери стойла, когда лошадь уже выбежала.

– Очень просто. – Эльза потрясла перед ней блокнотом. – Твои подружки прибежали ко мне раньше, чем успел остыть кофе, поданный на обед. Я убедила их не подавать письменный рапорт. Сказала, что разберусь сама. Только поэтому твоим делом еще не занялась коллегия Священного Трибунала. – Она разглядывала Линн поверх очков как блоху под микроскопом, – Но не обольщайся, Эрвинс. Твоя судьба все еще висит на нитке. Я могу передумать в любой момент.

Линн обвела кабинет затравленным взглядом. Никелированная центрифуга на столе Эльзы вращалась как детский волчок. Световое панно на торцевой стене изображало Великую Мать с безупречным лицом ангела и огромным животом, заключающем в себе еще не рожденную Вселенную. Ее чело сияло как Пальмира в зените. Бесполые меньшие боги держались за ее подол – испуганные цыплята у ног наседки.

Цыплячий помет… Паршивая аллегория.

– Ты намерена меня посадить?

Полковник швырнула блокнот на стол позади себя.

– С такой железобетонной доказательной базой можно надолго посадить тебя под замок или даже поставить перед расстрельной командой. Ты наговорила чепухи на дюжину смертных приговоров. Слухи о тебе расползлись по всей Леоре. Это преступление против морали, худшее из всех. Но я не стану ничего делать.

– Почему?

– Потому, что ты права, черт возьми!

Эльза выпрямилась, убрала очки в футляр, потерла двумя пальцами переносицу.

– Я подпишу твое заявление. Ты ходишь по краю безумия, и скорее всего оступишься рано или поздно. В любом случае, сюда, в центр специальных операций, ты уже не вернешься. В службе контроля за состоянием генофонда служат только лучшие из лучших. Ты упустила свой шанс. Думаю, это более чем понятно.

– Ага. Более чем. – Изнутри ее продолжал терзать страх, но внешне Линн оставалась спокойной. Одни боги знают, каких усилий ей это стоило.

– Мы больше не можем закрывать глаза на правду, – заявила она. – Если ты признала мою правоту, то должна признать и то, что это… нездорово. Весь мир разделен на две части, и только мы изо всех сил боремся за право быть несчастными. Но так больше продолжаться не может!

– Почему нет? Наши предки жили так на протяжении трех веков.

– Ты знаешь, что времени почти не осталось. У нас обеих нулевой допуск, разве нет? Шестьдесят лет назад статистика регистрировала всего три процента тяжелых врожденных патологий, а теперь эта цифра выросла втрое. Положение усугубляется год от года. Во имя спасения души мы разогнали институт репродукции, отказались от прямого зачатия и ликвидировали всех тафу в профилакториях генного центра. День Очищения – так это принято называть. Хрень собачья! Я бы сказала: День Мясника. Неудивительно, что три миллиона недовольных сбежали за Узкий канал и теперь забрасывают нас ракетами. Черта стала единственным источником жизни. Загвоздка в том, что термоконтейнеры снижают качество исходного материала. Церковь воспевает ЭКО как панацею от греха, но Очищение сделало нас слабее. Когда-то Великий Излом стал началом. Сегодня мы несемся к концу со скоростью пули.

Линн прервалась на миг, чтобы успокоить дыхание, потом закончила:

– Если какая-нибудь дура уляжется посреди скоростного шоссе, наплевав на то, что к ней приближается груженый самосвал с заклинившими тормозами, будет ли это означать, что самосвал чудесным образом остановится?

Эльза нахмурилась, снова провела пальцем по переносице. В ее глазах впервые промелькнуло нечто похожее на сочувствие.

– В твою дурную голову не приходило, что у наших предков не было выбора, что они по доброй воле легли под колеса?